— Во, дает! — восхищенно воскликнул он, глядя на Федора и кивая на трубку мобильного. — Старый, как говно мамонта, а туда же, трех шлюх где-то в казино снял! Говорит, до утра не отпущу. Для них русские девки — что валерьянка для кота!
Федор, понимая, что в этом диалоге он — за болвана, вежлив улыбнулся, и уже было собирался открыть рот для своего вопроса, как чело Куницына внезапно омрачилось.
— Черт, а Роза-то ушла! — пробормотал он, хлопая себя руками по карманам.
Он схватил мобильный, морща лоб, набрал номер, через пару секунд снова выругался, набрал еще раз, и швырнул аппарат в кресло.
— Все поотключали телефоны, гады! — пробормотал он себе под нос и недовольно посмотрел на Федора. — Ну, чего еще?
— Я хотел спросить, можно ли мне задержаться, попозванивать по поводу, где перекантоваться? — видя, что начальство нервничает, скороговоркой спросил Федор.
— Да хоть живи здесь, — усмехнулся Куницын. — Сгони Устиныча с его матраса, и дави себе, а ему нечего спать, пусть службу несет!
Устиныч был ночной сторож, нестарый еще дедок. К безопасности офиса, главная часть которого — кабинет шефа, охранялась с пульта милицией, Устиныч отношения не имел, и все функции его заключались в том, чтобы в случае ночного пожара позвонить по ноль-один. Федор, которого злая шутка о расправе над немощным пенсионером несколько покоробила, неодобрительно покачал головой, и направился к выходу из кабинета. На самом деле такая вольность в иное время могла дорого обойтись ему, но сейчас Куницына ни это, ни сам Федор уже не интересовали. Он поднял мобильный, ткнул кнопку и, коротко бросив: «Коля, заводи, едем домой!», принялся одеваться. Через три минуты, когда Федор, сидя на своем месте, тер лоб над проблемою ночлега, Алексей Куницын, одетый в легкую дубленку от «Boss» стоимостью, наверное, в состояние, появился из дверей кабинета, запер его, опечатал пломбу маленькой печаткой, и проследовал на выход, даже не кивнув на прощание Федору. В руках у него был тот самый изящный кейс.
Глава 4
Рецепт выздоровления, «прописанный» врачами, был прост — два раза в год по две недели класть ребенка в стационар, в главную педиатрическую клинику Москвы — Морозовскую, постоянно колоть витамины и алоэ. На все лето — желательно к морю, в Крым, в Евпаторию, в какой-нибудь из многочисленных тамошних детских санаториев. И — главное, любой ценой уехать из продымленной смертельными выбросами литейно-механического сырой люблинской коммуналки с окнами на север.
Когда Федор на вопрос начальника о возможности переночевать вне дома ответил, что, дескать, нет проблем, он имел в виду гостиницу. Однако уже после первых десяти минут детального изучения вопроса стало ясно, что представления Федора об избытке в огромной Москве недорогих и приличных отелей были не вполне верными. То есть, гостиниц самого разнообразного уровня было на самом деле огромное количество, но на этом изобилие и заканчивалось. Разумеется, за триста-четыреста и выше долларов в сутки выбор был огромный. Отелей в реальной ценовой категории было уже гораздо меньше, при этом в самых недорогих гостиницах мест не было и не предвиделось на пару вечностей вперед. И только просидев на телефоне не меньше часа и натерев трубкой мозоль на ухе, Федору удалось найти два постоялых двора, готовых поселить у себя усталого путника за относительно скромную мзду в пятьдесят условных единиц в сутки. И то в одном из них сказали, что свободен всего один номер, и что если уважаемый господин не прибудет к ним в заведение максимум минут через пять, то они ни за что не ручаются. Федор мысленно смачно их послал и сосредоточился на последнем варианте. Здесь было, вроде бы, все по-людски, любезная женщина-администратор готова была ждать, пока Федор доберется до их окраины, и Федор уже начал было диктовать паспортные данные для брони, но вдруг, прервав на полуслове общение, тихо положил трубку на рычаг. По запарке он совсем забыл, что сегодня два раза катался на такси, оба раза щедро расплачиваясь с водилами, и что от полутора тысяч рублей, которые были у него в кошельке с утра, сейчас осталась хорошо, если половина.
Федор встал и кругами заходил по офису. Вот это номер! С деньгами особых проблем не было, потому что завтра белая мышь Марина Анатольевна выдаст зарплату, но где провести отделяющую его от этого прекрасного момента сегодняшнюю ночь? Не на одном же, на самом деле, матраце с Устинычем, сейчас пускающим зловонный папиросный дым и гулко кашляющим в курилке! Может быть, осчастливить, набившись на ночлег, кого-нибудь из старых друзей? Федор в уме быстро перелистал записную книжку, и понял, что осчастливливать, собственно, некого. Кто-то из той, прежней жизни, под любым предлогом точно откажет, кому-то Федор под страхом смерти не стал бы звонить сам. Остальных, имея все-таки вариант ночевки в офисе, не хотелось беспокоить, тем более рискуя после длительного и скучного упрашивания услышать в результате вежливый отказ. Так что же — спокойной ночи, Устиныч? В последней надежде, что кто-то из потенциальных соратников по ночевке остался неохваченным мысленным взором, Федор вынул из кармана свою затрепанную записную книжку. Но тщетно он листал ее замусоленные странички вперед и назад, — ни одной мало-мальски подходящей кандидатуры не было, хоть умри. Федор закрыл бесполезную книжицу, подумав, что надо бы купить новую, а то такую на людях и вынуть-то из кармана стыдно. Вон, рассыпалась вся, а на замусоленном ступенчатом обрезе буквы алфавита были уже с трудом различимы. Вот, какая это буква после И — то ли К, то ли Л. Да нет, точно Л, а где же К? И тут сердце у Федора сладко сжало, потому что он вспомнил, где К. Он эту страничку сам вырвал много лет назад, потому что на ней был записан телефон Кати. Так сильно после женитьбы Федор хотел вычеркнуть из сердца всякие воспоминания о бывшей зазнобе, которую он бросил ради Ирины. Ровно до этой минуты Федор был уверен, что это ему удалось.
В свою бытность военным строителем взаимоотношения Федора с представительницами прекрасного пола имели очень своеобразную периодичность. Совершенно не имея во время работы свободного времени, Федор знакомился с женщинами строго в период своих отпусков. За год отношения с пассией, как правило, утрачивали актуальность, и в свой очередной отпуск Федор находил себе новую. Такая зависимость прослеживалась на протяжении трех или четырех лет, и уже казалась Федору аксиомой. И тут он встретил Катю. Они познакомились в пивном баре, куда Федор с приятелем зашел попить «Ячменного колоса». За тем же, естественно, оказались в заведении и Катя с подругой. Немногочисленные даже в те последние советские годы пивняки пустыми не были никогда, и обе пары плечом к плечу простояли в очереди на вход полтора часа. Еще на улице Федор обратил внимание на очень симпатичную рыжую девушку рядом в очереди. При этом она была рыжей совершенно не в общепринятом смысле этого определения. Не было светлых глаз с красноватыми веками, белой кожи, так подверженной действию солнечных лучей, лисьего огня в обязательно курчавых волосах. Не было даже намека на веснушки. Ее волосы цвета темной бронзы сами собой разделялись на толстые тугие пряди и струились, как у Ботичеллиевской Венеры. Кожа ее от природы была как будто слегка, самую малость загорелая. Это уже потом выяснилось, что Катины дальние корни тянулись в Узбекистан, но тогда Федор никак не мог понять, откуда в разгар зимы на лице и запястьях его новой знакомой мог взяться такой очаровательный и ровный загар? А глаза!.. Ее глаза были не просто зелеными, а удивительного изумрудного цвета, и вся она была, как медно-золотая оправа, обрамляющая эти два огромных, прекрасных смарагда! А местами, как потом выяснилось, Катя была на самом деле золотая, потому что волосы на ее теле были совершенно цвета этого благородного металла. Отстояв очередь, за столиком на четверых они тоже оказались вместе. После первой же кружки Федор представился, и в ответ на вопрос, а как зовут его визави, услышал такое напевное и мелодичное: «Ка-ати-я-а!», что вопрос о том, кто станет его «somebody to love» как минимум до следующего отпуска, перестал быть для Федора актуальным. Тогда Федор еще не знал, что ни в следующий, ни в послеследующий свой отпуск ему не захочется искать себе никого нового.
У них была сумасшедшая любовь. Федор работал шесть с половиной дней в неделю, Катя училась и работала тоже практически без выходных. Им удавалось побыть вместе один-два воскресенья в месяц. Федор тогда еще жил с родителями, в крошечной Катиной однушке в Ясенево лежала недвижима ее
