— А ты, батюшка? — умильно обратилась к гостю враз подобревшая Бакида.
Лён последовал примеру хозяина. Пирог оказался, хоть и вчерашним, но вполне съедобным — готовить Бакида явно умела.
Летняя ночь короткая, а ужин был слишком поздним и обильным, и в спальни хозяин с его гостем поднялись уже ранним утром. Лён чувствовал усталость, а Финисту как будто всё нипочём. Он поднялся по винтовой лестнице на второй этаж своего маленького, но ладно сложенного замка.
'Если есть тёща, то где жена?' — подумал Лён. Не удержался и спросил хозяина.
— Спит, моя маленькая певунья! — с лаской в голосе ответил Финист, — Не хотел её будить. Она к хозяйству неспособна — порхает, как птичка. Да и зачем ей руки свои нежные работой портить — она мне утешение, моя радость. Пусть прислуга всё делает, а Бакиде только распоряжаться надо умно. Завтра поищу новых, жалованье вперёд заплачу на полгода. Я долго в отъезде бываю — случается месяца по два-три. Ну, Румистэль, вот твоя опочивальня. Ты уж поищи себе чего-нибудь сам — найдёшь какие-нибудь одеяла- подушки. Кровать, я полагаю, старая перечница не продала!
Князь указал гостю на дверь его спальни, но расстаться они не успели. Отворилась дверь в другой стене, и оттуда выбежала прелестная девушка.
Насколько отвратительна была Бакида, настолько хороша была Ленда. Светлые, волнистые волосы едва не до колен, огромные голубые глаза, нежная кожа с тонким румянцем, фигура — тростиночка.
— О мой князь! — радостно вскричала она, — Что же меня матушка не разбудила?! Не я встретила тебя, рушник не подала, воды не полила!
— Не горюй, свет мой, — нежно ответил Финист, — Я не хотел тебя тревожить до утра!
— Зачем же, сокол мой ясный, один во тьме бродил, никто тебе ни угощения не поднёс, ни чары не налил!
— Забудь плохое! — засмеялся князь, принимая жену в объятия, как мощный дуб приголубливает тонкую берёзку, — И встретили меня, и чару поднесли, и рушники подали. Пойдём, былиночка моя, встретим приход утра любовью!
— Постой, а это кто?
Она выглянула из-за плеча Финиста, как птичка из-за дерева. Глаза пытливо смотрят на незнакомого ей человека.
— А это гость, сокровище моё. Он устал, спать хочет, не задерживай его.
Князь так и пылал желанием, глаза его метали страсть.
— Гость? — строго спросила Ленда. — Гостя надо встретить достойно, накормить.
— О, солнце моё, ну не начинай! — простонал Финист, — Ты ещё скажи: в баньке попарить! Да сделали уже всё без тебя! Ну какая из тебя хозяйка — ты дела в руках отроду не держала! Для чего я тебе прислугу нанял? Чтобы ты руки не портила домашней стряпнёй и прядением! Пошли со мной!
— Прислуга была плохая! — возразила Ленда. — Я прогнала её.
— А, это ты прогнала её, не мама, — с иронией заметил князь.
— Ты всё время маму мою ругаешь, а она не спит, не ест, только о хозяйстве твоем печётся.
— Ну пусть печётся, — смиренно согласился Финист, снова делая попытку увлечь жену на ложе.
— Ты редко тут бываешь, а как приедешь, так всем недоволен! — продолжала выговаривать юная жена.
Наблюдать эту умилительную домашнюю сцену Лёну не хотелось — тут разыгрывался один из семейных спектаклей, в которых юные прелестные создания проверяют свои остренькие коготки на размякшем от чувств супруге. Князь Финист был без ума от жены.
Сон что-то не шёл, да и как спать когда случилась такая встреча! Удивительно, неужели никто из дивоярцев не знает, что зачарованный земли не что иное как зона переменного времени! Да, так стоило бы их назвать. Гость, явившийся в такую область, переносится в прошлое — в один из слоев времени! Чем больше ходишь в зону, тем дальше отправляешься назад! Вот почему по возвращении проходит не более трёх дней, а то и меньше! Чудеса и только!
Он много раз ходил в зоны наваждения, попадал в самые разные истории — раз сто, не меньше. Бывал в очень старых сказках и легендах, а вживую с потомком Гедрикса встретился впервые. Значит, это в принципе возможно — надо только найти нужную область. Или это потому что Финист поселился как раз в такой зоне — ведь они вне влияния Дивояра.
Тут в голову Лёну пришла такая мысль, от которой он даже вскочил с места, растеряв остатки желания поспать. О, Великий Дуб, а не потому ли это случилось, что он вошёл в зону без своего меча Джавайна?! Мог ли этот меч оказаться в одном пространстве сам с собой?! Интуиция и логика говорят, что нет — не может! И перстня Гранитэли с ним сейчас нет — вот почему оказалась возможна встреча! И Гранитэль его не узнала — для неё ещё в будущем встреча с последним потомком короля-мага. Она лишь почувствовала родство. Вот почему принцесса пришла в такое замешательство тогда, когда он вышел из зачарованных земель, где был в образе Румистэля — она не могла понять, где был сам Лён при этом погружении! Дубовый лист, до чего же всё сложно! И она сказала: Румистэль тот, кто будет после тебя.
— Брат, могу ли я чем-нибудь помочь тебе? — спросил утром Финист, когда гость покинул свою опочивальню.
— У меня простое дело, — отозвался тот, — где-то в этих местах скрывается тролль с похищенной принцессой. А вот я могу ли чем тебе помочь?
— Пойдём на реку, — чуть запоздал с ответом князь, — Искупаемся, смоем пыль странствий, поговорим. Я тут говорить не хочу — тёща больно любопытна, так и подслушивает. Погодка хороша как, Румистэль! Водица, как парное молоко, трава свежа.
— Хочу вот о чем спросить, — заговорил князь, когда оба они искупались и разлеглись на травке — обсохнуть и порадоваться яркому солнечному утру.
— Скажи мне, дивоярец, не владеешь ли ты секретом любовного зелья?
— Зачем тебе? — изумился тот.
— Да видишь ли какое дело, — смутился Финист, — жена моя больно холодна. Сам я горяч, а она не разделяет моей страсти. Я как спешу домой после долгой отлучки, весь сердцем рвусь, желаю встречи, чаю сладостных объятий, пылаю весь, горю. А она, как малое дитё — играет словно мною. Словами говорит: люблю, а в деле всё мысли у неё гуляют где-то. То вдруг хозяйкой вздумает прикинуться — вчера вот, то начинает хлопотать, как будто в самом деле собралась что делать. Ты уж, наверно, понял: Ленда у меня хозяйка никудышная, всё так и валится из рук — вся в свою мамашу. Да мне того не надо, я не в работы её взял, она мне для услады сердца, моя душа к ней прикипела.
Встретил я её по осени, когда возвращался из своего похода, среди глухого леса. Сидела она на порожке ветхой избушки, пела песню да косы расплетала. Жила она в этой развалюшке с матерью вдвоём — беднее некуда. Я ехал мимо, увидал и думаю: кто тут в моём владении без моего спроса поселился? Она скорее, как полагается, господина встретила, вынесла воды в ковшике, поклонилась и попросила дозволения пожить до весны в заброшенной сторожке. А там они уйдут куда глаза глядят.
Так тронула меня её хрупкая краса. Глаза её чистые, невинные, небесной синевы, как будто в душу мне проникли, пленили сердце, разволновали душу. А вскоре я посватался к ней, и стала она у меня в дому хозяйкой. Да что сказать — хозяйкой! Не привыкла она быть хозяйкой, не научена ни одному делу, беспутной матери дитя. Глупа моя тёща, бестолкова, жадна и лжива. Но что поделаешь — родная мать моей жене! Как прогонишь — с кем моей птичке время коротать, пока я рыскаю иными землями. Да вот досада: сердце у неё ещё не пробудилось, страсти не ведает, огня не знает. Лепечет, смеется, как милое дитя, хохочет, прыгает, играет. Вроде рада, а как насытить мужа жениной любовью, как отдаться пылкому объятию — так, как ледышка, холодна. Иной раз я нарочно задержусь в дороге. Ну, думаю, соскучится, а она всё та же — в глазах невинность, а на устах пустая болтовня. Что делать, дивоярец? Я слышал, вы на всякие зелья мастера. Нет ли у тебя заветного состава для пробуждения любви?
— Нет, Финист, у меня с собой такого нет, — признался Румистэль, слегка смущённый откровенными
