сдержит слово.
— Понятно, — холодно сказал Бэйн, — ты хочешь, чтобы я помчался спасать Коннавара. Вот к чему весь этот разговор о необходимости сделать выбор! Я нужен, чтобы его спасти.
— К сожалению, ты не прав, Бэйн. Я очень люблю Коннавара и знаю, как ему тяжело, но спасти его я не могу — это его судьба.
— Тогда зачем меня вызвали?
— Сделать выбор.
— Что, если я решу поехать к Лии? Что случится с королем?
— Он умрет в одиночестве.
— Я если я поеду на помощь?
— Он умрет, но не один. Хочу предупредить тебя, Бэйн, если ты поедешь к Коннавару, тебе придется сделать выбор еще раз, и если ошибешься, можешь поплатиться жизнью.
Маро, сын Баруса, наблюдал, как отряд рабов ставит тридцать палаток для младших офицеров. Отряд работал быстро и умело, не отвлекаясь, что говорило о большом опыте. Задачей Маро было руководить рабами, и он чувствовал себя совершенно ненужным. Он внимательно следил за работой, но не мог найти ни единого изъяна. Когда палатки были установлены, он поблагодарил рабов и мысленно себя отругал. Его уже дважды предупреждали, что он ведет себя странно, но Маро просто не мог относиться к людям невежливо. Отпустив рабов, он прошелся вдоль территории нового лагеря. Слева личные рабы Джасарея собирали мозаичный пол для палатки командования. Каждый из двух тысяч тридцати семи камней был пронумерован, и некоторые рабы собирали и разбирали подобные мозаики уже более тридцати лет. Здесь тоже работали умело и быстро. Было крайне важно выложить пол и возвести палатку до прибытия Джасарея и основных отрядов. Маро восхищался строительством новой крепости, равно как и всем, что происходило с момента начала кампании. Нигде так ярко не проявлялись сила, мощь и изобретательность Города, как в этом необыкновенном строительстве. Ударные отряды выбирали место, офицеры наносили план лагеря на карту, а солдаты авангарда тут же начинали рыть оборонительные окопы. С севера и юга отряды всадников привозили поваленный лес, деревья распиливали, и из них строились ворота. Непрерывно прибывали новые отряды Пантер, которые тут же принимались за работу — копали отхожие ямы, ставили палатки и полевые кухни.
Маро поднялся на северную стену и оглядел бескрайние холмы. Где-то там была армия ригантов, которая разбила Валануса и проставила жирное пятно на безупречной истории армии Города. По последним данным, ригантов было не более пятнадцати тысяч — то есть примерно одна десятая от численности армии, разбившей Валануса.
Маро снял шлем и провел рукой по темным волосам. Дул приятный прохладный ветерок. Сильно чесалась спина, но почесать ее не было возможности из-за железного нагрудника. Маро долго привыкал к тяжелым доспехам, нарукавникам и наголенникам и чувствовал себя не настоящим воином, а студентом, мальчишкой, который играет в солдатиков. Ему было труднее, чем другим молодым офицерам, ведь он — сын Баруса, завоевателя востока, и от него ждали очень многого. Иногда Маро радовался, что отец остался в Городе и не узнает о некоторых его промахах.
В крепости находились несколько тысяч человек. Оглянувшись, Маро вспомнил ее примерный план и подумал, где будут располагаться он и его пятьдесят солдат. Он надел шлем и прошел к палаткам, где сейчас стояли его люди. Убедившись, что они сыты и всем довольны, Маро ушел к себе и начал писать письмо Каре. У него уже скопилось четыре письма, и он их пронумеровал, чтобы Кара поняла, в каком порядке читать. Завтра он попросит, чтобы в Ассию отвезли и его письма. Лишь десять офицеров в день имели право отсылать почту, потому что посыльных было всего десять, и Джасарей настаивал, чтобы они ездили налегке.
Дойдя до середины письма, Маро услышал шум и отложил перо. Выйдя из палатки, он увидел, что прибыла группа кавалеристов, среди которых было много раненых. Маро стоял на самом солнцепеке, смотрел на командира кавалеристов и, оглянувшись, сосчитал прибывших всадников. Их было тридцать, а полоски на нагруднике офицера показывали, что у него в распоряжении сто человек. Маро неспешно пошел к палатке. Офицер, высокий худощавый мужчина средних лет, разговаривал с одним из командующих Джасарея, хмурым, немногословным Гелтианом.
Они напали на нас из восточных лесов, — докладывал кавалерист, — ценийцы тут же бросились врассыпную.
— Каковы наши потери?
— У меня шестьдесят восемь человек. Они окружили отряд Тувора и, наверное, перебили всех. Ригантов вел тот старый ублюдок, который приезжал в Город, Фиаллах, или как его там?
— Потери врага?
Трудно сказать. Они напали так неожиданно. Мы думали, ценийские лазутчики предупредят нас о наступлении, но их или перебили, или они просто разбежались. Были моменты, когда риганты полностью контролировали ситуацию.
— Сколько их было?
— Примерно тысяча.
— Отведите раненых в полевой госпиталь и приготовьте более детальный отчет для императора.
— Слушаюсь, — ответил кавалерист, отдавая честь. Маро был неподалеку, когда кавалерист ушел, и Гелтиан повернулся к нему:
— Вам нечего делать, молодой человек?
— Да, сэр, палатки поставлены, мои люди сыты и отдыхают.
— Ты ведь сын Баруса, не так ли?
— Правильно, сэр.
— Ты слышал доклад?
— Да, сэр.
— Какие выводы сделал?
Маро попытался собраться с мыслями и вспомнил разговор, который он подслушал.
— Получается, что сто шестьдесят восемь наших кавалеристов были убиты Железными Волками Фиаллаха.
— Что еще?
— Они напали из укрытия, их было в десять раз больше. — Внезапно Маро все понял. — Отряды кавалеристов двигались слишком близко друг к другу. Если бы между ними было… двести ярдов, как предписывают правила, один из отрядов мог бы вырваться и уцелеть. Кавалеристам следует объезжать леса хотя бы на расстояние выстрела.
— Правильно, — сказал Гелтиан. — Офицеры проявили неосторожность и недооценили противника. В результате им преподали страшный урок.
Гелтиан отвернулся и пошел к восточным воротам. Маро вернулся в палатку к неоконченному письму. Он еще раз написал Каре, как сильно скучает по ней и по их новорожденному сыну. Затем рассказал про кельтонские земли, о том, какие красивые здесь горы и какие чистые ручьи и реки. Внезапно он вспомнил Бануина и подумал, где он может сейчас быть. Он не воин и вряд ли рискнет участвовать в битве. Затем вспомнил о гладиаторе Бэйне. Свирепый говорил, что он вернулся домой, в горы. Вот он уж точно точит меч и полирует доспехи! Маро задрожал. Приближался вечер, и солнце уже не грело. В палатке не было постели — просто кусок брезента, покрывающий землю. Маро снял нагрудник и с наслаждением почесал спину, а затем растянулся, положив голову на сложенное одеяло. Дома Кара наверняка сидит в саду, а сын спит в колыбели в тени старого вяза. Закрыв глаза, Маро представил себе эту картину и тут же почувствовал огромный прилив любви к ним обоим. Кара очень злилась, когда он уезжал, и отказалась выйти прощаться. — Ты присоединился к силам зла, — сказала она, когда Маро объявил, что его прикрепили к двадцать третьей армии Пантер,
— Что плохого в том, чтобы защищать свой город?
— Вот наш город, но где же враги, я никого не вижу.
— Риганты собирают армию, их шпионы уже переправились через море и призывают покоренные племена восстать против Города. Если мы не разберемся с ними сейчас, скоро они окажутся у наших ворот.
