Он пожал плечами:
— Не знаю. Я думал об этом, но не могу сказать ни да, нет. Безусловно, это были не французы, хотя и говорили по-французски. Но все-таки, кажется, европейцы, хотя… Прежде чем они застрелили таксиста… «Время утренней молитвы кланяйся кибле!» — крикнул один из них.
— Если только это было сказано не в насмешку, — задумчиво проговорил Боукелика. — Вы забыли бога, оттого и мир стал таким, каков он есть.
— Это могло быть сказано всерьез. Дар последней молитвы. Убийца не хотел дать ему умереть без подготовки.
— И он молился?
Винтер отрицательно покачал головой.
— Ему не дали времени.
— Мертвое тело в окрестностях Габеса пока не обнаружено, но это не значит, что мы его никогда не найдем. Поскольку речь идет о похищении крупного французского ученого, мы сразу сообщили во французское посольство и попросили помощи «Интерпола». Это дело может испортить наши отношения с Францией, а они и без того оставляют желать лучшего… Со дня на день приедет специалист из французской бригады по борьбе с терроризмом. Я ведь всего-навсего солдат, воевал на стороне Фронта национального освобождения в Алжире. Потом работал бурильщиком, искал нефть в Сахаре, а теперь вот командую специальным полицейским подразделением. Мы разместимся в лагере рабочих, встречаться будем как можно реже. Вы меня не ищите, если что, явлюсь сам. Вам остается ждать и заниматься геологией.
— Прежде всего я должен зачислить вас в штат, придумать для вашей установки задание…
— Если можно, не слишком далеко от базы.
Он кивнул.
— Сможете работать посменно?
— Это будет удобно.
— В первую очередь мне надо обеспечить водой базу археологов. Это не входит в круг наших обязанностей, но я обещал им помочь. Передвижная установка отлично подходит для этого. К тому же, пока вы будете работать там, коллеги немного привыкнут к тому, что у нас появилась буровая установка, которую никто не просил присылать. А потом я укажу вам, где нужно углубить скважины, но тут придется хорошенько подумать, чтобы ни у кого не возникли подозрения. Притворяться вы должны в совершенстве.
— Правительство чрезвычайно обеспокоено этим случаем, — сказал Боукелика. — До сих пор у нас терроризма не было, и мы не намерены его терпеть. Пока что о преступлении никто официально не заявил.
— И не заявит, думаю, тут политика ни при чем.
— Новая форма конкурентной борьбы?
— Тоже нет. Какая тут может быть конкуренция? Исследования проводит ООН, причем заранее известно почти наверняка, что никаких чрезвычайных открытий в данном районе ждать не приходится. Ни радиоактивного сырья, ни нефти. Любые сведения о нашей работе могут быть опубликованы. Если бы кто угодно например американцы или западные немцы, обратились к нам, мы с радостью показали бы им всю документацию.
— Следовательно, остается ждать, пока похитители откроют свои карты. Если вам нужно будет со мной связаться, засуньте у входа под палатку, чтобы не унес ветер, какую-нибудь газету или журнал. Этого будет достаточно. Вам не кажется, что они могут иметь своего человека на базе?
— Я почти уверен в этом, — серьезно сказал Винтер. — Они должны были знать, когда шеф уходит в отпуск и когда поедет в аэропорт.
— Да, это они должны были знать, — кивнул Боукелика и встал. — Зайду к вам еще попозже, вечером. Теперь мне надо все осмотреть и познакомиться с людьми.
Оставшись один, Войтех вытянулся на походной кровати и закрыл глаза. События развиваются. Организации противопоставлена организация. Этот капитан произвел на него самое лучшее впечатление. Старый боец из Алжира. Конечно, у него опыт, в спецподразделение его назначили не случайно. Винтер попытался представить, что будет дальше, но не мог. Не имел понятия. Он должен ждать. Ждать, ждать, ждать!
— Коллега Тарчинска! — позвал он громко, чтобы перекричать звук дождя. Он стоял в дверях легкого бунгало и прислушивался к этому райскому звуку. За спиной отдувался перегретым мотором его «лендровер». Определенно пора отрегулировать зажигание. В убранстве комнаты чувствовалась женская рука, несмотря на то, что большую часть времени комната служила в качестве рабочего кабинета. Уютный уголок отдыха, украшенный пунической керамикой и римским стеклом. Маленький филиал музея.
Впрочем, археологи вообще позаботились об уюте и комфорте. На их базе не стояли где попало машины, не громоздились штабеля бочек с горючим. Расположенная в пальмовой роще, с маленьким озерком посредине, с бережно сохраняемыми клумбами и газонами, она напоминала скорее зону отдыха. Если однажды археологи оставят ее, сюда, конечно, нагрянут туристы, путешествующие от оазиса к оазису.
Пальмы дышали прохладой и особенным ароматом свежих фиников. Он и не пытался их сосчитать — роща была необозрима.
— Коллега Тарчинска, — позвал он снова, — я приехал принимать работу…
Дверь душевой приоткрылась, но дождь не стихал. Выглянуло только мокрое лицо.
— Боже мой, это вы! Что ж вы не проходите в дом?
— Я приехал посмотреть, забил ли из песка фонтан.
— Забил, и это чудесно! В холодильнике найдете пиво, поухаживайте за собой сами, я скоро.
Он вошел в этот маленький музей и сел за письменный стол, заваленный бумагами. Дождь утих.
— Что за чудесные ребята! — кричала она из-за двери. — Провели трубы прямо к нашему водопроводу. Мы им поставим памятник. И вам тоже, конечно, — добавила она, войдя в комнату. Легкий воздушный халатик — и под ним ничего. Он отвел взгляд.
Она заметила его невольное движение.
— Извините, сейчас надену лыжный костюм, если вам это мешает, — сказала она ехидно. — Из-за этой жары весь день хожу разбитая, высохла вся, как мумия. Если б могла, ходила бы голой, — и упала в плетеное кресло. — Эта вечная жара меня из себя выводит. Вы приехали посмотреть на наши мозаики?
— И на них тоже, — сказал он с неуверенной улыбкой. — Но главное — хотел видеть вас, одолело меня одиночество.
— Так смотрите и потерпите еще, я немного передохну.
Она откинулась в кресле и вытянула ноги перед собой. Стройные, крепкие, покрытые коричневым загаром. Закрыла глаза, лицо ее обмякло. Он отчетливо видел, как пульсирует жилка на смуглой шее.
— Мне это знакомо. Пустота внутри, и все лишается смысла. Не для кого и не для чего жить, так?
— Я не хотел вас беспокоить, простите. Заеду в другой раз, а вы отдыхайте, — сказал он, вставая.
Она шевельнула веками.
— Да сидите вы, ничуть вы меня не побеспокоили. Я просто вымоталась, и не говорите мне, что вы — нет. Мы оба накушались пустыни по горло. Я рада, что вы приехали. Устраивайтесь поудобнее и на минуту закройте глаза. Потом пойдем. Сколько на улице градусов — сорок?
Он снова сел. Она права. Закрыть глаза и на минуту расслабиться. Но как раз этого он не мог себе позволить, этого он больше всего боялся. Он глубоко вздохнул.
— Заботы? — спросила она тихо. Он молчал. — Выбросьте их из головы, всё выбросьте из головы, — слабым голосом сказала она. — Посмотрите на все эти осколки. Суета сует. Нет ничего более хрупкого и более чудесного. Это не ваши кайнозой и мезозой, складкообразования и сбросы, это человеческое дыхание, биение сердца и улыбка. Каждый маленький осколок стекла что-то значил, видел, пережил. Вы вообще-то можете себе представить, что вместо этой вот пустыни здесь когда-то существовала великая цивилизация? Что все эти вещи, которые вы видите здесь, создавали реальные люди? Как вы или я… А теперь объясните, уважаемый коллега, что осталось от их жизней и что останется от наших? Если только осколки — не прискорбно ли это? Счастье еще, что мы не способны до конца постичь мимолетность
