— Извините, что побеспокоил вас, мастер, но сегодня купленный мною раб бежал, и мне сказали, что он часто бывал у вас. Мы подумали, что сможем найти его здесь.
— Как зовут этого раба, барон?
— Кажется, Лаг — неподходящее имя для такого красивого юноши.
— Так его купили вы?
— Да — в подарок герцогу. Теперь он, к несчастью, уже не годится для этой цели. Мне придется заклеймить его, а быть может, и вздернуть.
— Что ж, он это заслужил. Обыщите дом и позвольте мне снова лечь.
— Я верю вам на слово, мастер. Если вы поручитесь, что его здесь нет, мы оставим вас в покое.
— Заверяю вас, барон, что не видел этого мальчика с прошлого четверга. Доброй вам ночи. — Руад подошел к упавшему, который пытался сесть, поднял его за волосы, подвел к коню и перекинул через седло. Барон Эррин усмехнулся и поскакал прочь.
Пострадавший, отстав от других, вернулся к Руаду.
— Вот что… — начал он.
— Только не говори, что мы еще встретимся, — прервал его Руад. — Оскорбления меня злят, а угрозы утомляют. А когда мне скучно, я опасен. Поэтому лучше тебе помолчать. — Всадник свирепо дернул поводья и уехал.
Руад зачерпнул из колодца воды, попил, сел на скамейку и стал смотреть на звезды.
Лаг испугался не зря. Герцог — плохой хозяин. Руад закрыл свой глаз и погрузился в Цвета. Мальчику теперь страшно, и его чувства в смятении. Руад не любил пользоваться Красным, ибо этот Цвет всегда выводит на пути зла — но Красный силен и знает, что такое страх. Руад нащупал струю и сосредоточился на Лаге. Через несколько мгновений он встал и сказал:
— Выходи, мальчик. — Дверь дровяного сарая открылась, и Лаг вышел на лунный свет. — Ты чуть было не сделал меня лжецом!
— Мне некуда больше было идти, мастер. Завтра я поищу Лло Гифса — если он меня примет.
— Войди в дом. У меня есть пара игрушек, которые помогут тебе в дороге.
Руад раздул угли в очаге, поставил на огонь сковородку, бросил на нее сало и разбил четыре яйца.
— Ты, должно быть, голоден, Лаг.
— Да, мастер, спасибо. Но должен сказать вам, что вчера я достиг совершеннолетия. Теперь я мужчина, и мне больше не пристало пользоваться этим детским именем.
— Верно. Какое же имя ты себе выбрал?
— Лемфада, мастер. Я давно уже его облюбовал.
— Да, это хорошее имя. Так звали первого рыцаря Габалы. Будет хорошо, если ты заслужишь хотя бы частицу его славы.
— Я постараюсь, мастер, но ведь я не герой.
Руад переложил яичницу на деревянную тарелку, отрезал несколько ломтей от испеченной накануне ковриги черного хлеба и подал все это новоявленному Лемфаде.
— Не суди о себе поспешно. Ни один рыцарь еще не выходил из материнского чрева в доспехах — все они рождались голенькими.
— А вы многих рыцарей знали?
— Многих. — Руад отрезал еще хлеба, для себя, и налил кружку воды.
— Почему они ушли от нас, мастер?
— Слишком много вопросов ты задаешь. Теперь ты взрослый и недавно сделал собственную птицу, поэтому можешь называть меня не мастером, а просто Руадом.
— Вы разрешите называть вас по имени? — прошептал юноша.
— Это не настоящее мое имя, но мне будет приятно слышать его из твоих уст. — Мальчик, кивнув, доел яичницу и вытер тарелку хлебом.
— Надеюсь, у вас не будет неприятностей из-за меня. Они обратятся к провидцу, Окесе, и он узнает, что я был здесь.
— Не узнает, — осклабился Руад. — Нет у них такого провидца, который проник бы в мои секреты — даже Окесе это не под силу. Можешь за меня не бояться. Пойдем, я подарю тебе кое-что. — В мастерской Руад открыл дубовый сундук у стены и достал оттуда пару сапог из оленьей кожи, прошитых золотой нитью. — Примерь-ка.
Лемфада скинул свои сандалии и натянул сапоги.
— Великоваты немного.
Руад ощупал носки сапог.
— На толстый чулок в самый раз будут, да и нога у тебя еще будет расти.
— Они волшебные, Руад?
— Ясное дело, волшебные. Кто я, по-твоему — сапожник?
— В чем же их волшебство?
— Я запишу тебе одно слово, и когда ты его скажешь, то побежишь очень быстро — ни один пеший, а на неровной почве и конный тебя не догонит.
— Не знаю, как вас и благодарить. Ведь им цены нет.
— К несчастью, они с изъяном. Даже я порой совершаю оплошности, юный Лемфада. Их магии ненадолго хватит. Они дадут тебе час или два, а потом превратятся в обыкновенные сапоги. Зато обувка у тебя будет добротная.
— А восстановить волшебство нельзя?
— Попробуй — тебе будет полезно, — усмехнулся Руад. — Для этого тебе понадобится земляная магия Черного. Но Черный капризен и легко не дается. Лучше всего искать его ночью, при лунном свете. Я прошил сапоги золотой нитью, а этот металл хорошо притягивает токи Черного. Вся трудность в том, чтобы соблюсти меру. Слишком много золота — и ни один человек, надев эти сапоги, не сможет устоять на ногах, и один-единственный шаг унесет тебя так высоко, что ты при падении разобьешься насмерть. Слишком мало — и волшебная сила истощится час спустя. Я бился над этой задачей десяток лет.
— А слово? — спросил Лемфада.
Руад взял кусок угля и написал что-то на столе.
— Прочти его, но вслух не произноси.
— Я понял. — Юноша пристально посмотрел на Руада своими голубыми глазами. — Значит, это и есть ваше настоящее имя?
— Да, мальчик, и ни один человек не должен его знать. Потому я и просил тебя никому не говорить, чем ты здесь занимаешься.
— Вы оказали мне великое доверие, Руад, и я вас не предам. Как получилось, что все считают вас мертвым? И почему вы с этим миритесь?
— Я ничем не отличаюсь от тебя, мальчик. Все люди — рабы. Мое счастье в том, что я владею магией лучше всех ныне живущих. Я люблю создавать красоту. Рыцари Габалы были прекрасны — их доспехи не имели себе равных, а их сердца были чисты, насколько это доступно человеческим сердцам. Но в мире есть и другие силы, подчиненные Красному и родственные тьме. Эти силы хотели, чтобы я работал на них, и до сих пор хотят. Понимаешь меня? Да нет, где тебе понять.
— Злые люди хотели подчинить ваш труд себе — это я понимаю.
— Пять лет назад люди короля схватили меня и привезли в Фурболг. Там мне выжгли глаз. Королю требовалось волшебное оружие, а я отказался делать его.
— Как же вы спаслись?
— Я умер, и мое тело бросили в ров за стенами замка.
Лемфада вздрогнул и сделал знак хранящего рога, а Руад усмехнулся.
— Я только прикидывался мертвым — однако не дышал, и сердце у меня не билось. Зарыли меня, к счастью, неглубоко. Я вылез на волю и кое-как дотащился до дома моего друга. Восемь дней он выхаживал меня, а потом вывез из города, и я оказался здесь.
— Когда-нибудь они найдут вас, мастер. Почему бы вам не уйти со мной к Лло Гифсу?
— Потому что я не готов и, как мне сдается, должен кое-что исправить. А ты ступай и живи своей жизнью. Будь свободен, насколько это доступно человеку.
