1. Перед вылетом следует тщательно осмотреть бомбовый взрыватель.
2. С нагрузкой в одну 250-килограммовую бомбу и четыре 60-килограммовые бомбы самолет способен лететь со скоростью 125 узлов. Учитывая это, важно определить точное время вылета. Нельзя распознать класс кораблей, если не опуститься над целью до высоты, как минимум, 1820. С воздуха трудно найти в море цель даже при ярком лунном свете.
3. Думаю, что пикирующий бомбардировщик типа 99 может успешно провести атаку камикадзе даже в сумерках, если ее точно рассчитать по времени.
4. Рекомендую обдумать проведение атак на рассвете, используя Себу как промежуточную базу. В атаках на заре меньше риска встретить истребители противника, а экономия топлива усилит разрушительные последствия столкновения самолета с целью.
5. Прежде всего, не следует терять терпения. Следует подождать благоприятной обстановки для атаки. Нетерпеливый пилот склонен поразить недостаточно ценную цель.
PS. Уверенность наших пилотов в своих силах убеждает меня в том, что престиж империи сохранится и в дальнейшем. Наши пилоты молоды, но ведут себя великолепно. Нет нужды беспокоиться за выбор пилотов-камикадзе. Желаю как можно больше удачи и наилучшего здоровья. Прощайте».
В компании пилотов
Какая атмосфера царила на базах, где пилоты-камикадзе в обстановке предельного напряжения ожидали своей очереди совершить последний полет? Как офицер, ответственный за летную подготовку в Мабалакате и Себу, я контактировал со многими пилотами и могу искренне признаться, что не припомню их в мрачном, депрессивном состоянии. К примеру, эпизод на вечеринке с сакэ красноречиво характеризует их настроение.
Как-то в середине ноября личный состав базы в Себу подарил пилотам-камикадзе дюжину бутылок сакэ. В случае малейшей вероятности вылета на задание пилоты воздерживались от выпивки, но тогда не поступало сообщений о присутствии в оперативной зоне каких-либо кораблей противника, и я приказал передать подарок в казарму летчиков-смертников.
После ужина ко мне пришел посыльный с приглашением посетить вечеринку пилотов. Приглашение получил и лейтенант Канно, выздоравливавший после ранения в ногу. Его внесли на руках несколько ликовавших летчиков. За столом, заставленным разными яствами, сакэ не жалели. Для прифронтовой зоны это было весьма впечатляющее мероприятие, оно доставило участникам много радости.
Один из пилотов, несколько подвыпивший, неожиданно подошел ко мне и спросил:
– Когда я смогу участвовать в специальной атаке? Почему вы не разрешаете мне вылет в ближайшее время?
К нему присоединился другой летчик:
– Я вступил в специальный ударный корпус с самого его образования, однако более поздние добровольцы уже выполнили свой долг. Сколько времени я должен ждать?
Я сразу не сообразил, как ответить на эти каверзные вопросы. Однако внезапно мне пришла в голову идея.
– Помните, как один из величайших воинов Японии, Масасигэ Кусуноки, накануне своей последней битвы вызвал воина-сына и велел ему идти домой к матери?[22] Рано или поздно наступит время для каждого из нас. Атаки камикадзе, так или иначе, продлятся до установления мира во всем мире. Парни, вы должны считать себя первыми из многих на переднем крае и не жаловаться на то, что исполните долг парой дней позже, чем кто-либо еще.
Они кивнули в знак согласия. Но пилот, обратившийся ко мне первым, сказал:
– Да, я понимаю, что вы имеете в виду, но считаю, что лучше быть старшим Кусуноки.
Течение разговора изменилось в тот момент, когда другой пилот спросил: различается ли в гробнице Ясукуни отношение к усопшим в зависимости от звания?[23]
– В гробнице Ясукуни нет никакой дискриминации, – ответил я. – Старшинство определяется исключительно сроком поступления.
– В таком случае я превзойду вас в звании, командир, потому что вам придется послать на задание многих пилотов, прежде чем выполнить его самому.
– Слушай, как мы поступим в отношении командира, когда он явится в Ясукуни? – спросил пилота приятель.
– Давай назначим его сержантом столовой!
Эти слова покрыл взрыв хохота.
– Не смогли бы вы предложить мне что-нибудь получше? – взмолился я.
– Хорошо, тогда, может быть, офицером столовой, – согласился только что говоривший пилот.
Все снова рассмеялись.
Вечеринка затягивалась, и я собрался уходить. Два-три пилота последовали за мной к двери и даже дальше, обращаясь с просьбами отправить их на спецзадание пораньше. Услышав их просьбы, некоторые пилоты-коллеги кричали:
– Несправедливо! Никаких привилегий!
Эти странные выкрики потонули в шуме общего веселья, который постепенно ослабевал по мере того, как я в раздумье удалялся в свои апартаменты.
Новые пилоты, прибывшие вместо тех, которые уже совершили свои успешные вылеты, тоже стремились побыстрее получить возможность атаковать противника. Они не нуждались в лекциях для поднятия боевого духа. Однако в Мабалакате, Себу и других местах новых добровольцев не только инструктировали по важным вопросам поражения целей противника, но также по дислокации и функционированию японских баз ВВС на Филиппинах. Обычно я проводил инструктаж среди высокого кустарника на краю аэродрома, где установили учебную доску. Временами местом инструктажа была тускло освещенная казарма. Почти всегда он сопровождался ревом самолетов противника над головой.
Многие летчики-камикадзе вылетали на задание в день вступления в специальный ударный корпус. Ни один из них не знал о вылете раньше чем за день. Тем не менее они учились, задавали вопросы и проявляли страстную заинтересованность в обогащении знаниями. Их общее настроение не содержало ни грана пафоса или уныния. Они сохраняли в компаниях приветливость и жизнерадостность, а к работе относились, как правило, добросовестно и прилежно. Это были люди дела.
Во время каждого инструктажа появлялись новые и отсутствовали знакомые лица. Инструктор и предмет беседы оставались теми же, аудитория же постоянно менялась. Случилось, однако, так, что я заметил, как на инструктажи приходил один и тот же слушатель. Это был младший лейтенант Ёноскэ Игути, которого перевели из подразделения «Дзимму» 2-го ударного корпуса в 201-ю авиагруппу. Он служил штурманом палубного бомбардировщика «суйсэй» (Джуди) и вошел теперь в состав 1-го корпуса камикадзе.
На инструктаже он каждый раз садился позади группы слушателей и отпускал замечания по поводу всего, что высказывалось. Когда инструктаж завершался и другие задавали вопросы, он обязательно поднимался, чтобы задать свой вопрос. Частые посещения инструктажа явно имели целью рассеять некоторые сомнения в его голове. Он хотел удостовериться в том, что не упустил ничего нового.
Вечером 13 декабря сообщили, что через пролив Суригао на запад проходило мощное тактическое соединение ВМС США. Было очевидно, что противник, прочно закрепившись у Таклобана на Лейте, готовил новые десантные операции. Получив это донесение разведки, командование в Мабалакате, где я снова застрял, перешло к активным действиям. Утром в воздух поднялись семь «гэкко» (Ирвинг) и четыре гидросамолета-бомбардировщика на поиски противника вдоль южного побережья острова Негрос. Хотя поиски не дали результатов, решили провести наступательную операцию, несмотря на то что противник еще не был обнаружен. Соответственно, в этот день поднялась в воздух самая мощная армада самолетов со времени образования специального ударного корпуса. В нее входили два разведывательных самолета «сайун» (Мирт), 13 истребителей Зеро и 23 «сидэн» (Джордж) для воздушного прикрытия, первое подразделение камикадзе из 17 истребителей Зеро, второе подразделение камикадзе из 3 «суйсэй» (Джуди) и третье из 6 «гинга» (Фрэнсис). К этому добавили два Зеро для оценки результатов операции. Младший лейтенант Игути принял участие в операции в качестве командира второго звена камикадзе из 3 «суйсэй», находясь в самолете, пилотировавшемся унтер-офицером 2-го класса Такэдзи Такэбэ.
