лошади. С этой высоты он осмотрел все вокруг, но нигде не обнаружил врага. Он повернул голову лошади и увидел собственное тело позади Доная.
Из высокой травы за телом Карима поднялся Иерусалимец, нацелив пистолет. Дух Карима метнулся из мозга лошади в мозг Шэнноу, и Иерусалимец зашатался от взрыва боли в голове, от ослепительной вспышки внутри глаз. Ее сменила тьма, и Шэнноу увидел, что находится в туннеле глубоко под землей. До него донесся шорох: из провалов в стенах хлынули гигантские крысы с зубами длинными, как кинжалы.
Борясь с паникой, Шэнноу закрыл свои внутренние глаза, отгораживаясь от кошмара. Он чувствовал на лице горячее дыхание крыс, чувствовал, как их зубы впиваются ему в кожу. Медленно он открыл свои настоящие глаза, игнорируя гигантских тварей, и поглядел поверх их спин. Словно сквозь туман он разглядел лошадей, а перед ними два неподвижных тела. Шэнноу поднял руку и прицелился.
Пистолет превратился в змею, она извернулась и впилась ему в запястье. Шэнноу, игнорируя змею, крепче сжал рукоятку пистолета, которую не ощущал. Пистолет подпрыгнул в его руке.
Карим кинулся в свое тело и проник в него в тот миг, когда вторая пуля вошла ему в череп. Он дернулся и больше не шевелился.
Шэнноу упал на колени и огляделся. В траве валялись четыре трупа и еще два были перекинуты через седла. Шэнноу замигал.
— Мне ли не возненавидеть ненавидящих Тебя, Господи, и не возгнушаться восстающими на Тебя? Полной ненавистью ненавижу их; враги они мне.
Он собрал их оружие, патроны, а потом обыскал трупы. У каждого на шее висела ладанка с камешком величиной с воробьиное яйцо. Все они отливали червонным золотом и были испещрены черными прожилками. Шэнноу сунул их в карман, подвел лошадей к своей и поехал назад.
Бетик скорчился под одеялом возле залитого дождем костра. Шэнноу подозвал Селу.
— Вернемся под деревья, — сказал он. — Укроемся там от непогоды.
Ветер задувал все сильнее, и небо совсем почернело.
Бетик не шевельнулся.
— Что произошло там? — крикнул он.
— Я убил их. Довольно нам мокнуть под дождем.
— Сколько их было?
— Четверо. Остальные двое были уже мертвы.
— Откуда мне знать это? Откуда мне знать, что ты по‑прежнему Шэнноу?
Одеяло отлетело в сторону, и Шэнноу увидел перед собой черное дуло адского пистолета.
— Как мне доказать тебе, что я — это я?
— Назови своего Бога.
— Иегова, Бог Воинств.
— А Сатана?
— Павшая звезда, Князь Лжи.
— Я верю тебе, Шэнноу. Никто из исчадий Ада не посмел бы так кощунствовать!
Под густыми ветками сосен на склоне дождь заметно ослабел, и Шэнноу попробовал развести костер. Но после нескольких минут оставил тщетные попытки и прислонился спиной к стволу.
Бетик сидел рядом. Лицо у него было землистым, под глазами чернели круги.
— Раны болят? — спросил Села.
— Немножко. Скажи, Шэнноу, ты обыскал их?
— Да.
— Нашел что‑нибудь интересное?
— О чем ты?
— О кожаных ладанках с камешками.
— Я взял все шесть.
— Дай их мне, а?
— Зачем Бетик?
— Мой у меня отобрали до того, как я убежал. А без него эти раны заживут очень не скоро. А одного, возможно, будет мало.
Шэнноу достал ладанки из кармана куртки и положил их на колени Бетику. Исчадие вынимал камешки один за другим и сжимал в кулаке, закрыв глаза, точно в трансе. Но ничего не происходило, пока он не взял пятый камешек, который вдруг на мгновение засветился, и Бетик улыбнулся.
— Все равно попробовать стоило! Но, убивая владельца, истощаешь силу. Тем не менее он облегчил боль прежде, чем угас.
Бетик отшвырнул камешки.
— Откуда вы их берете? — спросил Шэнноу.
— Дар Владыки Аваддона при рождении. Величина камня зависит от ранга. Мы называем их зернами Сатаны.
— Но откуда они?
— Кто знает, Шэнноу? Говорят, Сатана приносит их Аваддону в Вальпурнахт, Ночь Шабаша Душ.
— Ты веришь этому?
— Предпочитаю верить. Обычно так выходит надежнее.
Села подобрал один из камешков и повертел его в пальцах.
— Красивый, — сказал он, — и теплый. Но костер был бы куда лучше!
Сырые щепки, подложенные Шэнноу под хворост, вспыхнули жарким пламенем. Села отпрыгнул и уронил камешек, который теперь светился, как факел.
— Отлично, малый! — сказал Бетик. — А теперь подбери его и подержи над моими ранами.
Села послушался, но сияние угасло, и камешек стал холодным на ощупь.
— Ну, хоть костер у нас есть, — пробурчал Бетик.
Шэнноу, вздрогнув, проснулся. Сердце у него бешено стучало. Он сел и огляделся. Пещера выглядела уютной, от огня, весело пылавшего у задней стены, веяло приятным теплом. Он успокоился и снова лег.
ПЕЩЕРА?
Он вскочил, хватаясь за пистолеты, но их при нем не оказалось. Он заснул в лесу у ручейка рядом с Бетиком и Селой. А проснулся здесь. Без оружия.
По полу скользнула тень — к огню подошел какой‑то человек и сел, глядя на Шэнноу.
Это был красавец Аваддон с посеребренными сединой висками. Владыка исчадий Ада.
— Не тревожьтесь, мистер Шэнноу. Я просто хочу поговорить с вами.
— Нам не о чем говорить!
— Да неужели? Когда мои охотники уже близко?
— Пусть!
— Какая надменность, мистер Шэнноу. Вы надеетесь уложить все мое войско своими жалкими пистолетишками?
Шэнноу промолчал. И Аваддон протянул руки над огнем, согревая ладони. Отблески огня наводили позолоту на его ослепляюще белое одеяние.
— Мужчина, мальчик, отступник, — пробормотал Аваддон, — бросают вызов новорожденной нации неукротимых воинов. Это почти комично. — Его взгляд скрестился со взглядом Шэнноу. — Вы знаете, я прожил почти столько же лет, как ваш друг Каритас, и многого навидался — и в моем старом мире, и в этом вопящем новорожденном младенце. Героев нет, мистер Шэнноу. В конечном счете все мы идем на компромисс и обеспечиваем себе немножко бессмертия или немножко богатства, или немножко наслаждений. Галахедов больше нет, да и сомневаюсь, существовали ли они когда‑нибудь.
— Я ничего не слышал ни о каких галахедах, — сказал Шэнноу.
— Это был рыцарь, мистер Шэнноу, воин, который, как говорят, сражался во Имя Божие. Его не соблазняли ни женщины, ни иные утехи плоти, и ему было дано найти Святой Грааль. Милая сказочка для детей — хотя и не для детей исчадий Ада.
— Чего ты хочешь от меня?
— Я хочу, мистер Шэнноу, чтобы вы умерли. Перестали существовать.
— Почему?
