готовых прийти на помощь или выразить сочувствие, но какими-то ненастоящими. Алису, мою жену, такие измышления, вероятно, привели бы в ужас. Она считала, а возможно, и сейчас считает, что вышла замуж за красавца, но меня это не касается. Главное, что сам я считал свой облик совершенно непримечательным.
Как бы то ни было, сидя в автобусе, направлявшемся в Телтон, я ощущал себя в безопасности. Худолицый остался стоять на автовокзале и никаких путеводных ниточек, которые могли бы привести его ко мне с приставаниями по поводу какого-то дурацкого ключа, у него не было. Как он назвал этого старика - Шерман, Штейнман, Шлакман? Да, верно - Шлакман. Но какое отношение к мирному старичку мог иметь этот зловещий тип?
Убаюканный мерным гулом, я смежил очи, и вдруг передо мной с поразительной ясностью заново пронеслась вся картина случившегося. Вот старик хватает меня за руку, что-то бормочет, а в следующий миг его тщедушное тело уже летит под колеса надвигающегося поезда.
Содрогнувшись, я очнулся и машинально полез в карман за сигаретами. Потом я сообразил, где нахожусь, выпустил из руки сигаретную пачку, но тут же мои пальцы нащупали какой-то незнакомый предмет. Я вытащил его из кармана и... у меня отвалилась челюсть. Я держал в руке медный ключ от какого-то сейфа, ничем не примечательный, если не считать вытесненной в верхней части буквы 'ф'.
* * *
Значит, старик и в самом деле ухитрился всучить мне ключ, а костлявый тип это заметил. И почему я только сразу не полез в карман ещё там, в метро? Что мешало мне достать ключ и протянуть тощему со словами: 'Заберите и - оставьте меня в покое'? Тогда уже никто и ничто не помешало бы мне остаться тем, кем я был до сих пор: проектировщиком по имени Джон Т.Кэмбер, тридцати пяти лет от роду, женатым, выпускником колледжа, прослужившим два года в армии и проторчавшим тринадцать лет подряд за чертежной доской. Мне хотелось лишь одного: забиться в самую глубокую нору и отлежаться.
Впрочем, по мере того, как я вертел ключ в руках, разглядывая его со всех сторон, паника улеглась. Я покосился на свою соседку - она так и пожирала ключ взглядом. Я спрятал его в карман и решил, что, сойдя на своей остановке, заброшу его в какие-нибудь самые непролазные и темные заросли. И умою руки. Тощий остался в Нью-Йорке, а встретиться с ним снова в гигантском городе - один шанс из десяти тысяч.
Или - нет?
Сойдя с автобуса, я не выбросил ключ. Я передумал. Но и руку из кармана вынул. Я не хотел к нему прикасаться.
Раз уж я ввязался в непонятное, но темное дело (я был абсолютно убежден, что оно темное), у меня оставался только один выход, чтобы вернуть себе спокойствие. Отдать ключ. Противник знал, на какой автобус я сел, и если ему и впрямь так необходим этот ключ, уже завтра встретит меня на автовокзале. Я уже даже заготовил объяснение, на случай встречи.
- Вот, возьмите ваш ключ. Я и вправду не знал, что он у меня, но потом случайно обнаружил его в своем кармане. Должно быть, этот старик незаметно засунул его туда. Я не знаю, что это за ключ, да и не хочу знать. Меня даже не разбирает любопытство. Я хочу только выкинуть всю эту историю из головы.
Мне показалось, что такое объяснение вполне логично. Я ведь не обратился в полицию, не правда ли? Худой мне угрожал, а я никуда не пошел. Подумав об этом, я тут же спросил себя: 'А что бы я там сказал?'
Рассказал про ключ? И неминуемо нарвался бы на совершенно логичный вопрос: 'Вы намеренно убили Шлакмана или случайно столкнули?'
Сейчас, когда я пишу эти слова, они кажутся мне бессмысленными и даже бредовыми. Ведь полицейские не располагали никакими доказательствами, что я знал Шлакмана, или хотя бы хоть раз встречался с ним. Ну, какие, скажите на милость, у меня могли быть основания для того, чтобы столкнуть под поезд безобидного незнакомого старика! Увы, у страха глаза велики. В тот мартовский вечер я возвращался домой почти уверенный, что преднамеренно сбросил Шлакмана с платформы.
Я оглянулся через плечо. И продолжал озираться, пока не добрался до дома.
* * *
За ужином я едва прикоснулся к еде. Алиса запекла изумительную утку, которую подала на стол с рисом и апельсиновым соусом, но я даже смотреть не мог на тарелку.
Я был злым и недовольным и попытался сорвать свое раздражение на Алисе за то, что Полли уже спала, когда я вернулся.
- Неужели ты не могла хоть поиграть с ней чуть подольше? Мало того, что приходишь домой измученный, так даже на собственного ребенка взглянуть нельзя.
- А ты когда-нибудь пробовал расшевелить такую малышку, когда она клюет носом? - обиженно спросила Алиса. - При всем желании я не смогла бы этого сделать.
- Но ты ведь и не пыталась.
- Ну и что? Ты говоришь так, как будто я подсыпала ей снотворное. Джонни, поешь, прошу тебя - тебе сразу станет лучше.
- Я не голоден.
- Ты только расслабься и тогда появится аппетит. Утка очень вкусная.
- При чем тут 'расслабься'? Я просто не голоден. И - хватит о еде. Если, конечно, отказываясь от твоей жареной утки, я не разрушаю наш брачный союз.
Алиса внимательно посмотрела на меня и грустно покачала головой.
- Джонни, что случилось? - спросила она.
- А что всегда случается? - сварливо ответил я. - Ничего. Ни черта не происходит. Целыми днями просиживаю за своей дурацкой доской, отрабатывая нищенское жалованье. И ничего не случается. И никогда не случалось прежде. И не случится впредь.
- Ну, хорошо, - миролюбиво улыбнулась Алиса. - Значит, день такой выдался. Может, попозже проголодаешься. А мы пока попробуем расслабиться.
- Каким образом?
- Что?
- Я говорю - каким образом? Ты заладила - расслабиться, расслабиться. Что ты имеешь в виду?
- Телевизор, например, посмотрим, - вздохнула Алиса.
- Ага. Телевизор, например, посмотрим.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ничего. Ровным счетом ничего. Я просто с тобой соглашаюсь. Посмотрим телевизор. Например.
- Ты вовсе со мной не соглашаешься, Джонни. Ты заряжен на ссору. Через пять минут мы вцепимся друг другу в глаза, как кошка с собакой. Ты этого добиваешься?
- Знаешь, сколько раз за последние несколько недель ты вот так же сидела за столом напротив меня и предлагала мне расслабиться?
- Я ведь люблю тебя, Джонни. А ты порой возвращаешься совершенно измочаленный. Вот тогда я и предлагаю тебе отдохнуть. Что тут дурного?
- Мне не десять лет. Если бы я мог, я бы и сам давно расслабился. Я не мальчик, черт возьми!
- Я знаю, Джонни. Что случилось?
- Прямо на моих глазах под поезд упал человек, - вдруг выпалил я и рассказал про старика. Про ключ и тощего, правда, умолчал.
Алиса внимательно выслушала, то и дело сочувственно кивая. Рассказывая ей про случай в метро, я вдруг заметил, какая она хорошенькая. Молодая и удивительно милая. И чего она во мне нашла, в тысячный раз невольно подумал я.
- Какой ужас! - вырвалось у нее, когда я закончил.
- И я позорно удрал. Сбежал. Вот - какой я молодец! Можешь гордиться своим мужем.
- Джонни, милый, этот человек погиб. Ты уже ничем не смог бы помочь ему. Есть люди, которых чужие несчастья просто притягивают. Они готовы хоть целыми днями напролет стоять и смотреть на жертвы аварии. Помню, однажды грузовик сбил женщину и вокруг мигом собралась толпа. Так вот, некоторые зеваки затеяли драку, чтобы пробиться поближе. Они даже не хотели помочь несчастной - их обуревало желание увидеть её страдания. Мне такое любопытство не по душе. Я рада, что ты ушел оттуда.
- Я вовсе не поэтому ушел.
