подкрепления, высланные Головиным. Выдвинутые вперед 12 легких орудий, 8 горных единорогов и 6 мортир в течение двух дней бомбардировали Новое Ахульго и произвели значительные опустошения. Этот успех артиллерии, а также прибытие подкреплений, были побудительной причиной того, что Граббе решил 14 июля штурмовать Ахульго. Но этот штурм, стоивший нам 36 офицеров и 830 нижних чинов убитыми и ранеными, был неудачен[117].
Одна из причин нашего неуспеха заключалась в том, что Шамиль имел свободный проход на левый берег Койсу и оттуда получал подкрепления и припасы, а туда отправлял больных и раненых. Ввиду этого Граббе перевел часть войск на левый берег и тесным кольцом охватил позицию Шамиля. Появилась возможность обстреливать всю внутренность позиции, а главное — единственный спуск к реке, что затрудняло осажденным добывать воду.
Сознавая трудность своего положения, Шамиль вступил в переговоры, но главным условием поставил свободный пропуск защитников Ахульго. Граббе требовал изъявления полной покорности и не соглашался ни на какие уступки. Так как переговоры эти не приводили ни к каким результатам, то Граббе приказал 17 августа вновь штурмовать Ахульго тремя колоннами: правая предназначалась для овладения передовыми постройками Нового Ахульго, средняя была направлена по руслу реки Ашильты, между обоими замками, и левая была назначена для демонстрации против Старого Ахульго и затем, в случае успеха первых двух колонн, содействовать им в штурме Нового Ахульго.
С рассветом 17 августа охотники Куринского полка спустились крытою галереей, быстро поднялись на скалу и, несмотря на отчаянное сопротивление мюридов, овладели передовым укреплением. На узком, ограниченном с обеих сторон, пространстве, на котором даже нельзя было выстроить взводную колонну, завязался горячий рукопашный бой, продолжавшийся до полудня. В час пополудни Шамиль поднял белый флаг и, как только прекратилась стрельба, выслал в аманаты своего старшего сына Джемаль-Эддина. Граббе потребовал от Шамиля полной покорности и дал на размышление 3 дня срока.
Обещая быть верным подданным русского государя, имам просил позволения жить в Гимрах, но переселиться туда из Ахульго не раньше как через месяц. Не доверяя этим обещаниям и ввиду скорого наступления осеннего ненастья в горах, Граббе решил продолжать штурм.
С рассветом 24 августа кабарлинцы бросились на две передовые сакли, соединенные траншеей, но лишь к вечеру овладели ими. Наступавшая ночь остановила кровопролитие, а с наступлением утра было видно, как женщины и дети поспешно уходили в Старое Ахульго и уносили туда имущество. Наши войска снова двинулись вперед и проникли в само селение. Неприятель бежал в ущелье реки Ашильты и старый замок, но против последнего были поставлены в Новом Ахульго 2 орудия и двинуты части правой колонны, туда же ворвался батальон апшеронцев. В 2 часа дня 22 августа на обоих Ахульго развевались уже русские знамена.
Скрывшись в одной из пещер, Шамиль в ночь с 22 на 23-е прорвался сквозь линию нашей блокады и бежал с семейством в Гимры.
До 29 августа войскам, занявшим Ахульго, пришлось выбивать неприятеля, засевшего в отдельных саклях и не желавшего сдаваться.
80-дневная осада и штурмы Ахульго стоили нам 150 офицеров и 2919 нижних чинов убитыми, ранеными и контуженными. Войска были крайне утомлены, и батальоны ослабели до того, что насчитывали в своих рядах не более 200 штыков. Обувь и одежда были изношены, лошади дошли до полного истощения, и их не хватало под орудия и повозки. 30 августа экспедиционный отряд выступил из-под Ахульго, не оставив опорных пунктов ни в Койсубе, ни в Аварии, а потому вся эта территория оставалась по-прежнему вне нашей власти и влияния.
Уничтожение Ахульго сильно подействовало на горцев, но это было ослаблено тем, что, удалившись из гор, мы не утвердились на берегах реки Койсу.
Потеряв Ахульго, Шамиль понял, что укрепления не спасут его от русских и что, прежде чем вступать в борьбу, необходимо увеличить свои силы. Поэтому, избегая встреч с русскими войсками, Шамиль нападал на беззащитные покорные нам общества и отчасти силою, отчасти обещаниями подчинял их своей власти. Этому способствовало и действие местной русской администрации. Зимняя экспедиция генерал-майора Пулло по Чечне для сбора податей и попытки обезоружить чеченцев взволновали все население. Шамиль воспользовался этим и в начале марта явился со своими мюридами на реке Сунже. С появлением его обе Чечни, ичкеринцы, ауховцы, чачкалыки и другие горцы, подняли оружие и перешли на его сторону. Положение в Чечне и Дагестане становилось снова неспокойным.
После поражения, нанесенного горцам при штурме Ахульго, Граббе считал край настолько умиротворенным, что решил приступить к введению в Чечне русской администрации. В декабре 1839 г. он приказал командиру Куринского полка, генералу Пулло, двинуться с отрядом в Чечню и водворить там наших приставов.
В течение декабря 1839 и в январе 1840 г. Пулло прошел почти всю Чечню, повсюду встречая изъявление покорности и готовность уплатить подати. Это обстоятельство дало Граббе повод донести в Петербург, что на левом фланге Кавказской линии совершенно спокойно и в будущем не предвидится никаких беспокойств. На самом же деле обстановка создавалась совсем иная. Поставленные нами приставы с генералом Пулло во главе, человеком жестоким и несправедливым, притесняли местное население, которое терпело до тех пор, пока среди него не распространился слух, что русское начальство намерено обезоружить их, обратить в крестьян и брать в солдаты. Слухи эти сильно взволновали чеченцев, и они решили избавиться от русской опеки. Этим обстоятельством воспользовался Шамиль, проповедью шариата поднявший вновь Малую Чечню, а затем перенесший свою деятельность и в Дагестан.
9 июля Клюки фон Клугенау, командовавший разбросанными в северном и нагорном Дагестане войсками, направил 4 роты с сотнею милиции шамхальцев в Ишкарты, на вероятные пути наступления противника, а 2 роты в Каранай. Утром 10 июля Шамиль стал развертывать свое 10-тысячное ополчение. Не ожидая нападения, Клугенау сам двинулся вперед и после горячего, упорного боя остановил наступление неприятеля. На следующий день бой возобновился, но без всякого успеха для горцев. Ишкартинское дело, хотя и не было решительным, но имело то значение, что имам и его скопище, встретив при самом вступлении в наши пределы сопротивление, стали расходиться по домам. Надежды Шамиля на всеобщее восстание в Дагестане не сбылись, хотя преданность нам северных обществ Дагестана была поколеблена.
Вскоре Шамиль вновь собрал свои силы и двинулся в Аварию. Оттеснив аварскую милицию под начальством прапорщика Хаджи-Мурата, 8 августа Шамиль приблизился к Хунзаху. Клугенау выступил ему навстречу, но Шамиль уклонился от боя, и только 14 сентября произошел упорный бой, окончившийся поражением Шамиля. Авария и Койсубу были спасены от разграбления. Шамиль же двинулся снова в Чечню, куда его звал на помощь один из его приверженцев, Ахверды-Магома.
К этому надо добавить, что и в Аварии спокойствие было нарушено вследствие измены нам прапорщика милиции Хаджи-Мурата. Хаджи-Мурат, по происхождению знатный аварский бек, вначале был предан России. Он участвовал в поражении аварцами Кази-муллы был душою заговора, уничтожившего Гамзат-бека со всеми его родственниками. Аварцы любили, верили ему и выбрали его своим правителем, русское правительство утвердило этот выбор, и он был произведен в прапорщики милиции. В это время Хаджи-Мурату было всего 20 лет и, сознавая себя слишком молодым для роли управителя такой обширной страны, как Авария, он сам добровольно допустил заместить себя соседним ханом мехтулинским Ахметом. Будучи преданным России, он мужественно отстаивал ханство от всех притязаний Шамиля до 1840 г., когда, по проискам Ахмет-хана, он был заподозрен в сношениях с Шамилем.
Смерть генерал-майора Слепцова 10 декабря 1851 г.
И вот его, гордого и именитого аварца, верой и правдой служившего России, приказано было заковать в кандалы и под конвоем доставить в Темир-Хан-Шуру. Это было неслыханным позором для родовитого горца. Во время препровождения ему удалось бежать в аул Цельмес, откуда Хаджи-Мурат и начал письменные переговоры с своим недавним врагом Шамилем, предлагая ему свою службу. Шамиль, потерпевший поражение под Ахульго и зная, каким влиянием пользуется Хаджи-Мурат среди аварцев, с радостью принял его предложение, так как с переходом Халжи-Мурата на сторону Шамиля дело мюридизма
