Мечи Дня и Ночи

близко от лошадей. Но ты, — сказал он лежащему на земле солдату, — поступил куда как глупее. Ты доказал, что не способен рассуждать здраво. Как ты смел обозвать их «скотами»? Эта стая присоединилась к нам добровольно. Понимаешь ли ты значение этого слова? Ставут просил их остаться, потому что это не их война, но они решили поддержать тебя, драться рядом с тобой. Умереть на твоей войне. Так-то ты отблагодарил их? Стыдись! — Краем глаза Скилганнон видел, как опускаются луки и стрелы возвращаются в колчаны. — Вот что я вам скажу. Я жил в те времена, которые вам так неймется вернуть. И сражался вместе с Друссом-Легендой. Было это в одной маленькой крепости, полной надиров и предателей-наашанитов. Нас было мало: два брата, дренайский воин Диагорас, женщина с арбалетом, Друсс, я и еще джиамад. Мы все сражались бок о бок. Друсс не называл джиамада скотом, не чурался его, не питал к нему отвращения. Каждое живое создание Друсс судил по его делам. Если бы кто-то тогда произнес слово «скот», Друсс сам хорошенько бы врезал безмозглому, который себе такое позволил. — Скилганнон обвел взглядом все еще рассерженных солдат. — Я не хочу слышать о том, что джиамады убили сколько-то ваших друзей, или о том, что ваши предки дали клятву не пускать их на священную землю дренаев. Наш мир древний, и в нем всегда была своя доля зла. Думаю, оно зародилось еще в сердце первого человека. В леопарде, медведе и ястребе вы зла не найдете. Только в нас оно есть. Там, — он указал на север, — обитает магия. Если мы отыщем ее источник, то ни Вечная и никто другой не смогут больше смешивать человека со зверем. Вот о чем нам сейчас надо думать. — По лицам солдат Скилгантюн видел, что не до конца убедил их, но не знал, что еще сказать.

Алагир, отделившись от других, подошел к высоченному Шакулу и сказал:

— Я Алагир из Легендарных.

Зверь стал качать головой из стороны в сторону, и Ставут ответил за него:

— А это мой друг Шакул. — Звери переминались на месте, неуверенные и настороженные. Тогда Ставут шепнул что-то на ухо Алагиру, и тот, засмеявшись, сказал своим людям:

— Делайте, как мы. — Они со Ставутом принялись мерно топать ногами, и Легендарные, помедлив немного, последовали их примеру. — Мы стая! — выкрикнул Алагир. — Повторяйте за мной! Все разом! — Солдаты отозвались, сначала вразброд. — Громче, сукины дети! — хохоча, приказал Алагир.

— Мы стая! Мы стая! — прокатилось над лугом.

— Шакул! — заорал Ставут. — Кто мы такие?

Шакул тоже начал притопывать, и звери, один за другим, поддержали его.

— Мы стая! — заревел он и взвыл. Стая отозвалась ему дружным воем.

— А ну, послушаем, как воют дренаи! — Алагир приложил ладони ко рту и тоже завыл по-волчьи. Легендарные, уже со смехом, принялись ему подражать — кто в лес, кто по дрова, но это никого больше не волновало.

И Скилганнону полегчало — впервые за несколько дней.

* * *

Когда он шел обратно к баржам, его догнал Алагир.

— То, что ты рассказал, это правда?

— Я не враль, Алагир.

— Друсс сражался заодно с джиамадом?

— Тогда они назывались Смешанными, но это одно и то же. Надирский шаман подверг смешению его старого друга, Орасиса.

— Ну, это другое дело.

— Почему другое?

— Раз Друсс знал этого джиамада прежде... Скилганнон, сделав глубокий вздох, заставил себя успокоиться.

— В чем же разница, Алагир? Шакул тоже раньше был человеком. Как и все они.

— Это кара за преступления, которые они совершили, — упорствовал Алагир.

Скилганнон был благодарен дренайскому капитану за поддержку, и обижать Алагира ему не хотелось. Помолчав, он сказал:

— Ты ведь не глуп, Алагир — откуда же такая наивность? Как по-твоему, Вечная — это тиран?

— Конечно. Все ее действия подтверждают это.

— Почему же ты не допускаешь мысли, что при правителе-тиране наказанию подвергаются не только преступники? Шакула превратили в Смешанного, чтобы потом сделать солдатом. Возможно, конечно, что он был вор или убийца — а возможно, просто честный человек, который говорил что-то против Вечной.

— Я понял, куда ты клонишь. Да, верно. Прости меня, Скилганнон. Я дурак.

— Если подумать, то мы оба заслуживаем награды за глупость, — засмеялся Скилганнон. — Не будь к себе столь суров. Все мы рабы своих предрассудков. Мы в свое время считали дре-наев надменными завоевателями, которым давно пора преподать урок. Будь я чуть постарше, я мог бы служить в армии Горбена и встретиться с ними у Скельнского перевала. Ты смотришь на громадных, крайне безобразных зверей и спрашиваешь себя, чем же они заслужили такую участь. Если есть над нами Исток, они в чем- нибудь да провинились, думаешь ты. Не сомневаюсь, что первые джиамады действительно были преступниками, но ведь Вечной нужно пополнять свое войско. Думаю, что последние — это просто крестьяне, которых хватают в собственных деревнях. Я был по-настоящему тронут, Алагир, когда наши, все как один, вызвались идти вместе со Ставутом. Я подумал тогда, что человечество все-таки еще может измениться к лучшему, раз даже звери способны на такую любовь и преданность.

На берегу он пожелал Алагиру спокойной ночи и прошел к последней барже. Харад сидел на корме со Снагой в руках.

— Напрасно вы не сказали мне, — упрекнул он взошедшего на борт Скилганнона и с силой швырнул топор на палубу. Лезвия, похожие на крылья бабочки, вонзились в дерево, рукоять затрепетала.