землю: — Вот только бы дожить до этой большой зарплаты!»
— Конечно, могли бы, — просто ответил он нервно ожидающему его решения Дерябину.
— Ну, вот и отлично! — снова заулыбался директор. — Тогда так и договоримся: сегодня пятница, работайте по своему плану, но обязательно пообщайтесь с вашей главбухшей. За выходные обдумайте программу действий, а в понедельник мы с вами встречаемся и обсуждаем все, что нужно, чтобы безусловно закончить стройку к маю или раньше, окей?
И он выразительно посмотрел на часы. Федор, восприняв этот жест как сигнал к завершению аудиенции, выехал вместе со стулом из-под стола, встал и двинулся было к выходу, но оказалось, Дерябин имел в виду совершенно другое.
— Куда же вы? — остановил он Федора. — Время — обед. Не перекусите со мной, Федор Андреевич?
У не успевшего позавтракать Федора под ложечкой давно творилось нечто невообразимое, и директорское предложение было весьма кстати. Из субординации, конечно, следовало бы вежливо отказаться, но, с другой стороны, за последние полчаса самооценка Федора существенно выросла. Недолго думая, он согласился. «Тамара, мы с господином Ионычевым перекусываем в моей рест-рум!» — бросил Дерябин, нажав кнопку переговорного устройства. После этого он стремительно подошел к задней стене кабинета, словно собираясь пройти сквозь нее, и толкнул рукой одну из панелей. Панель оказалась потайной дверью и от толчка бесшумно открылась. Следуя приглашающему жесту Дерябина, Федор вошел первым, для чего ему пришлось немного наклонить голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. Директор вошел следом, и дверь за ним закрылась, как показалось Федору, автоматически.
В маленькой рест-рум, как на английский манер назвал свою комнату отдыха Дерябин, для этого самого отдыха было абсолютно все, что нужно — от просторного кожаного дивана до телевизора с DVD- плеером. За одной из двух дверей в углу вообще оказалась самая настоящая туалетная комната с душем! Перекусон, причем на две персоны, оказался уже большей частью накрыт на низеньком журнальном столике между двух кожаных, в стиль дивана, кресел. Постучавшаяся в дверь буквально вслед за мужчинами Тамара только принесла на подносе вкусно дымящийся кофейник с чашками, сняла салфетки с блюд и тарелок, заблаговременно расставленных на столике, и застыла в ожидании указаний. «Нас не беспокоить», — бросил ей Дерябин, и она исчезла.
Под салфетками оказались аккуратно нарезанные салями, ветчина и сыр, белый и черный хлеб, галеты и даже фрукты, — в общем, все, чтобы полноценно утолить голод. Однако наличие на столе рюмок недвусмысленно свидетельствовало о том, что весь этот харч должен был быть употреблен не сам по себе, а сыграть почетную роль закуски. «Неужели и выпить предложат?» — уже вконец ошалев от оказанному ему приема, предположил Федор, проваливаясь в мягкое, как кокон, кресло. И словно материализацией мысли Дерябин извлек из узкого настенного ящичка бутылку французского коньяка, ловко открыл ее и водрузил между приборами. Аромат напитка заструился над столом, но Федора внезапно передернуло — это оказался «Курвуазье», точно такой же, какой пили все трое участников ночной драмы в Коровино.
— Вы не за рулем? — поинтересовался Дерябин, разливая коньяк в рюмки.
— С некоторых пор нет, — отозвался Федор, представив себе мерзнущие в заснеженном дворе останки своей «шахи».
— Вот и прекрасно, а то употребление алкоголя за рулем может дорого обойтись! — назидательным тоном произнес Дерябин, накладывая в тарелку Федора закуски.
У Федора была пара печальных случаев из собственной практики, безусловно подтверждающих эту сентенцию, и он открыл уже было рот, чтобы поддержать предложенную директором тему трезвости за рулем, но Дерябин неожиданно продолжил:
— ГАИшники совершенно оборзели, соткой баксов дело уже не обходится, просят, суки драные, и две, и три!
Федор даже рот забыл закрыть, столь неожиданными были смысл и лексикон фразы из уст такого джентльмена, как Евгений Эдуардович! А тот, явно забавляясь произведенным эффектом, весело засмеялся, поднял рюмку и вдруг стал серьезным.
— Ну, помянем вашего шефа и моего партнера Алексея Дмитриевича Куницына, пусть земля ему будет пухом! — безо всякой патетики, тепло и просто сказал Дерябин.
Федора почему-то очень обрадовало, что у неожиданного выпивона с директором завода вдруг оказался такой бронебойный повод. И хотя на знаменитый вопрос Остапа Бендера «А был ли покойный нравственным человеком?» в случае с Алексеем Куницыным Федор имел все основания не особо задумываться над ответом, сейчас он выпил почти искренне. Потому, что смерть — это почти всегда полный расчет за грехи… Да и коньяк, черт побери, несмотря на страшные ассоциации, был хорош! Федора сразу очень приятно хлобыстнуло в затылок, он налег на бутербродики, а Дерябин тут же налил по второй. Выпили — уже без поминальных слов, но еще не чокаясь. Федору совсем прихорошело.
— М-да, сколько раз я говорил ему, что нельзя пренебрегать собственной безопасностью, — с досадой в голосе произнес Дерябин, задумчиво отщипывая виноградину. — Ах, Алексей, Алексей!..
И в прозрачных глазах директора заблестели слезы. «Да ни при чем тут его безопасность была!» — так и подмывало сказать Федора, совершенно растроганного таким проявлением человеческих чувств, но он благоразумно сдержался и только согласно покивал головой.
— А вы, Евгений Эдуардович, я теперь вижу, знали Алексея Дмитриевича гораздо ближе, чем мне казалось, — перевел он от греха подальше разговор на более индифферентную тему. — У вас-то нет никаких мыслей, кто и за что мог его убить?
— Господи, да кто угодно! — фыркнул, взмахнув рукой, Дерябин. — Любой, кто мог знать, что у него с собой была крупная сумма денег.
«Ха, вот так — маленький секрет для большой компании! — подумал Федор. — Это только Ирина своим бабским умишком могла серьезно считать, что о деньгах в кейсе покойного никто не знал!»
— И… что теперь с этими деньгами? — осторожно спросил он, следя за реакцией Дерябина.
— Как говорится, ответ знает только ветер! — невесело усмехнулся Дерябин, снова разливая коньяк. — Вернее, тот, кто у кого эти деньги теперь.
Федора мягко, но весьма ощутимо толкнуло в сердце. Вот оно! Сейчас Дерябин с хитрым ленинскими прищуром посмотрит на него, и скажет: «А ведь денежки-то у вас, Федор Андреевич! Нехорошо, батенька, нехорошо!» Но Дерябин и не думал разыгрывать дедушку Ленина, а сделал рюмкой в воздухе «прозит» и залпом выпил. Федор тоже проглотил свою порцию. Коньяк прошел, как вода, но сердце отпустило. Ионычев понимал, что надо бы увести разговор в сторону, но как преступника тянет на место преступления, так и он не в силах был сейчас уйти от этой опасной, но такой манящей темы.
— А на теле денег не было? — полуутвердительно спросил он Дерябина, умышленно применив предлог «на».
— При теле, — тут же поправил Федора директор. — На себе такую сумму унести было бы проблематично. Я созвонился кое с кем в ЭмВэДэ, там сказали, что в протоколе, составленном нарядом милиции, ничего похожего на портфель или дипломат не значится.
— Коричневый кожаный кейс, — поправил теперь уже Дерябина Федор. — Я вчера оставался в офисе позже Алексея Дмитриевича. Когда он уходил, у него в руках был коричневый кожаный кейс.
— Да, его водитель Николай сказал мне, — совершенно безразлично отреагировал на эту информацию Дерябин.
«О чем рассказал Дерябину Николай — о кейсе, или обо мне?» — задал себе вопрос Федор и с облегчением подумал, что в любом случае обмолвиться о том, что он был вчера вечером в офисе, было правильным решением.
— А не могли деньги забрать сами милиционеры, которые обнаружили тело? — словно бы перебирая все возможные варианты, предположил Федор.
— Похоже, нет, — отрицательно покачал головой Дерябин. — Я навел справки, — наряд вызвала какая-то бабка из соседнего дома, которой не спалось, и она пошла гулять с собакой на час раньше обычного времени. Она и протокол подписала. Не было ничего рядом с телом. А сама бабка кейс ни за что не осмелилась бы взять, ее кондратий на месте хватил бы от страха!
Посмеялись, и Федор снова покосился на бутылку. От коньяка ему стало легко и комфортно, да и для эксплуатируемого им сейчас образа святой простоты имидж пьяненького был весьма кстати. Дерябин взгляд
