переоценивают ваши технические возможности. Вероятно, в последнюю секунду они продлят срок, но мы не можем на это рассчитывать. Мы не знаем, какие у них планы на случай неудачи. Я знаю только, что они ни в коем случае не оставят живых свидетелей. — Суриц в темноте закурил сигарету. — Поэтому мы должны принять необходимые меры, — добавил он через минуту, выдохнув облачко дыма. — Вы наше единственное связующее звено с похитителями, только вы можете привести нас к ним. С этой минуты будете носить при себе вот это, — он сунул руку в карман и подал Винтеру обыкновенную финиковую косточку. — Такая мелочь, а с ней вас запеленгуют в любом месте. Однако ее у вас не должны найти ни в коем случае. Если дело дойдет до контакта, выбросьте ее в машине, в которой вас повезут, или перед домом, в который войдете. Люди, что проворачивают такие дела, профессионалы, а не искатели приключений. Помните об этом и постоянно носите с собой горсть фиников. Сигнализация этой штучки уловима обычным приемником, так что они могут ее у вас обнаружить. Однако это единственный способ проследить, куда они вас повезут. В окрестностях Габеса размещены три пеленгатора, которые могут в любой момент определить ваше местонахождение. Мы поддерживаем с ними постоянную связь. Теперь я вам покажу, как эта штучка приводится в действие. — Он включил верхний свет и легко сдавил оба конца. — Сейчас в Габесе нас начали пеленговать, но мы не будем задавать им лишнюю работу, — сказал он с улыбкой. — Повторным нажатием прибор выключается. Когда покинете Бир-Резене для встречи с похитителями, сожмите косточку, с этой минуты вы будете под контролем. Только не думайте, что мы будем ехать за вами на машине, это просто невозможно. — Он опять погасил верхний свет. — Вам все ясно? Больше мы пока ничего сделать не можем.
— Да, это мне ясно, — вздохнул Винтер. — В конце недели я должен посетить адвоката Териаки. Не знаю, вызов это от похитителей или просто деловые переговоры. Возможно, Териаки действительно представляет интересы фирмы «Мицуи».
— Это мы установим, Териаки находится под постоянным наблюдением. Мы не думаем, что его снова используют террористы. Таких людей используют один, самое большее — два раза. В любом случае постарайтесь выиграть время, время нам нужнее всего — мы ведь чудеса творить не умеем.
— А американцы не интересуются кладом Роммеля? — спросил Винтер.
Суриц пожал плечами:
— Репортер, которому Сутер несколько лет назад продал информацию, хотел, кажется, организовать экспедицию, но покуда до этого не дошло.
— Юсуф Захра очень интересуется американцами, которые якобы должны проводить здесь разведку. Пожалуй, это его всерьез беспокоит.
— А они должны вести здесь разведку?
— Мне об этом ничего не известно. Однако я ему обещал сообщить, если узнаю что-нибудь.
— Гмм… Это интересно. Неужели похитители опасаются конкуренции? Вы все еще продолжаете аэрофотосъемки?
— Конечно, но это безнадежно. Песок, песок, один песок. Я еще должен просмотреть сегодняшние снимки.
— Что ж, не буду вас задерживать, спокойной ночи.
Они пожали друг другу руки. Войтех выскользнул из нагретой дыханием кабины в непроглядную ночь, его затрясло от холода. Он отвернул рукава рубашки, застегнул воротник. На заднем сиденье валялся старый, с вытянутым воротом, свитер. Он надел его и завел мотор.
Армейская казна Роммеля!
«Лендровер» послушно устремился в ночь.
Когда-то, сорок лет назад… Колонна грузовиков в далеком оазисе… Девяносто восемь ящиков и две бочки золота. На каждого верблюда по два ящика плюс наездник. Сколько же мог весить один ящик? Он напряженно раздумывал. Холод проникал сквозь свитер. Время от времени его начинало трясти — то ли от холода, то ли от возбуждения. Может, началась золотая лихорадка. Он улыбнулся в темноте. Только переутомление и нервное напряжение. Его интересовали другие клады. Термометр за ночь упал не менее чем на двадцать градусов.
Вся эта романтическая история с караваном полковника Нидерманна, однако, не до конца продумана. Логическое мышление опытного геолога сразу отметило трещины. Геолог не смеет допустить ошибку даже на глубине пять тысяч метров. Все должно точно подходить друг к другу.
Что, например, стало с теми пятьюдесятью верблюдами, когда караван через два дня возвратился в оазис? Если бы солдаты вернули их местным жителям, то не было бы разговора о выгодной продаже, а говорилось бы о сдаче внаем. Если бы их перестреляли, то об этом жители бы помнили до сегодняшнего дня. Пятьдесят верблюдов просто исчезли из человеческой памяти. Куда?
Может быть, часть экспедиции со всеми верблюдами продолжала двигаться дальше, а часть — водители грузовых машин — вернулась в оазис и на этих машинах уехала? И то, что все они погибли, свидетельствует, что их было совсем немного. А потом, десятки лет спустя, начали всплывать участники экспедиции, которые тогда не погибли. Уж не те ли это, кто продолжал двигаться дальше с караваном верблюдов?
Генрих Сутер продал информацию американскому журналу и исчез, другой свидетель был убит — возможно, потому, что отказался дать информацию. Третий живет неизвестно где. Похитители доктора Тиссо знают немногим больше, чем «Интерполу» удалось установить за две недели. Значит, их информатор сам не присутствовал при заключительной фазе. Еще одна из загадок второй мировой войны.
В три часа утра он, с выключенными фарами, подъехал к палатке. Было еще темно, но далеко на востоке уже затрепетал первый признак рассвета. Призрачное лицо ночи просветлело. В лагере арабских рабочих топили печь. Он видел столб подымающегося дыма, временами озаряемый снопом искр. Прежде чем прозвучит утренняя молитва, будет выпечен свежий хлеб.
Он вошел в палатку, стащил через голову запыленный свитер и рухнул на походную койку.
«Терпеть не могу песок в постели», — услышал он язвительный голос Генрики. Он вздохнул, встал, разделся и забрался под колючее верблюжье одеяло.
Глава IX
Документация выглядела внушительно. Два пакета аэрофотоснимков и топографическая карта с нанесенными геофизическими знаками. Собственно, это была рабочая копия карты, позволяющая ориентироваться в снимках. Франко Борзари, картограф и геодезист, поработал с обычной сноровкой, а геофизик Дутарте только рукой махнул на результаты измерений:
— Никаких аномалий, лишняя работа, — не знаю, что они хотят найти в такой спешке!
Собственно, любая разведка ведется так или примерно так. Геодезист составляет карту, используя при этом результаты аэрофотосъемки, геофизик — наносит результаты своих измерений, а геолог на основании всех этих данных должен определить, есть ли в данном районе то, что он ищет.
Доктор Винтер сидел, закрыв глаза, сдавив виски ладонями, над всей этой поспешно составленной документацией и ничего не мог из нее выжать. Ничего, что могло бы заинтересовать террористов. Либо самоуверенное заявление геофизиков, что любой предмет, отличающийся от окружающей среды, может быть уловлен их приборами, если известна его величина и глубина залегания, — либо это заявление было далеко от истины, либо в данном районе никаких посторонних предметов не было.
Теперь он прикидывал, какое из этих «либо» вернее приведет к гибели Тиссо. Он думал об этом холодно и спокойно, будто на этих же самых весах не была взвешена и его собственная жизнь. Что он не сделал из того, что должен был сделать? Допустил ли он какую-нибудь ошибку как специалист? Нет — или клада Роммеля здесь вообще не было, или он спрятан глубже, чем могут зарегистрировать его приборы. Однако как убедить в этом людей, обезумевших в погоне за фата-морга- ной? Он с отвращением отпихнул карту. С террористами нельзя вести переговоры, с ними надо вести борьбу. Но как защититься от тени, как избавиться от миража, как отличить иллюзию от реальности? С кем он борется — ив силах ли он бороться? Или остается покорно упаковать две пачки фотографий, добавить к ним карту и терпеливо ждать вызова? День, два, неделю — столько, сколько им заблагорассудится…
