Однажды я наблюдал за тренировкой команды Каная во время внезапно прозвучавшей воздушной тревоги и увидел строй бомбардировщиков «В-24» противника, приближавшийся с востока. У пилотов не было времени укрыться в бомбоубежище, поэтому я приказал им искать индивидуальные укрытия. Вокруг не было ни одиночных окопов, ни траншей, лучшим местом для спасения выглядела бамбуковая роща, где скрывались наши самолеты.
Для себя я нашел небольшое углубление в пять дюймов и лег в него на спину, наблюдая за пролетавшими надо мной огромными бомбардировщиками. Они приближались к нам на высоте около 3000 метров. Я подумал, что было бы ужасно, если бы вражеские летчики произвели точное бомбометание по тому месту, где мы затаились. Затем вражеские самолеты одновременно сбросили свои бомбы, и я с облегчением понял, что произошел «перелет».
Свист и рев падавших к востоку бомб звучал как приближающийся тайфун, поскольку смертоносный груз обрушивался недалеко от нас. Затем понеслись мгновения жуткой тишины, пока грохот разрывов в направлении базы Кларк не убедил, что опасность для нас миновала. Самолеты противника улетели.
Мы выползли из разных щелей и теперь, когда напряжение спало, могли рассмеяться. Каждый пилот молча думал: «Нам везет. Пока мы не протаранили противника, наши жизни весьма дороги. Мы не можем позволить себе роскошь беспечно расстаться с ними».
Команда Каная продолжила свои тренировки. Улучшился их временной показатель. Но это улучшение не удовлетворяло командира группы. Он ни на день не прекращал отработки элементов взлета.
При разработке плана атак камикадзе я требовал от командира каждого авиационного звена список его подчиненных и сведения о их готовности. На основании этого списка я составлял график операции для командира каждого звена. Каждый список, представленный лейтенантом Каная, начинался с его имени. Вычеркнув его имя из первого списка, я объяснил, что если он погибнет первым, то некому будет руководить товарищами по звену. Тем не менее в следующий раз Каная снова подал список, начинавшийся с его имени. Каждое его действие обнаруживало в нем дух истинного камикадзе. Он был примером для всего специального ударного корпуса.
Закрепившись на захваченном Лейте и выбрав главным направлением наступления Миндоро, противник в начале января приступил к высадке десанта на Лусон. Это потребовало полного развертывания наших ВВС, включая тщательно оберегаемые специальные подразделения. Но мощь противника поражала. Разведывательный самолет сообщал: «К западу от острова Миндоро обнаружено соединение из 300 кораблей противника, идущее курсом на север со скоростью 14 узлов». Затем следовало новое сообщение: «К югу от первого соединения обнаружено второе из 700 кораблей противника, идущее курсом на север со скоростью 12 узлов».
Эти сообщения нас потрясали, шокировали! Никогда раньше мы не сталкивались с концентрацией подобной мощи. Но мы не знали, что за вторым соединением следовало третье из 300–400 кораблей противника. Море между Миндоро и Лейте кишело вражескими кораблями, и значительное их число составляли корабли с мощным вооружением, ощетинившиеся зенитными орудиями для отражения атак наших камикадзе.
Предостережения, поступавшие от наших разведывательных самолетов, были, конечно, важны, но они не давали представления о конечной цели передвижения флота противника. Собирался ли противник высадить десант в Маниле или на побережье залива Лингаен? Возможно, местом высадки должен был стать Апарри на севере Лусона, откуда он мог перекрыть нам пути ухода с Филиппин. Среди всех этих предположений была очевидной одна печальная вещь: наша 201-я авиагруппа располагала всего 40 боеспособными самолетами, противостоящими наступательным операциям превосходящих сил авиации противника.
Японские штабы приказывали всем наличным самолетам совершать боевые вылеты, требуя в то же время уничтожать машины, не готовые к боевым действиям. Из этого следовало, что военнослужащие всех родов войск рассматривались как личный состав сухопутных сил. В соответствии с вышеупомянутым приказом наши 40 самолетов предназначались для разовой атаки против противника, имевшего подавляющее превосходство.
5 января 1945 года в 15.57 Каная вылетел из Мабалаката лидером группы из двух самолетов сопровождения и 15 самолетов камикадзе с бомбами на борту с целью атаковать соединение кораблей противника к западу от острова Лубанг, двигавшееся на север. На этот раз мы знали, что корабли противника двигались к заливу Лингаен. Было получено сообщение, что самолет Каная врезался в один из них.[26] Это был последний день плановых операций 1-го воздушного флота на Филиппинах. Каная умело руководил пилотами своей команды и выполнил свой долг до конца. Его жизненный путь завершился.
Так прошло 5 января. Все боеспособные самолеты были использованы, все непригодные и лишние механизмы уничтожены. Личный состав всех подразделений обулся в ботинки для пехоты. Настало время для включения нас в состав сухопутных войск.
Однако 6 января утром я проснулся в весьма необычной обстановке. На летном поле стояли пять самолетов Зеро, готовых к боевому вылету! За долгие месяцы службы самолеты Зеро стали частью жизни механиков. Для них приказ уничтожить вышедшие из строя самолеты казался немыслимым. Они работали ночь напролет, собирая детали и части разных поврежденных корпусов самолетов, разбросанные вокруг летного поля. Напряженно потрудившись, они воссоздали чудодейственным образом пять боеспособных самолетов!
Капитан Тамаи сообщил об этом в штаб и получил разрешение послать самолеты на задание. Фактически это была последняя атака самолетов нашей морской авиации на Филиппинах. Когда стартовали эти пять самолетов, исчезла разница между механиками и пилотами, поскольку все они вошли в состав войск, получивших приказ сражаться в горах. До такого состояния были доведены наши когда-то победоносные воздушные силы.
Хотя здесь, в Мабалакате, еще сохранялась проблема набора летчиков для пилотирования пяти вновь собранных самолетов. Из тридцати с лишним пилотов лишь пять могли претендовать на выполнение задания камикадзе. Остальные пилоты расставались с возможностью стать добровольцами-камикадзе.
Пять самолетов значили немного перед лицом необъятной мощи противника. Но оставшиеся пилоты искренне стремились разделить участь камикадзе, и оставалось лишь предоставить возможность выполнить задание по справедливости. Тем не менее из-за появившейся альтернативы войны в горах, гарантирующей по крайней мере незначительное продление жизни, некоторые из пилотов могли передумать.
Часто посетители базы спрашивали меня, не тяжело ли отправлять камикадзе на задание. На этот вопрос так же трудно ответить, как и объяснить его суть. Здесь много сопутствующих моментов. Приказ камикадзе на боевой вылет равносилен распоряжению: «Иди и умри в бою» Если бы приказ не отвечал желанию пилота, он был бы жесток без меры. Я бы не смог ни отдать такой приказ, ни ожидать от пилотов его выполнения.
За время операций камикадзе произошли сотни боевых вылетов по моим приказам. Если бы подвиги этих пилотов были просто следствием приказов, то ни моя совесть, ни их души не успокоились бы. Однако в критические моменты существования империи сами обстоятельства взывали к чрезвычайным мерам, и молодые пилоты оказались способными справиться с возникшей ситуацией. Мои приказы на боевые вылеты представляли собой лишь одну из функций системы. Как элемент этой системы, я столь же противоречил здравому смыслу, как и сама система.
Ввиду особых обстоятельств теперь, когда 201-я авиагруппа практически распалась, я тем не менее вместо назначения дня вылета решил объявить набор добровольцев.
Я распорядился, чтобы все пилоты собрались перед бомбоубежищем, и обратился к собравшимся с краткой речью, сделав обзор сложившегося положения и рассказав, как самоотверженным трудом механиков были созданы пять новых самолетов.
– Эти самолеты нельзя считать безукоризненными, – отметил я. – Два из них не способны нести 250- килограммовые бомбы, поэтому их загрузили 30-килограммовыми. Когда эти самолеты выполнят задание, война в воздухе для нас закончится, и те из нас, кто не полетит на выполнение последнего задания, продолжат войну в рядах сухопутных сил. Перед планированием этого последнего боевого вылета мне хотелось бы узнать ваши пожелания.