Дочь горного короля

перед смертью пытался что-то сказать – два слова.

Самое время просить прощения, покачал головой Колларин.

Чем больше размышлял Фелл о таинственной встрече, тем больше уверивался, что это ему приснилось. Почему ж он тогда мерзнет в ожидании рассвета под стенами Цитадели? Фелл поворошил костер палкой, стараясь вернуть его к жизни. Овчинный плащ промок под дождем, и огонь, шипящий, едва тлеющий, помогал плохо. Рассветет не раньше, как через час, прикинул лесничий. Он сидел спиной к валуну, а костер горел напротив, у такого же камня. Собранный хворост тоже порядком отсырел. Слева мерцали дрожащие огоньки звездокрылов – Фелл надеялся, что они не станут к нему приближаться. Только горьких воспоминаний ему и недоставало. Золотые крылышки, собравшиеся под толстой дубовой веткой, трепетали во тьме. Ребенком Фелл поймал одного звездокрыла и побежал с ним домой. Там, при свете лампы, он увидел у себя в руке мертвую ночную бабочку с волосатым тельцем и погасшими крылышками.

«Счастье твое, сынок, что на твоей памяти нет пока никакого горя, – сказал отец. – Вот подрастешь и будешь звездокрылов за версту обходить».

Прав он был. В шестнадцать лет Фелл как-то ночью шел по следу хромого волка. Звездокрылы порхали рядом, и он вдруг увидел перед собой тонущего Маттика. Ребенка тащило на быстрину, он протягивал к Феллу руки, но Фелл не умел плавать и лишь смотрел беспомощно, как кипят вокруг мальчика буруны. «Я не виноват!» – вскричал он, заливаясь слезами. С того времени он и вправду стал избегать звездокрылов.

Дождь зарядил снова, и они пропали из виду.

– Дурака я свалял, вот что, – сказал лесничий, глядя на свой мокнущий лук. Тетива лежала у него в кошеле, колчан с дюжиной стрел он укрыл под плащом, но лука все равно было жалко. Его сделал мастер, Керет из Вингораса. Наконечники у него роговые, тянущая сила около девяноста фунтов. Фелл, хотя и не лучший в Лоде стрелок, ни разу не промахнулся с тех пор, как его купил. Стрела, слетая с него, пела и входила глубоко в плоть. Очень важно, чтобы олень умер быстро. Лучше всего, чтобы он вовсе не понял, что умирает – тогда мясо будет нежным и сочным. Если же зверь пугается перед смертью, мускулы у него напруживаются и остаются твердыми. Лук Керета поставлял наилучшее в горах мясо. – Зачем я послушался сна, в который не верю? – Фелл ясно помнил приснившиеся ему слова: Через три дня под стенами Цитадели взовьется меч, и красный плащ затрепещет снова. Будь там, Фелл. Через три дня, на рассвете. Когда взойдет солнце, родится легенда.

Дождь перестал. Сквозь тучи проглянула луна, и звездокрылы опять закружили под дубом. Фелл обтер лук, все шесть футов гнутого дерева. Костер, о диво, вдруг разгорелся. Протянув к нему руки, Фелл ощутил желанное тепло.

– Так-то лучше, – произнес Талиесен. Фелл прянул, как вспугнутая белка. Старик появился мгновенно, непонятно откуда. – Раньше я любил ночной лес, – продолжал друид, чей плащ из перьев сиял при луне, – но последнюю сотню лет кровь уже не греет меня.

– Не мог по-человечески подойти? – возмутился Фелл.

– Я ведь не совсем человек. Что толку быть одаренным, если никто не восхищается твоим даром? Легко же ты поддаешься страху, мой мальчик. – Талиесен огладил седую бороду. – Ничего не варишь на этот раз? Что ж, тем лучше.

– Ты тогда не притронулся к еде, вот и молчи. Ты не настоящий, не из плоти и крови. – Фелл, осмелев, протянул руку, и она прошла сквозь морщинистое лицо старика.

– Ты не глуп, но все-таки заблуждаешься. Это здесь я бесплотен. Талиесен из плоти и крови сейчас далеко – он сидит у себя в пещере, в другом времени, в другом месте. Чтобы открыть Врата для плоти, требуется громадная мощь, астральному же телу ничего такого не надо. Для разговора с тобой вполне довольно и духа.

– У тебя слов, как у нищего вшей, – рассердился Фелл. – Не желаю я с чародеями толковать. Говори что хотел и проваливай.

– Ш-ш, мальчик, что за манеры? Старших как будто уважают и в ваш просвещенный век. Разве родители тебя этому не учили? Отец твой, насколько я помню, был хорошо воспитан.

– Ради всего святого, говори дело. Твои поучения мне поперек горла стоят.

– Хорошо, – сказал, помолчав, Талиесен, – только запомни как следует. Во-первых, когда я уйду, привяжи тетиву на свой лук. Он тебе вскоре понадобится. Во-вторых – знаешь ли ты водопад Альвена?

– Где Железнорукий перешел в иной мир? Конечно, знаю. Каждому ребенку в Лоде известно, где он.

– Когда стрелы будут пущены и кровь прольется на землю, ты проводишь туда человека в плаще. Понятно?

– Ничегошеньки мне не понятно. Во-первых, я ни в кого не собираюсь стрелять, во-вторых, кто такой человек в плаще?

– Терпение, Фелл. Если ты не станешь стрелять, умрет тот, кто тебе очень дорог. Поверь мне на слово, мальчик. И помни о водопаде.

Старик исчез, и костер погас в тот же миг.

Фелл выругался ему вслед, однако тетиву привязал.

Птицы защебетали, предвещая рассвет. Фелл повесил колчан на плечо и взошел на пригорок, откуда была видна Цитадель.

Смотреть было не на что – одни серые стены да торчащий над крышами замок. Но небо прояснилось, и он увидел крошечную фигурку, которая вышла из северных ворот и побежала к холмам. Фелл прищурился, не узнавая бегущего, и тут первый луч зари упал на серебристую голову…

Сигурни не успела преодолеть и трехсот ярдов, как из ворот выехали три всадника. На первом и третьем были шлемы и панцири, но внимание Фелла привлек второй, верхом на сером коне, с воздетым мечом и в красном плаще.

Сигурни бежала что есть силы, но всадники нагоняли ее. Зачем они обнажили мечи? Фелл вдруг с жестокой ясностью понял, что сейчас они затравят ее и убьют.

Передовой всадник был в пятидесяти ярдах от девушки, когда Фелл наложил стрелу. Нелегко будет попасть в быстро скачущую цель, стреляя вниз при недостаточно сильном свете.

Фелл сознавал всю трудность своей задачи, но не испытывал колебаний. Он плавно отвел тетиву к самому подбородку и между двумя вздохами, сохраняя полную неподвижность, прицелился и пустил стрелу. Она запела, и на долю мгновения Фелл подумал, что промахнулся. Но стрела вошла точнехонько в левый глаз всадника и выбила его из седла. Фелл, выбежав вперед, достал вторую стрелу, но выстрелил слишком быстро. Стрела миновала офицера в красном плаще и оцарапала лошадь третьего всадника. Она взвилась на дыбы, солдат рухнул наземь.

Офицер уже настигал беглянку. Она обернулась и вдруг бросилась наперерез коню, размахивая руками и громко крича. Серый вильнул, всадник скособочился влево. Сигурни прыгнула на него. В правой ее руке блеснул клинок, левой она вцепилась в плащ и стащила преследователя с седла. Нож поднялся и опустился. Из раны на шее наездника хлынула кровь, а нож все подымался и падал.

Сигурни поднялась, держа в руках плащ убитого. Оглянулась на Цитадель. Множество народу высыпало на стены. Она набросила плащ на себя, завязала разрезанные тесемки, взяла меч мертвеца и направила его в сторону крепости.

Взошедшее солнце омыло ее золотым светом, и меч загорелся серебром заодно с ее волосами. Фелл понял, что эта картина навсегда останется в его памяти. Человек в плаще – это Сигурни, и легенда – тоже она. Из груди лесничего вырвался тихий протяжный вздох.

Сигурни воткнула меч в землю, медленно поднялась в седло. Третий солдат так и сидел на земле. Не глядя на него, она направила коня к лесу и к Феллу.

Он видел кровь на ее одежде, видел синее, в порезах, лицо – но взгляд притягивало не это, а красный плащ у нее на плечах.

– Что теперь с нами будет, Сигурни? – спросил он, когда она подъехала близко. – С нами со всеми?

Она, казалось, не слышала его и смотрела куда-то в пространство. С лица ее сошли все краски, и оно сделалось восковым. Конь знай себе шел через лес. Лесничий, подоспев как раз вовремя, бросил лук и поймал падающую всадницу. Высвободил ее ногу из стремени, сел на коня сам. Правой рукой он прижимал к себе лишившуюся чувств Сигурни, левой держал поводья.

Старый колдун велел доставить ее к водопаду, но конь оставлял на сырой земле четкий след, а за