– Кто такой?
Старик потрогал свой нос.
– Не время пока, Фелл. Да и скажу, ты мне не поверишь. Потолкуем лучше про баб, про Сигурни. Тебе ведь этого хочется, знаю. Сказать, что ты об этом думаешь?
– Нет уж! Налей еще, и поговорим – хотя одни боги ведают, зачем это надо. Все равно не поможет. – Фелл глотнул, и огненная жидкость обожгла ему горло. – Сукин ты сын, Гвалч! Из чего ты свое пойло гонишь, из крысиной мочи?
– Нет, только добавляю малость, для цвета. Говори, что хотел сказать.
– Почему она – вот о чем я себя спрашиваю. Красоток мне было отпущено свыше меры – почему же только она зажигает мне кровь? Почему?
– Потому что она особенная. – Дрова в очаге были уже сложены. Старик высек огонь, поднес его к сухим прутикам под железной подставкой, раздул и вернулся к столу. – Такие женщины рождаются для великой судьбы. В жены они не годятся, ибо стареют до времени, и груди у них болтаются, точно висельники. Они как звезды – другие женщины против них только свечки. Понимаешь? Она оказывала тебе честь тем, что спала с тобой. Ее удел – вечность. Понимаешь, что это значит?
– Ни словечка я не понял из того, что ты тут наплел.
– Это значит, что она будет жить вечно. Что и через тысячу лет люди будут поминать ее имя.
Фелл заглянул в свою чашу.
– Твое пойло портит мозги, старик.
– Может, и так, но что я знаю, то знаю. Ради нее ты будешь жить, ради нее и умрешь. «Держись, Фелл, – скажет она. – Сделай это ради меня». И вражья сила хлынет на тебя с мечами, и с копьями, и стрелами. Ты ведь выстоишь, Фелл, когда она тебя попросит об этом? – Старик уронил голову на руки. – Выстоишь?
– Ты пьян, дружище, вот и несешь чепуху.
Гвалч поднял на Фелла мутный взор.
– Эх, вернуть бы мне молодость – я стал бы рядом с тобой. Даже ту стрелу на себя бы принял.
Фелл, пошатываясь, довел старика до постели и сам рухнул на медвежью шкуру перед огнем.
Только так могла Сигурни приобщиться к полету. Она стояла нагая над водопадом, вцепившись пальцами ног в изъеденный ветрами край скалы. Летящие вниз струи пенили заводь в шестидесяти футах под ней. Солнце, сияя на безоблачном небе, грело ей спину. Сигурни качнулась вперед. Она летела прямая, как стрела, прижав руки к бокам, и заводь неслась ей навстречу. В последний миг она выбросила руки вперед и вошла в воду почти без плеска. Когда ее пальцы коснулись крутящегося камня на дне, она всплыла и неспешно направилась к южному берегу, где с тревогой ждала ее Леди. Вышла, села на плоский камень, потрясла головой. Здесь шум водопада был глуше, и солнце, светя сквозь ивовые ветви, осыпало золотом воду. В такой день легко верилось, что именно здесь стародавний король покинул мир людей и ушел на небо. Ей виделось, как он выходит из воды, окровавленный, держа в руке меч, слышались лай собак и крики воинов, преследующих добычу. Когда же погоня приблизилась, вспыхнул свет и отворились Врата.
Только все это сказки. Его убили здесь, величайшего из горных королей, Сорейна Железнорукого. Прыгнув с утеса прошлой весной, она нащупала на дне кость – спинную лопатку. Потом стала нырять раз за разом и собрала все, что удержалось среди камней от его скелета. Правой кисти недоставало, но на запястье сохранились проржавевшие болты и последние рыжие клочья железной десницы.
Если что и ушло на небо, то лишь душа. Он умер одинокий, окруженный врагами. Таков удел королей.
Сигурни, поежившись от прохладного ветерка, спросила вслух:
– Ты все еще здесь, Железнорукий? Посещает ли твой дух это место?
– Только при полной луне, – сказал в ответ чей-то голос.
Она вскочила. У ивы, с улыбкой опершись на дубовый посох, стоял человек. Леди лежала, опустив голову на лапы, не обращая на него никакого внимания. Сигурни склонилась к своей одежде, выхватила из ножен кинжал.
– О, не беспокойся, я не насильник. Всего лишь путник, что захотел испить холодной горной водицы, а зовут меня Лоран. – Прислонив посох к дереву, он опустился на колени у воды, приласкал Леди и начал пить.
– Обычно она встречает чужих по-другому. – Больше Сигурни ничего не нашлась сказать.
– У меня свой секрет. – Он поднял на нее глаза и усмехнулся совсем по-мальчишески. – Может, оденешься? – Он был красивый мужчина, стройный, безбородый, с синими глазами и копной соломенно- желтых волос.
Сигурни успокоилась, нашла его улыбку приятной и не осталась в долгу:
– Может, разденешься?
– Вы в Лоде всегда так круто беретесь за дело?
Она спрятала кинжал в ножны и села. Собака прибежала к ней.
– А ты сам из каких будешь?
– Из клана Паллидов.
– Вы, Паллиды, все такие робкие?
– Нет. – Смеялся он тоже приятно, весело и раскатисто. – Мы люди учтивые и обходительные. Далеко ли еще до Силфаллена? – Он обмахнул рукой поваленный ствол и сел.
– Полдня пути, если прямо пойдешь. – Сигурни натянула штаны. Она еще не просохла, и белая шерстяная рубашка липла к груди. Застегнув пояс, она снова села. – Что делает Паллид так далеко на юге?
– Ищу Тови Длинную Руку, меня послал к нему наш лорд-ловчий. У тебя, женщина, имя есть или как?
– Есть.
– Можно узнать какое?
– Сигурни.
– Ты сердишься на меня? – мягко спросил он, и она не нашла усмешки в его глазах.
«Да, сержусь, – сказала она про себя. – Асмидир обозвал меня шлюхой, Фелл ушел, не поблагодарив и не попрощавшись, а этот мною пренебрегает. Еще как сержусь!»
– Нет, – солгала она вслух и внезапно метнула нож. Он просвистел по воздуху и вонзился в поваленное дерево рядом с рукой Паллида. Лоран взглянул туда. Нож пригвоздил к стволу голову гадюки, тело змеи извивалось в предсмертных корчах.
– Ай да Сигурни. – Он выдернул нож, отсек змее голову, вытер лезвие о траву и рукоятью вперед протянул хозяйке.
– Я провожу тебя немного, Паллид. Еще заблудишься в нашем лесу.
– И ножи кидать мастерица, и сердце доброе.
Они вышли на дорогу. Здесь лес был гуще, и осень уже золотила листву.
– Это у тебя обычай такой, говорить с духами? – спросил Лоран.
– С какими такими духами?
– Ты ведь к Железнорукому обращалась, когда я пришел? Это та самая заводь, откуда он вознесся на небо?
– Да.
– Ты веришь в это предание?
– Почему бы и нет, ведь тела его не нашли.
– Живым его тоже не видели, – пожал плечами Лоран, – но жизнь его в самом деле полна чудес. Последний великий король до рождения Гандарина. Рассказывают, что он умертвил семерых, посланных убить его самого – нешуточный подвиг для раненого. Может, двести лет назад люди и впрямь были покрепче, как мой дед уверял, – засмеялся он. – Мужчины тогда были мужчинами, говаривал старикан. Железнорукий, по его словам, был семи футов росту, а его боевой топор весил шестьдесят фунтов. У деда на кухне я наслушался всякого – про драконов, про ведьм и про героев, до которых обыкновенным людишкам как до неба. В те времена каждого ниже шести футов почитали карликом, говорил он, а я всему
