Ананаис стал перед ней и поклонился.
— Женщина, я привел священника. Хочешь выйти замуж во второй раз?
— Ты глуп! — усмехнулась она.
— Ничего подобного. Я всегда хотел найти женщину, с которой мог бы провести остаток своих дней, но так и не нашел. По всему выходит, остаток дней мне суждено провести с тобой — так уж сделаю из тебя заодно порядочную женщину.
— Это все прекрасно, Черная Маска, — сказала она, поднимаясь на ноги, — да только я тебя не люблю.
— Да и я тебя тоже. Но если ты оценишь мои великие достоинства, мы с тобой заживем на славу.
— Ладно, — с широкой улыбкой сказала Райван. — Но брак осуществится только на третью ночь. Таков горский обычай.
— Согласен. У меня все равно голова болит.
— Перестаньте! — вскричал Балан. — Я не стану участвовать в этом. Вы глумитесь над священным обрядом.
Ананаис положил руку ему на плечо.
— Нет, священник, ты не прав. Это просто светлый миг в часы мрака. Посмотри — все улыбаются.
— Хорошо, — вздохнул Балан. — Подойдите ко мне оба. Беженцы, услышав о свадьбе, высыпали из шалашей, а женщины нарвали цветов и сплели венки. Принесли вина. Весть докатилась и до лазарета, где Валтайя как раз закончила работу. Она вышла наружу, охваченная противоречивыми чувствами.
Ананаис и Райван рука об руку направились к стене. Бойцы кричали им «ура», пока не охрипли. Ананаис взвалил жену на плечо и понес вверх по ступенькам.
— Поставь меня, увалень! — завопила она.
— Сейчас, только через порог перенесу.
Смех скодийцев докатился до лагеря легионеров.
— Что у них там происходит? — спросил Цеска Дарика.
— Не знаю, государь.
— Они смеются надо мной! Почему твои люди не взяли стену?
— Они возьмут ее на рассвете, клянусь вам.
— Если этого не случится, ответишь ты, Дарик. Не могу больше видеть этого проклятого места. Хочу домой.
* * *
Три кровавых часа продолжалась битва утром четвертого дня, но легионеры так и не взяли стену. Ананаис едва сдерживал радость — несмотря на усталость, он почувствовал перевес в бою. Без полулюдов легионеры сражались механически и жизнью рисковали неохотно. Скодийцы же дрались с обновленной уверенностью. Пьянящее вино победы бурлило в жилах Ананаиса, и он смеялся и шутил, посылая проклятия вслед бегущему врагу.
Но перед самым полуднем на востоке показалась пешая колонна, и смех утих.
В лагерь Цески въехали двадцать офицеров — они привели с собой пятьсот цирковых полулюдов из Дренана, специально созданных боевых зверей восьми футов роста. Помесь северных медведей, больших восточных обезьян, львов, тигров и лесных волков.
Ананаис застыл как вкопанный, обшаривая голубыми глазами горизонт.
— Где же ты, Тани? — прошептал он. — Во имя всего святого, не дай всему закончиться так!
К нему подошла Райван вместе с Баланом, Лейком и Галандом.
— Нет в мире справедливости, — бросила Райван, и защитники вдоль всей стены встретили ее слова гробовым молчанием.
Громадные полулюды, не задерживаясь в лагере, построились в широкую шеренгу, и офицеры заняли места позади них.
Торн потянул Ананаиса за рукав.
— Есть какой-нибудь план, генерал? — Ананаис вовремя сдержал резкий ответ: лицо Торна вдруг сделалось пепельно-серым, и губы сжались в тонкую черту.
— Никакого, приятель.
Звери продвигались вперед не спеша, вооруженные дубинами, зазубренными мечами, булавами и топорами. Глаза их были красны, как кровь, и языки свисали из пастей. Они приближались в тишине — жуткой тишине, разъедающей мужество защитников. Люди на стене заволновались.
— Нужно сказать им что-то, генерал, — произнесла Райван.
Ананаис потряс головой, глядя перед собой пустыми глазами. Он снова стоял на арене, чувствовал непривычный вкус страха... он видел, как медленно поднимается решетка ворот, и слышал, как внезапно затихла толпа. Вчера он встретил бы этих чудищ не дрогнув. Но сегодня победа, казалось, была так близка... он уже чувствовал на лице ее сладкое дыхание...
Какой-то воин соскочил со стены, и Райван обернулась к нему.
— Сейчас не время уходить, Олар. — Воин остановился, понурив голову. — Вернись и стань рядом с нами, парень. Мы все ляжем вместе — это и делает нас теми, кто мы есть. Мы скодийцы. Мы одна семья. Мы любим тебя.
Олар посмотрел на нее со слезами на глазах и вытащил меч.
— Я никуда не бегу, Райван. Я хочу встать рядом с женой и сыном.
— Я знаю, Олар. Но мы должны хотя бы попытаться отстоять нашу стену.
Лейк толкнул локтем Ананаиса:
— Доставай-ка меч! — Но гигант не шелохнулся. Он был не здесь — он снова вел свой давний бой на каменной арене.
Райван поднялась на парапет.
— Держитесь стойко, мальчики! Помните: помощь уже близка. Отгоним этих тварей, и у нас появится шанс!
Ее голос утонул в ужасающем реве полулюдов, перешедших на бег. За ними следовал Легион.
Райван слезла на стену. Зверям не нужны были ни веревки, ни лестницы — они с разбегу прыгали на пятнадцатифутовую преграду и перелезали через парапет.
Сталь вышла навстречу клыкам и когтям, но первых защитников смели в тот же миг. Райван ткнула мечом в зияющую пасть, и зверь попятился, перекусив зубами меч. Ананаис заморгал, приходя в себя. Оба его меча сверкнули на ярком солнце. Зверь, нависший над ним, взмахнул топором, и Ананаис вогнал правый меч ему в брюхо. Полулюд испустил ужасающий вой и обмяк, оросив воина кровью. Ананаис оттолкнул его прочь и выдернул меч — на него, размахивая палицей, уже надвигался другой. Генерал бросил правый меч, перехватил двумя руками левый и рубанул зверя по руке. Когтистая лапа, все еще сжимающая палицу, отлетела в сторону, а полулюд, визжа от боли и злобы, кинулся на Ананаиса. Воин пригнулся и двумя руками погрузил меч ему в живот. Меч, застрявший в громадной туше, вырвался из рук.
Балан спрыгнул со стены и отбежал шагов на двадцать назад. Там он преклонил колени и закрыл глаза. Эти боль и ужас не должны быть бесцельными — правда должна восторжествовать. Вчера объединенная сила Тридцати обратила зверей в людей. Сегодня остался только он, Балан.
Он очистил разум от мыслей, соединившись с безмятежностью Пустоты, и протянул оттуда канал к полулюдам.
Он двинулся им навстречу... и отпрянул, столкнувшись с кровожадной злобой. Он укрепил себя и попытался снова.
Ненависть! Страшная, жгучая, всепожирающая ненависть. Балан заразился ею и возненавидел полулюдов, их хозяев, Ананаиса, Райван и весь мир неоскверненной плоти.
Нет. Он не поддастся. Ненависть прокатилась над ним, оставив его незапятнанным. Он не мог ненавидеть рукотворных чудовищ и даже тех, кто сделал их такими.
Ненависть окружала его стеной, но не касалась его.
Он не знал, какими воспоминаниями можно пронять этих зверей — ведь они прежде не служили в «Драконе», — и прибег к единственному чувству, которое все они непременно испытывали, будучи людьми.
К любви.
