При дворе стали говорить о Викторе Павловиче, как о человеке, которого ожидает в будущем блестящая карьера.
Зинаида Владимировна имела несколько раз о нем совещание с матерью и результатом этих совещаний было решение, что с Олениным надо снова повести любовную игру и иметь его ввиду, про запас, на всякий случай, за неимением лучшего.
— Он молод, красив, богат, на видной службе, государь, ты говоришь, его любит, а ведь от его величества зависят титулы, захочет и завтра Оленин будет бароном или графом, ведь сделал же он бароном Аракчеева… — говорила мать.
— Да, конечно, — согласилась дочка, — и кроме того, там совсем не то, что мы думали, не из кого выбирать…
— То-то и оно-то… — уронила Ираида Ивановна, любившая у себя дома выражаться довольно простонародно. — А ты попроси Ивана Павловича.
— О чем?
— Да чтобы государь сделал бароном и графом Оленина…
— Да что вы, мама… Иван Павлович сам влюблен в меня без памяти… станет он делать для другого…
— Влюблен, влюблен… А может оттого-то он и хочет, чтобы ты поскорей замуж вышла…
— Мама, мама… — тоном упрека произнесла Зинаида Владимировна, святая наружность которой не помешала тотчас же понять намек матери.
— Ты попроси самого государя…
— Еще что выдумали, да ни за что…
— Почему?
— Я его боюсь…
— Кого?
— Государя… Когда он ко мне подходит, я не знаю, что со мной делается, у меня дрожат и подкашиваются ноги, я отвечаю ему односложно, невпопад, а это ему не нравится.
— Ты почему это знаешь?
— Мне намекнул Иван Павлович… А я не могу с собой ничего поделать… Я раз присутствовала при том, как он сердился и… с тех пор…
— Какие глупости… Переломи себя… Ведь не съест…
— Знаю, но не могу… Постараюсь, впрочем…
— А Оленина имей ввиду…
— Хорошо, хорошо…
Разговор происходил в одно из посещений фрейлиной Похвисневой ее матери, незадолго до описанной нами встречи с Виктором Павловичем на лестнице дворца.
Зинаида Владимировна, по желанию императрицы, жила во дворце или «гостила», как выражалась, ее величество.
Зинаида Владимировна и так засиделась — ей надо было спешить.
Она уехала, сохранив в своем уме последнее решение относительно Виктора Павловича.
Замечание императрицы Марии Федоровны, брошенное по адресу Оленина, укрепило еще более это решение.
Виктор Павлович как-то вдруг вырос в глазах Зинаиды Владимировны, окруженный ореолом похвалы ее величества. Потому-то Похвиснева и вспыхнула при этом замечании. Сидя на кресле в комнате, соседней с уборной ее величества, молодая девушка пережила все нами рассказанное.
— Итак, ma chere, он твой кузен. Как же он тебе приходится родней?.. — сказала вошедшая, переменившая свой туалет, императрица.
Зинаида Владимировна, застигнутая врасплох с ее думами, вскочила с кресла.
— Сиди, сиди… — произнесла Мария Федоровна и села на диван, около которого стояло кресло, где сидела Похвиснева.
Молодая девушка, повинуясь приказанию ее величества, снова села.
— Расскажи же, как он тебе приходится?..
— Кто? — опустив глаза и низко наклонив голову, прошептала Зинаида Владимировна.
— Как кто, какая ты рассеянная… О ком же мы говорили как не о капитане Оленине.
— Он сын брата жены брата моего отца…
Государыня улыбнулась.
— Это не настоящий кузен, за него можно выйти замуж…
Лицо Похвисневой покрылось снова яркой краской. Императрица весело рассмеялась.
— Признайся, ты в него влюблена?
— Ваше величество? — прошептала Зинаида Владимировна.
— Что же тут такого? Это так естественно, он красивый малый, кузен…
Мария Федоровна улыбнулась. Похвиснева молчала. — Ну, говори же! Влюблена или нет?
— Да! — чуть слышно произнесла Зинаида Владимировна.
Императрица скорее догадалась об этом «да» по движению губ говорившей, нежели слышала его.
— Так зачем же стоит дело? Не думаю, чтобы он не был тоже без ума от такой прелестной кузины.
Мария Федоровна сделала ударение на последнем слове. Молодая девушка сидела, понурив голову.
— Он тоже влюблен? Да? — уже прямо спросила государыня.
— Не знаю, — прошептала Похвиснева.
— Не знаю… Она не знает… Mais c'est vraiment une sainte!.. Это восхитительно! — воскликнула императрица. — Но ведь он бывал и бывает у вас?
— Да, ваше величество!
— Как же он к тебе относится?
Зинаида Владимировна подробно рассказала государыне о том, что заметила давно чувство молодого Оленина, но вместе с тем ее всегда поражала его необычайная сдержанность, вследствие которой он ни одним словом, ни одним взглядом не дал ей ясно понять, что питает к ней эти чувства.
— Но почему же ты догадалась о них?
— Не могу вам совсем объяснить, ваше величество… Он, приехав в Москву, только и бывал у нас, а, между тем, ему так не хотелось уезжать, что он даже просрочил отпуск, когда же мы поехали сюда, он тотчас же вернулся тоже… Когда я не смотрю на него, он не сводит с меня глаз… и вообще, когда человек любит, это чувствуется тем, кого он любит.
— Ты права, ma chere… — заметила императрица, после некоторого раздумья. — Но чему же ты приписываешь это странное поведение? Быть может, он боится отказа с твоей стороны или со стороны твоих родителей?
— Не знаю, ваше величество.
— Но почему же ты сама стороной не высказала ему сочувствия?
— Ваше величество… — деланно-обиженным тоном произнесла Похвиснева.
— Прости, прости, ведь я забыла, что ты святая, праведница, как называет тебя твой дядя Иван Сергеевич.
Зинаида Владимировна до боли закусила нижнюю губу. Она хорошо знала, в каком смысле называет ее «праведницей» Дмитревский.
— Это надо устроить, — заговорила, между тем, снова императрица. — Я пошлю ему приглашение на наши soirees intimes, и доставлю вам случай высказаться друг перед другом. В крайнем случае я сама тебя буду сватать… Оленин — прекрасная партия.
— Как благодарить вас за вашу заботливость, ваше величество! — упала перед императрицей на колени Зинаида Владимировна.
— Что ты, что ты, ma chere, встань…
Мария Федоровна протянула руку, которую Похвиснева осыпала поцелуями.
