Глава XLI. Некоторые рассуждения о герметизме
Выше мы сказали, что братья Розы и Креста были существами, достигшими реального завершения «малых мистерий», и что розенкрейцерская инициация, вдохновленная ими, была частной формой христианского герметизма; сближая сказанное с тем, что мы объяснили в предшествующей главе, уже можно понять, что герметизм в целом принадлежит к области «царских мистерий». Однако стоило бы еще несколько уточнить этот вопрос; ведь и сюда внесено немало путаницы, и само слово «герметизм» употребляется многими из наших современников весьма смутным и нечетким образом; мы имеем в виду не только оккультистов, в отношении которых все это слишком очевидно; но существуют и другие, кто, изучая вопрос более серьезно, из-за ряда предвзятых идей не вполне четко уясняют себе, о чем в действительности идет речь.
Прежде всего, следует отметить, что слово «герметизм» указывает на традицию египетского происхождения, облекшуюся впоследствии, вероятно в александрийскую эпоху, в эллинистическую форму и переданную в этой форме в Средние века одновременно исламскому миру и миру христианскому; добавим, второму в значительной мере при посредничестве первого,262 как это доказывают многочисленные арабские или арабизированные термины, усвоенные европейскими герметистами, и прежде всего само слово «алхимия» (ал-кимия).263 Было бы неверным распространять название «герметизм» на другие традиционные формы, например, называть «Каббалой» не древнееврейский эзотеризм, а нечто иное;264 это не значит, разумеется, что его эквивалентов нет в других местах; более того, такая традиционная наука, как алхимия,265 имеет точное соответствие в доктринах Индии, Тибета и Китая, хотя со способами выражения и методами реализации, естественно, весьма различными; но когда произносят слово «герметизм», тем самым указывают четко определенную форму, происхождение которой может быть только греко-египетским. В самом деле, обозначенная таким образом доктрина возводится, стало быть, к Гермесу, поскольку последний рассматривался греками как идентичный египетскому Тоту; кроме того, эта доктрина выводится прежде всего из священнического учения; ведь Тот в его роли хранителя и передатчика традиции есть не что иное, как само воплощение древнего египетского жречества или, точнее, «сверхчеловеческого» принципа, от которого последнее получало свою власть, формулируя и передавая от его имени инициатическое знание. Не следует видеть в этом ни малейшего противоречия с тем фактом, что данная доктрина принадлежит области царской инициации, ибо нужно уяснить, что в любой регулярной и полной традиции именно священство в силу своей основной функции — обучения — в равной мере дарует, прямо или опосредованно, обе инициации, обеспечивая действительную легитимность самой царской инициации и связывая ее с ее высшим принципом таким образом, что мирская власть может черпать свою легитимность только из освящения, полученного от духовной власти.266
Вследствие сказанного главный вопрос ставится следующим образом: можно ли рассматривать то, что сохранилось под именем «герметизм», как традиционную доктрину саму по себе? Ответ может быть только отрицательным, так как речь здесь идет о знании не метафизического, но только космологического уровня, если понимать это слово в его двояком значении — «микрокосмическом» и «макрокосмическом»; ибо, разумеется, во всякой традиционной концепции всегда имеется четкое соответствие между двумя этими точками зрения. Следовательно, нельзя допустить, что герметизм — в том смысле, который приобрело это слово еще в александрийскую эпоху и постоянно сохраняло с тех пор, — представляет, пусть под видом «реадаптации», целостную египетскую традицию, тем более что это находилось бы в явном противоречии с ведущей ролью, играемой в последней жречеством, о чем мы только что напомнили; хотя космологическая точка зрения, по-видимому, была в нем особо развита — по крайней мере насколько еще возможно в наше время судить о вещах столь неопределенных и, во всяком случае, о наиболее явных следах, дошедших от них, будь то тексты или памятники, — не нужно забывать, что она может быть лишь вторичной и случайной точкой зрения, приложением изначальной доктрины к знанию того, что мы можем назвать «промежуточным миром», т. е. областью тонкого проявления, где находятся внетелесные продолжения человеческой индивидуальности, или сами возможности, развитие которых связано с собственно «малыми мистериями».267
Было бы интересно, но, вероятно, весьма трудно исследовать, как эта часть египетской традиции оказалась в известном смысле изолированной и сохранялась внешне независимым образом, а затем встроилась в исламский и христианский эзотеризм Средневековья (что, впрочем, не составило целостной доктрины) настолько, что стала по-настоящему неотъемлемой частью того и другого и обеспечила их всей символикой, которая, при соответствующей транспозиции, даже служила порой носителем истин более высокого уровня.268 Мы не хотим вдаваться здесь в эти весьма сложные исторические рассуждения; как бы ни обстояло дело с этим частным вопросом, напомним, что науки космологического порядка в действительности в традиционных цивилизациях были прежде всего достоянием кшатриев или тех, кто им соответствовал, тогда как чистая метафизика была, как мы уже сказали, достоянием брахманов. Вот почему мятеж кшатриев против духовной власти брахманов наглядно показал, как подчас возникали неполные традиционные течения, сведенные к одним этим наукам, отделенным от их трансцендентного принципа и даже, как мы указали выше, подвергшимся «натуралистскому» искажению из-за отрицания метафизики и непонимания подчиненного характера «физической» науки,269 так же как (обе эти вещи тесно связаны, о чем свидетельствуют уже данные нами объяснения) и преимущественно священнического происхождения всякого инициатического учения, даже специально предназначенного для использования кшатриями. Это не означает, конечно, что герметизм сам по себе представляет такое искажение или в чем-то неправомерен; очевидно, тогда было бы невозможно инкорпорировать его в традиционные ортодоксальные формы; но надо признать, что он весьма предрасположен к этому по самой своей природе, коль скоро представляются благоприятствующие такому искажению обстоятельства:270 именно эта опасность, впрочем, грозит в целом всем традиционным наукам, когда они развиваются в известном смысле сами по себе и теряется из виду их связь с изначальным уровнем. Алхимия, которую можно было бы определить как «технику» герметизма, в действительности есть «царское искусство», если понимать под этим способ инициации, соответствующий именно природе кшатриев;271 но это как раз и указывает ее точное место в совокупности правильно устроенной традиции; и кроме того, не следует смешивать способы инициатической реализации, каковы бы они ни были, и ее цель, каковой, в конечном счете, всегда является чистое знание.
С другой стороны, следует всячески остерегаться проводимого порой уподобления герметизма «магии»; даже если при этом последнюю берут в значении, достаточно отличном от обычного слова, приходится сильно опасаться, что это неправильное словоупотребление может привести только к досадной путанице. Магия, в ее собственном смысле, в действительности является — как мы подробно объясняли — только одной из низших среди всех форм приложения традиционного знания, и мы не видим ни малейшей пользы в том, чтобы воскрешать эту идею, когда речь в действительности идет о вещах, которые, даже будучи второстепенными, все равно относятся к гораздо более высокому уровню. Впрочем, возможно, что здесь таится нечто иное, нежели просто вопрос неудачной терминологии; слово «магия» в нашу эпоху некоторых странным образом зачаровывает; и, как мы уже отметили, предпочтение, оказываемое подобной точке зрения, бывает, пусть даже лишь в интенции, опять же связано с искажением традиционных наук, отделенных от их метафизического принципа; это, несомненно, — основная преграда, с которой рискует столкнуться всякая попытка восстановления или возрождения этих наук, если не начать с того, что поистине является началом во всех отношениях, — т. е. с самого принципа, который в то же время есть также и цель, в виду которой все остальное должно быть правильно упорядочено.
Другая точка зрения, на которой следует остановиться, — это сама чисто «внутренняя» природа истинной алхимии — собственно психическая, если брать ее в самом непосредственном приложении, и духовная, если рассматривать ее в высшем смысле; именно в этом и состоит все ее значение с точки зрения инициатической. Итак, эта алхимия не имеет абсолютно ничего общего с материальными операциями какой-либо «химии», в нынешнем смысле этого слова; как ни странно, почти все современные люди не понимают этого — как те, кто желал встать в позу защитников алхимии, так и те, кто, напротив, выступал с ее разоблачением; и подобное непонимание еще менее извинительно у первых, нежели у вторых: ведь