— Еще бы. Мы расколотим их, генерал.
Скилганнон спустился туда, где стоял офицер. Вакасель был одет по-военному: черный панцирь, шлем из закаленной кожи, высокие сапоги с бронзовыми накладками на коленях, длинные темные волосы заплетены, как принято у ангостинцев. Вплетенные в косу серебряные слитки обеспечивали голове дополнительную защиту.
— Ты собираешься драться с несметным войском, — сказал Скилганнон, — а на скальный карниз сесть боишься.
— Камень мне неподвластен, а на поле боя меня защищают мой меч и мой лук.
Скилганнон посмотрел ему в глаза. Оба знали, что в грядущей битве их ничто защитить не сможет. У Бакилы двадцать тысяч пехотинцев и восемь тысяч конников. В Ангостине наберется тысячи четыре обученной пехоты и две — кавалерии. Восемь лет назад Скилганнон собрал против згарнов союзную армию и отогнал их орды от южных границ Ангостина. Силы Кайдора, Чиадзе и варнийских кочевников дали згарнам большое сражение. Згарны потеряли в нем около тридцати тысяч, союзники — около двенадцати. Ночью Бакила сумел уйти с остатками своего войска. Скилганнон просил ангостинского короля пуститься за ним в погоню, но тот отказал, устрашившись огромных потерь и полагая, что Бакила получил урок раз и навсегда.
Урок и в самом деле не прошел даром. В следующем году Бакила двинулся на юго-запад и разбил варнийцев. Еще через год ударил на Кайдор и разграбил его города, включая столицу. Через два года, вступив в союз с сегуинами на восточном побережье, пошел на Чиадзе и разгромил их армию в двух кровопролитных сражениях. Чиадзе сдались и предложили ему огромную ежегодную дань. Король Ангостина, чтобы уберечься от нового вторжения, заключил с ним мир и тоже стал платить дань. На первый год договорились о семистах фунтах золота, на второй эта сумма возросла до тысячи, затем до двух. Теперь ангостинская казна истощилась окончательно.
И згарны выступили в поход.
— Сколько у нас времени, генерал? — спросил Вакасель.
— Дней десять.
— За это время вы составите блестящий план сражения, которое принесет нам победу. Мне не терпится услышать его.
— У нас есть только одна надежда на победу, Вакасель. Ты знаешь это не хуже меня.
— Чудом будет, если нам удастся подойти к нему хотя бы на двести футов.
— Значит, нам придется сотворить чудо.
Вакасель выругался сквозь зубы и взобрался на выступ, где прежде сидел Скилганнон.
— Кстати, генерал, там у дома вас ждут какие-то странные люди.
— Что значит «странные»?
— К примеру, лысая женщина, вся в шелках, — ухмыльнулся молодой офицер. — Очень даже недурна, если кому нравятся лысые. С ней двое настоящих уродов. Упали с дерева мордой вперед, как говаривал мой отец.
Вернувшись к себе, Скилганнон стал изучать свое тело. Он проделал ряд танцевальных движений, прыжков и переворотов. При этом он то и дело спотыкался, а потом и упал. Умом он помнил, что надо делать, но тело не поспевало за головой. Он упростил упражнения, стараясь думать о чем-то другом. В уме мелькали яркие, но отрывочные образы. Память все еще не желала вернуться во всей полноте. На одну сцену накладывалась другая, и все обрывалось опять. Ему вспоминались имена — Дайна, Джиана, Друсс, Вакасель, Гревис. Порой чье-то лицо совмещалось с именем и в тот же миг исчезало.
Поупражнявшись около часа, он сел на ковер, набросив на плечи одеяло. Склонил голову, чтобы обрести внутренний покой, и сосредоточился на одном имени: Устарте.
Звезды светили ярко, дождевые тучи ушли на запад. Это хорошо. Завтра земля будет твердой, и это ускорит атаку. Быть может, им удастся прорваться глубоко в ряды згарнов. Насколько глубоко? И пойдет ли Бакила снова на левом крыле, как тогда, восемь лет назад? Скилганнон взошел на пригорок и окинул взглядом поле будущего сражения. Широкое, ровное. Лесистые холмы на западе, на востоке река. Какое построение для боя выберут згарны? У ангостинской пехоты выбора нет — она займет высоту на северном конце долины. Крутые склоны замедлят натиск врага. Ангостинцы в более тяжелых, чем згарны, доспехах, вооруженные короткими колющими мечами, какое-то время продержатся там. Восемь тысяч згарнских всадников придут с востока и запада, чтобы зажать противника в клещи. Две тысячи ангостинской кавалерии разобьются надвое и будут сдерживать врага с обеих сторон. Дело это заранее обречено на провал. Кавалерию сомнут либо прижмут к флангам своей же пехоты.
При мысли об этом Скилганнона переполняло бешенство. Згарны, при всей своей дикости, дисциплинированные бойцы, и смерти они не боятся. Никакая внезапная атака не способна сломить их дух, и самая хитроумная стратегия их не остановит. У ангостинцев только одна надежда. Бакила — голова и сердце своего войска. Если он будет убит, враг дрогнет.
Скилганнон вернулся к своему коню, сел в седло и поехал по освещенной луной долине, направляясь к лесу на западе. Оттуда, с высоты, он увидел костры згарнов, ставших лагерем милях в пяти к юго-западу. Спешившись и ведя под уздцы коня, он стал подниматься в гору. Воздух был прохладен и чист. Завтра он укроет здесь три сотни своих отборных кавалеристов. Серебряных Ястребов — и когда войска сойдутся в битве, поведет их в самоубийственную атаку вниз по склону.
Шея болела, плечо тоже. Пятьдесят четыре прожитых года давили на него всей своей тяжестью. Он сел и прислонился спиной к дереву, вспоминая дни своей юности. Тогда его посещали мечты, честолюбивые и тщеславные. Он хотел стать таким же героем, как его отец, хотел завоевать любовь женщин и восхищение мужчин. Все юнцы мечтают об этом, с улыбкой подумал он. В памяти всплыло лицо Джианы — не наашанской королевы-колдуньи, прекрасной и грозной, а юной принцессы, с которой он встретился когда-то. С чем сравнить то время, время его первой любви? Он тогда верил, что его будущее связано с Джианой навеки. Ничто на земле и на небе не могло этому помешать... Тихий шорох прервал его думы. Он рывком поднялся на ноги и увидел идущую к нему Устарте. Ее длинные шелковые одежды мерцали при луне.
— Я чувствую твое горе, и это печалит меня, — сказала она.
— Торе — неотлучный спутник старости. — Он заставил себя улыбнуться. — Приехав ко мне домой, ты
