поселения шли крайне неохотно, ибо по своей натуре не могли мириться с режимом, созданным Аракчеевым.
Вслед за пехотными военными поселениями приступили к устройству таких же поселений и для кавалерии, для этого были избраны губернии Херсонская (Херсонский, Елизаветградский, Александрийский и Ольвиопольский уезды), Екатеринославская (Верхнеднепровский уезд) и Слободско-Украинская (Волчанский, Змиевский, Купянский, Старобельский и Изюмский уезды). Аракчеев и в этих поселениях являлся главным и полномочным начальником, но, живя постоянно вдали от них и не считая для себя удобным входить во все подробности их жизни по недостаточности знания кавалерийской службы, Аракчеев во главе этих поселений поставил генерал-лейтенанта графа Витта, штаб которого находился в г. Елизаветграде. На долю Аракчеева выпала огромная работа по водворению войск на места и разграничению деятельности их и крестьян; эта работа усложнялась еще тем, что Аракчеев, не доверяя никому, входил во все сам; надо принять во внимание, что в то же время Аракчеев не упускал и важнейших государственных дел, по-прежнему поступавших на его рассмотрение.
Благодаря громадной энергии, проявленной как императором, так и Аракчеевым в деле создания военных поселений, они быстро и широко развивались.
3 февраля 1821 г. им было присвоено наименование отдельного корпуса военных поселений, а главным начальником корпуса назначен, конечно, граф Аракчеев; штаб его находился в Новгороде; начальником штаба был генерал Клейнмихель, человек чрезвычайно ловкий и умный. Состав штаба был разнообразным: туда входили инженеры, аудиторы, даже офицеры квартирмейстерской службы (Брадке был обер-квартирмейстером корпуса военных поселений).
Что же представлял собой этот вид поселенного войска и в то же время вооруженного народа?
По словам Н.К. Шильдера, отдельный корпус военных поселений, составлявший как бы особое военное государство под управлением графа Аракчеева, в конце 1825 г. состоял из 90 батальонов Новгородского поселения, 36 батальонов и 249 эскадронов Слободско-Украинского, Екатеринославского и Херсонского поселений, что включало в себя уже целую треть русской армии [93].
Главным занятием поселенных войск по-прежнему оставались фронт и линейные учения; воскресили в этом отношении павловские времена, которые оставили глубокий след в душе Аракчеева; кроме того, пронырливый Аракчеев, видя увлечение Александра I разводами, приналег и в поселенных войсках на эту часть; надо было воочию доказать императору, что поселенные войска ничуть не уступают действующим во фронтовых занятиях, а по хозяйству, размещению и по дешевизне содержания — так и значительно превосходят их. Многочасовая маршировка в целях достижения должных выправки и стойки, а затем и линейные учения занимали целый день поселенного солдата; занятия производились не только со строгостью, но даже с жестокостью; зачастую на них присутствовал сам граф и, ежели замечал нерадение, назначал наказание шпицрутенами, а кроме того, и сами начальники, боясь подпасть под гнев Аракчеева или желая угодить ему, не жалели солдат. В этом отношении особенно отличался командир гренадерского имени графа Аракчеева полка, полковник фон Фрикен, пользовавшийся особенной любовью своего шефа и за свирепое мордобойство прозванный в поселениях Федором Кулаковым.
По окончании занятий или же в специально назначенные дни (попеременно) гнали солдат на строительные работы: сооружать штабы, дома для жилья, проводить дороги. Вырубку лесов, расчистку полей, проведение дорог, выделку кирпича и тому подобные работы возлагали на армейские кадровые батальоны. По словам А. К. Гриббе, эти батальоны — несчастные жертвы тогдашнего времени — числом до 50–60, приходили на поселения в апреле, а уходили на зимние квартиры в более или менее отдаленных уездах Новгородской и смежных с нею губерний — в сентябре; но иногда те батальоны, которые не успели выполнить определенных им рабочих уроков, оставляли в наказание и на октябрь.
Наконец, совершенно измученный этими работами, солдат должен был еще и учить своего крестьянина, или его сына-кантониста. Если к этому добавить время на чистку и приведение в порядок своей амуниции, а еще на караульную службу при штабе, то картина его занятости довольно ясная. Не лучше жилось и крестьянину. Измученному полевой работой военному поселянину вменялись в обязанность фронтовые занятия и маршировка; возвратясь с занятий домой, он не находил и тут успокоения: его заставляли мыть и чистить свою избу и мести улицу. Он должен был ставить в известность начальство чуть ли не о каждом яйце, которое принесет его курица. Женщины не смели родить дома: чувствуя приближение родов, они должны были являться в штаб[94] .
«Заботливость» графа простиралась до того, что он издал «Краткие правила для матерей-крестьянок Грузинской вотчины», касающиеся ухода за новорожденными.
Улучшение нравственности сельского населения также весьма заботило Аракчеева, свидетельством чего явились его «Правила о свадьбах»[95].
В огромном имении Аракчеева постоянно росло число женихов и невест; о них обыкновенно докладывал графу бурмистр. По приказу графа в дом к нему являлись парни и девицы целой толпой и становились парами — жених с выбранной им невестой: Иван — с Матреной, а Сидор — с Пелагеей. Когда все таким образом распределятся, граф приказывает перейти Пелагее к Ивану, а Матрену отдать Сидору и так прикажет повенчать их[96]. Отсюда в семействах шли раздоры, ссоры и процветал разврат. В довершение всего крестьянин никогда не оставался наедине со своей семьей — во дворе или избе всегда находились поселенные солдаты, что создавало немалый соблазн для женщин.
То, что творил Аракчеев в своей вотчине, стал проделывать он и во всех военных поселениях, считая режим, созданный им в Грузине, идеальным.
Если принять во внимание громадную работу по организации военных поселений, проведенную в сравнительно короткий срок, то невольно поражаешься трудолюбием и энергичностью Аракчеева.
Однако из воспоминаний сотрудников Аракчеева отчетливо видно, в чем состоял секрет той быстроты, с какой Аракчеев осуществлял желания государя. Секрет этот довольно прост. Аракчеев вовсе не считал нужным изыскивать для выполнения той или другой работы наиболее подготовленных людей. Он твердо верил во всемогущество субординации и проповедовал правило, что на службе никто и никогда не может отговариваться незнанием и неумением. Достаточно приказать и взыскать — и любое дело будет сделано.
Беспристрастный и сдержанный в своих суждениях, Брадке в своих «Записках» говорит прямо: «В занятиях по военным поселениям — много шуму, много мучений, беготни и суеты, а действительной пользы — никакой». В устройстве самих поселений, по отзыву того же автора, «на поверхности был блеск, а внутри уныние и бедствие». На каждом шагу встречались свидетельства бестолковых, непроизводительных затрат и отсутствия заботливости о действительной пользе дела. Слепая вера руководителей во всемогущество приказа постоянно опровергалась действительностью, но они упрямо не желали признавать справедливость жизненных уроков.
Сам выбор местностей для устройства поселений, по словам Брадке, был «роковым». В Новгородской губернии места под поселения были почти сплошь заняты старым, трухлявым лесом с обширными и глубокими болотами. Построили великолепные здания для штабов, провели всюду шоссе, поставили щегольские домики для солдат, но луга и пастбища оказались расположенными далеко за полями, и скот приходил на пастьбу совершенно изнуренным.
Выписали дорогой заграничный скот, когда луга еще не были нарезаны, и начался падеж скотины от голода и непригодности для корма болотных трав. И ко всем таким тяжелым промахам присоединялись тягостность педантичного формализма и бесцельная жестокость в приемах управления. Такова оборотная сторона показной «деловитости» аракчеевского управления военными поселениями. Об этом свидетельствуют воспоминания Мартоса, Маевского и Европеуса.
А вот что пишет генерал Маевский, одним из видных помощников Аракчеева: «Все, что составляет наружность, пленяет глаз до восхищения; все, что составляет внутренность, говорит о беспорядке. Чистота и опрятность есть первая добродетель в этом поселении. Но представьте огромный дом с мезонином, в котором мерзнут люди и пища; представьте сжатое помещение, смешение полов без разделения; представьте, что корова содержится как ружье, а корм в поле получается за 12 верст; представьте, что капитальные леса сожжены, а на строения покупаются новые из Порхова с тягостной доставкой, что для сохранения одного деревца употребляют сажень дров для обставки его клеткою, и тогда получите вы
