ДЛМ!
Там, где я сейчас нахожусь, довольно спокойно. Время от времени появляются германские бомбардировщики, но большого внимания они уже не привлекают. Немцы отсюда сравнительно далеко — в 18 км. Жизнь течет нормально. Идет подготовка к севу. В этом сравнительно небольшом местечке немцы расстреляли 200 человек.
Я хорошо знаю тебя, малютка, и по тону твоих писем, да и просто так, интуитивно, чувствую, что ты сильно нервничаешь, все время сдерживаешь себя и это требует от тебя больших усилий. Причины вполне понятны: ты много работаешь, у тебя много забот, нытье «тяжелой артиллерии», наконец, беспокойство о моей судьбе.
Пока все, дорогая детка. Пиши мне чаще и подробнее.
БЗ ЦТВКК ТО ПРИЗ
(На открытке карикатура — Гитлер смотрит в зеркало, где отражается череп. И стихи Демьяна Бедного:
Дорогая, любимая малютка!
Наступает горячая пора. Наши части усиливают свою активность. В связи с этим возможны перебои в корреспонденции. Пусть тебя это не беспокоит. При всяком удобном случае я постараюсь дать о себе знать.
В последние дни я не получаю вестей ни от тебя, ни от папы с мамой. Только от Доли продолжают поступать письма. Не понимаю, чем объяснить ваше молчание. Вы могли бы установить очередность с таким расчетом, чтобы я хотя бы через день имел известия из Бисерти.
Я надеюсь, малютка, что ты сумеешь выкроить время.
Будь здорова, дорогая детка.
Целую тебя и Виталика крепко-крепко.
Это было последнее папино письмо. А три маминых вернулись. Вот они. Нумеровать их она не стала — видимо, махнула рукой на папину просьбу.
Мой дорогой, любимый!
В эти дни я особенно беспокоюсь за тебя, и у меня так тоскливо на душе, что я не нахожу себе места. Последнее письмо (открытка) от тебя было от 12 мая. Все твои письма такие холодные и неласковые, что я начинаю думать, будто ты разлюбил меня. Конечно, я понимаю, что обстановка, в которой ты находишься, не располагает к нежности, но все же… Сейчас весна, и поэтому, наверно, особенно грустно. Тепло очень. Вечера чудесные. Мы живем на берегу громадного озера. По вечерам гуляю по берегу, любуюсь лунной дорожкой и вспоминаю. Вспоминаю Хосту, Гурзуф, всю нашу любовь, наши первые встречи и все, все, что мы с тобой пережили. Становится так больно, что слезы наворачиваются. Будет ли у нас еще хорошая жизнь? Ты мне хоть напиши, думаешь ли ты обо мне или только о своих родителях? Или вспоминаешь меня только по привычке? Ох, как бы мне этого не хотелось.
Дорогой мой, ты прости, что я занимаю тебя такими глупостями, тебе, вероятно, не до этого, но силы мои на исходе, и уж очень хочется поделиться своей тоской.
Аттестаты мы получили. Большое спасибо.
Ося, хочу поделиться с тобой вот еще чем. Нашего Виталика бабушки совсем испортили. Он стал до того капризный и непослушный, до того нервный, избалованный, что мне иногда просто противно смотреть на него. Сколько я ни ругаюсь с бабушками, сколько ни скандалю — ничего не помогает. Я тебя очень прошу написать им обеим и попросить, а лучше приказать им воспитывать Виталика иначе. Если они не изменят методов воспитания, то сын у нас будет уникальный. Я, к сожалению, совершенно не могу взять на себя эту обязанность, т. к. дома бываю очень мало. Сейчас я и. о. заместителя начальника цеха, так что дел еще прибавилось. Целый день кручусь как заводная. Прихожу домой поздно, обычно Виталик уже спит. Меня очень беспокоит его воспитание, поэтому я и прошу тебя сделать бабушкам внушение.
Как я мечтаю вернуться скорее в Москву! Когда же это будет? Папа уже там, мы получили от него письмо. Квартира наша занята, он живет у товарища.
Жду с нетерпением твоих писем.
Будь здоров, мой дорогой.
Целую тебя крепко.
Привет от Виталика и мамы.
Мой дорогой!
Представляешь себе мою радость, когда я вчера получила от тебя сразу два письма! Правда, они были написаны до того, последнего, от 12 мая (на нем стоит № 44, а на вчерашних — 42 и 43). Я от радости даже работать не могла. В эти последние дни я за тебя особенно волновалась.
Виталик продолжает капризничать и хулиганить. Избалован жутко. Но он очень умный и развитой мальчик. Говорит хорошо, много и чисто. Даже иногда больше, чем надо. Про тебя говорит так: «Мой папа на фронте, воевает с немцами». Зубов у него полный рот. Я даже не знаю сколько. Только он очень худенький, совсем не поправляется. Сейчас жарко, он бегает целые дни в одних трусиках. Больше всего он любит мою маму — «бабу Женю». Но мучает ее ужасно, не отпускает от себя ни на шаг, все для него должна делать только она.
Наш сын — единственное утешение в теперешней моей жизни.
Мне так некогда, что я уже месяца два не писала никому, кроме тебя, никак не соберусь. Тебе пишу регулярно, и ты не обижайся на меня.
Ну, мой дорогой, будь здоров.
Целую тебя крепко.
Дорогой Ося!
