Пинрэ.
В сопровождении Прасамаккуса, Магрига и Северина Утер вышел на опушку, откуда открывался вид на крепость, и при взгляде на черные стены, вздымающиеся над туманной равниной, его пробрала холодная дрожь.
Принцу почудилось, что он видит колоссальную голову демона с разверстой пастью ворот. И воины не высыпали защищать их. Равнина простиралась безмолвная, подманивающая…
– Когда начнем приступ? – спросил Магриг.
– Почему нас больше не пробовали остановить? – ответил Утер вопросом на вопрос.
– Зачем заглядывать в рот дареному коню? – сказал Прасамаккус.
Магриг и Северин кивнули.
– Мы же ведем войну не против обычных врагов, – сказал Утер, – но против Царицы-Ведьмы. На мою жизнь не покушались, против нас не двинули больше ни одного отряда. Что, по-вашему, это означает?
– Что она потерпела поражение, – сказал Магриг.
– Нет, – ответил Утер. – Как раз наоборот. Она послала Агарина, потому что его победа упростила бы дело, но в ее распоряжении есть другие силы. – Он обернулся к Северину. – До сумерек еще четыре часа. Оставь небольшой отряд в лагере и приведи легион сюда.
– А мои люди? – спросил Магриг.
– Ждите моего приказа.
– Что ты задумал? – спросил Северин.
Утер улыбнулся.
– Я задумал взять крепость.
На высокой башне глаза Горойен открылись, и она тоже улыбнулась.
– Иди ко мне, милый мальчик, – прошептала она.
Рядом с ней стоял Гильгамеш, его темный панцирь поблескивал на солнце.
– Ну? – спросил он.
– Они направляются сюда… как и Кулейн.
– Я был бы рад убить мальчишку.
– Удовольствуйся мужчиной.
– О, я удовольствуюсь, матушка! – Под защитой шлема Гильгамеш усмехнулся, увидев, как напряглись ее плечи, а нежное лицо окрасил пунцовый румянец.
Она резко повернулась к нему, раздвинув губы в улыбке.
– Не знаю, – сказала она, и голос ее источал яд, – приходило ли тебе в голову, что с этого дня тебе не для чего будет жить?
– О чем ты?
– Всю свою жизнь ты мечтал убить Кулейна лак Ферага. Что ты будешь делать завтра, Гильгамеш, любовь моя? Что ты будешь делать, когда у тебя не останется врага, чтобы сражаться с ним?
– Я обрету покой, – ответил он просто, и она на мгновение растерялась: в его голосе прозвучала нота, которой она никогда прежде не слышала от Владыки Битв, – почти нежность, точно отзвук печали.
– Покоя ты не узнаешь никогда! – прошипела она. – Ты живешь ради смерти.
– Может быть, потому, что я мертвый, – ответил он прежним голосом.
– Он приближается. Тебе следует приготовиться.
– Да. Мне не терпится увидеть его лицо, заглянуть ему в глаза, когда я скажу ему, кто я.
– Но зачем тебе говорить ему это? – спросила она с внезапным страхом.
– Не все ли равно? – отозвался он. – Раз ему предстоит умереть так или иначе.
С этими словами он повернулся и ушел с парапета.
Горойен проводила его взглядом, вновь испытывая странное возбуждение, которое его движения всегда пробуждали в ней. Такой грациозный, такой сильный – стальные мышцы под шелковой кожей. Вновь она взглянула на дальнюю опушку, а затем тоже вернулась в свои покои.
Войдя во внутреннее святилище, она остановилась перед зеркалом выше ее роста и внимательно осмотрела свое отражение. В золоте волос кое-где проглянула седина, а под глазами виднелись крохотные морщинки.
Они тоже стали заметнее. Она отошла на середину комнаты, где на золотом треножнике лежала глыба Кровь-Камня. А вокруг – высохшие оболочки трех беременных женщин. Горойен прикоснулась к Камню, почувствовала, как его тепло переходит в нее. Трупы исчезли, а позади нее скользнула тень.
– Поди сюда, Секаргус! – приказала она, и сгорбленная фигура прошаркала вперед. Выше семи футов ростом, рядом с царицей он выглядел великаном. Лицо у него больше походило на волчью морду, на клыках клубилась пена, язык вываливался наружу.
– Приведи еще пять.
Он протянул когтистую руку, стараясь ее коснуться, и умоляюще посмотрел на нее.
– Вечером, – сказала она, – я снова сделаю тебя человеком, и ты сможешь разделить со мной ложе. Ты будешь рад?
Массивная голова закивала, из рта-пасти вырвался полу стон-полурычание.
– А теперь приведи еще пять.
Он побрел туда, где в темницах содержались женщины, а Горойен вновь приблизилась к Камню. Ало- золотую поверхность испещряла густая сеть черных прожилок.
Некоторое время она простояла там, ожидая, когда Секаргус приведет женщин на своевременную смерть.
Вернувшись на парапет башни, Горойен терпеливо ждала. По равнине клубился туман, и ее волнение возрастало с приближением неминуемого момента победы. За час до сумерек она увидела, как из-под деревьев в боевом строю вышел легион – пятерками, разворачиваясь так, чтобы образовать стену щитов перед копьеносцами. Они двинулись вперед сквозь туман – пять тысяч человек, чьи души напитают ее Кровь-Камень.
Она смотрела, как они приближаются, как их бронзовые щиты вспыхивают огнем в гаснущем солнечном свете, и пальцы у нее шевелились. Она вскинула руки, сливаясь духом с жутким Камнем.
Внезапно равнину поглотило пламя слепящей белизны, палящее – жар ее достигал даже парапета башни. В тумане горели солдаты, живые факелы, падали на землю, и тела их, пузырясь, дотлевали, как свечные огарки. Черный дым застлал от нее это зрелище, и она вернулась в свои покои.
Скоро должен был прийти Кулейн, и она преобразила свое одеяние в плотно облегающую тунику с сандалиями цвета лесной зелени и поясом из золотых нитей.
Этот наряд всегда особенно нравился Кулейну.
А на опушке леса Утер рухнул на землю. Прасамаккус и Северин опустились на колени рядом с ним.
– Переутомление, – сказал Северин, – Принесите вина!
Магриг стоял поблизости и всматривался в Туман, где возникло видение огненной смерти. Он был в ужасе, потому что сам бездумно вывел бы своих людей на равнину и теперь валялся бы обугленный на почерневшей земле. Берек-Утер остановил легион в лесу, а потом упал на колени лицом к равнине.
Под потрясенными взглядами войска восставших Берек поднял руку, и она засветилась, будто он сжимал огненный шар. И тогда возникло видение марширующего легиона – истинного войска духов. Когда забушевало пламя и наблюдателей обдало жаром, у Магрига к горлу поднялась тошнота. Обман зрения был настолько полным, что он словно почувствовал запах паленого мяса.
Утер застонал. Северин приподнял его, усадил, поднес к его губам полный кубок вина. Принц жадно выпил половину. Под глазами у него чернели круги, лицо осунулось, стало серым.
– Откуда ты знал? – спросил римлянин.
– Я не знал. Но она так могущественна, что у нее должно было быть еще какое-то оружие.
– Он выпал из твоей руки, – сказал Прасамаккус, протягивая Утеру черный камушек с тонкими золотыми прожилками.
Принц взял его.
– Мы двинемся на замок в полночь. Подбери мне пятьдесят человек – тех, кто лучше остальных владеет мечом. Легион выступит следом на заре.
– Первых поведу я, – сказал Северин.
