Пролог
К тому времени, когда они переехали помосту через реку, тени, отбрасываемые могучими дубами в лучах зимнего солнца, удлинились. Хорошо хоть дождя нет, как год назад. Тогда разразилась настоящая гроза — два мощных атмосферных фронта столкнулись над южной частью центрального Техаса; дождь пропитал высохшую землю, наполнив не только реки, но и свежевырытую могилу его сестры.
Брейди Коулман чувствовал тяжесть на сердце. Ему не хотелось везти мать на кладбище. Ничего хорошего из этой поездки не получится, с горечью думал он, испытывая все большее раздражение. Кроме того, как он ни любил мать, ему не нравилось ее отношение к смерти Ли. Есть вещи, которые нельзя, невозможно принимать, а тем более прощать. Видит Бог, это как раз тот случай!
— Знаю, тебе не терпится поскорее со всем покончить, — сказала мать, — но, пожалуйста, не гони так. От быстрой езды я начинаю нервничать.
Не говоря ни слова, Брейди перестал жать на акселератор. Машина марки «линкольн континентал» принадлежала матери, и сегодняшний день — тоже. Он обещал себе сделать все, что в его силах, чтобы угодить ей, даже если придется тащиться со скоростью на десять миль ниже установленного предела. Как и у всех прочих, у Лоретты Чаннинг имелись свои особенности, с которыми следовало считаться, тем более в такой день.
Брейди твердо решил сыграть роль примерного сына, избегать трений, вынести все без лишних слов. К чему бередить старые раны? Нужно лишь выдержать посещение кладбища, затем обед — и все закончится еще на год. Оба они вернутся к своим делам и перестанут мучиться над тем, что произошло с Ли, и ссориться.
— Я надеялась, со временем мне полегчает, — грустно произнесла мать, — но, вижу, ошиблась.
Брейди промолчал. Мать вынуждала его ступить на минное поле, блуждать по которому ему вовсе не улыбалось.
— А как ты, сынок? — спросила она, не желая оставлять эту тему. — Твоя боль хоть немного утихла?
Он покосился на мать — печальную пожилую женщину в строгом черном шерстяном костюме и темной шляпе. Она держалась прямо, как всегда, но цветы в ее руках слегка подрагивали, выдавая сильное волнение.
— Мама, к чему этот разговор?
— Я продолжаю скорбеть, Брейди.
— Я тоже. Но только идиот станет совать руку под электрическую пилу без всякой причины.
— Не хочу с тобой спорить. Просто я думаю, что не нужно загонять боль внутрь.
— Мама, каждый справляется с горем по-своему.
Брейди снова нажал на газ, но, поймав себя на этом непроизвольном движении, снизил скорость.
Он привык гонять как сумасшедший на своем видавшем виды пикапе по проселочным дорогам, не рискуя никого задавить, кроме зайцев.
— Семья должна держаться вместе, — продолжала мать, — особенно в подобных случаях. Сейчас моя семья — это ты; кроме тебя, у меня никого нет.
— Поэтому я здесь, — ответил он, — поэтому и везу тебя на могилу Ли, выполняя твою просьбу.
— Мне жаль, что ты полон ненависти, Брейди. Вся ненависть в мире не вернет Ли. Пора привыкнуть к тому, что ее нет в живых. Смирись, умоляю тебя! Ради себя самого!
— Мама...
— Ладно, ты прав. Я не сдержалась, извини. Забудь о моих словах. Знаю, ты не желаешь ничего слышать.
Мать замолчала, но было уже поздно. Брейди почувствовал спазмы в желудке, его губы сжались, сердце начало вырабатывать адреналин, словно рядом сидел Джереми Трент. Жгучая ненависть и жажда мести охватили его с прежней силой. Брейди заводился с пол-оборота, стоило ему подумать о Джереми. От одной только мысли о нем кровь у него закипала, руки сжимались в кулаки, зрелый мужчина превращался в ослепленного яростью мальчишку, готового немедленно ввязаться в драку.
— Черт побери, мама!.. — пробормотал он, еле сдерживаясь. Разве можно такое забыть! Наоборот, следует помнить и не забывать ничего, пока смерть сестры не будет отомщена!
Мать неловко заерзала на сиденье.
— Наверно, тебе не понравится то, что я скажу, Брейди, но тебе нужна женщина. Ты отдал Ли всю любовь и не желаешь никого впускать в свою жизнь. Если бы ты открыл душу кому-нибудь, может, твое сердце освободилось бы от скопившегося в нем яда.
— Господи, мама! О чем ты говоришь? Разве нам не о чем больше беспокоиться? И потом, быть холостяком — вовсе не грех.
— Я не о том. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, и знаешь, что я права. Просто не хочешь признать!
— В моей жизни больше женщин, чем надо. У меня на всех времени не хватает, — твердо возразил Брейди. — Мне никогда не требовалась женская дружба, и тебе это отлично известно. Хочешь послушать подробности?
— Я говорю не о таких женщинах, Брейди Коулман. Я говорю о любви, настоящей любви к хорошей, порядочной девушке. Будь у тебя кто-то, с кем ты мог бы поделиться, возможно, ты бы успокоился и смирился со смертью сестры. Конечно, я вмешиваюсь не в свое дело. Какому мужчине тридцати пяти лет от роду понравится, что мать сует нос в его личную жизнь? Я бы молчала, если бы не видела, какой вред причиняет тебе ненависть, которую ты носишь в себе. Она разъедает тебе душу, сынок. Неужели ты сам не понимаешь?
Глянув в зеркало заднего обзора, Брейди снова заставил себя сбросить газ. Не хватало еще угодить в полицию за превышение скорости, что бывало всякий раз, стоило ему оказаться в Сан-Антонио.
— Давай сменим тему, — буркнул он, — пока я не ляпнул чего-нибудь, о чем потом пожалею.
— Может, лучше выговориться и покончить с этим? — настаивала мать.
Они ехали по улицам района Аламо-Хайтс, до кладбища оставалось несколько миль. Пульс у Брейди участился. Он прилагал отчаянные усилия, чтобы обуздать душивший его гнев.
— Нам не станет легче, если я выскажу все, что думаю о Джереми Тренте, — процедил он сквозь стиснутые зубы.
— Попробуй, — отозвалась мать. — Ты когда-нибудь делился своими чувствами с кем-то?
— Нет такого человека, с которым мне хотелось бы обсуждать эту тему, разве что с самим Трентом.
— О том-то я и толкую. Людям необходимо делиться своими переживаниями. Если есть кого любить, легче расстаться с тяжелыми воспоминаниями. Я тебя хорошо знаю, Брейди. Ты весь в отца. Джейк тоже вкладывал страсть во все: и в любовь, и в ненависть. Ты такой же, сынок...
— Не хочу тебя разочаровывать, мама, но едва ли благородно жениться на ни в чем не повинной девушке лишь для того, чтобы избежать визитов к психиатру. При всем моем уважении к женщинам, включая тебя, я не думаю, что их главная цель — спасать какого-нибудь бедолагу от него самого. Тебе не понравится то, что я скажу, мама, но я вполне удовлетворен своей жизнью и не желаю ничего менять.
— Я советую тебе остепениться совсем по другой причине. Я пытаюсь настроить тебя на положительный лад, помочь преодолеть горечь, порожденную трагедией, происшедшей с Ли. Ее смерть превратилась в навязчивую идею, завладела всеми твоими помыслами.
