преобразованный в испанскую тюрьму. «Дом моря» – назвали они это место. В облаках белой пены, на мысе, был форт с хижинами из саманного кирпича и низкой четырехугольной стеной, зубчатой цитаделью и двухэтажными бараками с хмурым видом на пустыню. С высоты ничто не могло выглядеть более игрушечным и хрупким, но Жану Мермозу девятью месяцами раньше строгие белые стены над дюнами показались видением, как язычнику Иерусалим. Мавританские поработители выпустили его, получив выкуп в 1000 песет, сразу после очередной стоянки в пустыне. Сент-Экзюпери мог разглядеть их теперь, слева, где желтовато-коричневая земля была покрыта рябью темных треугольников. Справа, отделенный от палаток рядами колючей проволоки, стоял брезентовый бессоно-ангар, достаточно большой, чтобы укрыть четыре «бреге». Они достигли Кап-Джуби – первой испанской заставы в Рио-де-Оро.

Здесь Сент-Экзюпери впервые воочию увидел «ужасного мавра». Одетые в темно-синие бурнусы, укутавшие себя по подбородки или даже носы, завернутые в платки, которые надевались на темные головы подобно тюрбанам, они толпились вокруг «бреге» в молчаливом испуге. Время от времени один из них подпрыгивал в воздух, стараясь получше разглядеть кабину, в то время как другие, сидя на корточках на почтительном расстоянии, с неослабевающим любопытством довольствовались только наблюдением. Часами они просиживали на корточках в ожидании волшебного момента, когда один из этих крылатых монстров шумно взлетит в воздух; медленно поворачиваясь на корточках, поскольку аппарат набирал высоту круговыми движениями, и провожая его взглядом, пока он не исчезал из поля зрения. Низкий гортанный крик «Баррак Иллах!» («Хвала Аллаху!») обычно приветствовал прибытие почтового самолета, но больше для проформы, чем от чистого сердца. Поскольку, когда Дидье Дора, за полтора года до прибытия Антуана, потряс собравшихся, уничтожив внушительное количество бутылок из своего винчестера, то позже услышал: его мавританские поклонники тихо просили о гибели его «бреге», да такой, чтобы они могли овладеть волшебным оружием.

Для размещения пилотов в Джуби была построена деревянная лачуга у северной стены цитадели всего в каких-нибудь двадцати ярдах от моря. Хотя теоретически все подчинялось испанским стражам, размещавшимся на террасе повыше, практически ничто не могло предотвратить вторжение мавританцев в помещение, особенно безлунной ночью, когда звук шагов таял в шуме прибоя. Вместо того чтобы нести круглосуточную вахту, подобно испанской страже в течение веков, изобретательный французский механик установил на крыше пропеллер, поворачивающийся, подобно флюгеру, и замкнул контур на магнето и металлическую ручку двери лачуги. Любой человек, тронувший ручку без предварительного отсоединения проводов, подвергался удару током – достаточному для самых бойких мавров. Прошел ли Сент-Экзюпери во время своего сумасшедшего визита на Джуби «посвящение», мы не знаем, но наиболее вероятно – прошел. Поскольку там его встретил друг Анри Гийоме, который не был склонен пропустить подобную шутку.

Персональный дневник Сент-Экзюпери, к сожалению, был потерян, наряду с многими другими его вещами. Но дневник Гийоме, сохраненный его вдовой, свидетельствует, что они оба покинули Джуби 7 февраля 1927 года – возможно, на рассвете, – направляясь в Сиснерос, отстоящий на 600 километров к юго-западу. «Бреге» Гийоме (номер 238) взял большую часть почты и переводчика, усевшегося поверх мешков, в то время как Сент-Экзюпери занял место в пассажирской кабине позади Рене Ригеля, который также летал в течение нескольких месяцев на южном отрезке маршрута (Джуби – Дакар).

Первые часы полета обошлись без происшествий, пока они летели на юг вдоль африканского побережья. В тридцати милях от мыса Боядор они разглядели зловещее место на земле, окаймленное дюнами и берегом, где Гурп был и Эрабль были вынуждены посадить машину из-за неисправности двигателя три месяца тому назад. Эрабль улетел с переданными ему мешками с почтой, чтобы сразу же вернуться назад и присмотреть за зловещими тенями среди дюн. Он приземлился словно затем, чтобы быть убитым залпом мавританцев, который также поразил испанского механика, работавшего с двигателем Гурпа. Переводчик остался невредимым, но Гурпа ранили в ногу. «Бреге» были разграблены, а мавры начали спорить с раненым пилотом. Один из них, смуглый хулиган, отзывавшийся на имя Квид Хадж'Раб, обнажил кинжал и решил завершить начатое дело. У него была жестокая ненависть к «руми» со времен службы под командованием французских офицеров и иных инородцев в марокканских частях (гурн), из которых он в конечном счете дезертировал. Но его компаньоны, более заинтересованные в получении выкупа, который они могли получить за пилота и мешки, наконец, вразумили его убрать в ножны ужасное оружие.

Раненого Гурпа погрузили на верблюда и привязали снизу, подобно мешку с продуктами. В течение двух дней караван пересекал пустыню, а Гурп стонал при каждом шаге верблюда. Неспособный выносить пытку дольше, он попросил переводчика узнать о домашней аптечке и неожиданно получил бутылку фенолформальдегида и еще одну с йодом. Его захватчики, теперь обремененные умирающим человеком, торопливо послали одного из своих воинов с Атафом, переводчиком, на быстрых верблюдах в Джуби. Если Гурп умрет прежде, чем они смогут получить выкуп, им ничего не достанется, – это известно. В течение четырех напряженных дней Мермоз и Билль безуспешно обшаривали побережье с севера и юга в поисках исчезнувших летчиков, едва не попав в плен, в свою очередь, из-за отказа двигателя. Когда Атаф и его спутник-мавританец достигли Джуби, выкуп в 5 тысяч песет был согласован. Как раз Ригель (сейчас управлявший самолетом, на котором летел Сент-Экзюпери) и полетел на выручку с двумя мавританцами. Он захватил с собою пилота Лассалля с винтовкой, чтобы заменить Гурпа в плену и таким образом сократить агонию умирающего Гурпа. Из-за потери крови раненая нога превратилась в темную омертвелую массу. Находящегося в полузабытьи Гурпа поспешно доставили в Касабланку, но только затем, чтобы он мог умереть на больничной койке через несколько часов.

Обугленные, похожие на черных жуков остовы аэропланов – все, что осталось от двух «бреге» на месте страшной резни, на их пути через мыс Каброн и скалы Рока-Каброн-дель-Норте к Сиснерос. Словно темная коричневая родинка, большая безводная впадина, известная в тех краях как себха, расположилась на подходе к выступающему на общем фоне пальцу земли. Защищенное с двух сторон водой, цвета охры поле стало местом пребывания испанского форта, который перекрыл горло полуострова, подобно Китайской стене. Здесь они приземлились и оставались достаточно долго для того, чтобы заправить горючим свои самолеты. Они опрокинули по кружке горячего шоколада, а в это время рядом – те же самые загорелые лица и темные уродливые головы, похожие на те, что приветствовали их в Джуби, в своих синих капюшонах. Ни открытой враждебности, ни проявления дружелюбия. Молчание и непостижимые выражения лиц столь же полны тайны и угроз, как и пустыня за их спинами…

Погрузившись в свои «бреге», Гийоме, Ригель и Сент-Экзюпери продолжили путь на юг вдоль побережья, пролетая над мысом Барбас и белым берегом залива Сент-Киприен. Останки крушения все еще отчетливо были видны на том месте, где зафрахтованный французский «Фалькон-П» упал на землю полтора года тому назад и где Дели и Коле приземлились на влажный песок на своих двух «бреге», забрали пилота и раненых членов экипажа, а также мешки с почтой и взлетели за миг до появления тридцати мавританских воинов на верблюдах. Вдали показался небольшой испанский форт Ла-Гуерра, взгромоздившийся на скалистую вершину посредине этого безмолвия, затем, затерявшись в невыразительном пространстве дюн, под ними проплыла южная граница Рио-де-Оро, поскольку они пошли на посадку в Порт-Этьенне. Его вытянутая полоска земли, более широкая, чем в Сиснеросе, выдавалась в море в виде морды любопытной борзой – животного, в честь которого этот залив (залив Дю-Левриер) и был назван. Добрая половина мили отделила летную полосу из кварцевого песка от крошечного причала и бетонных навесов, где была развешена и сушилась рыба. Импозантный блокгауз выглядел успокоительно прочным, созданным, чтобы противостоять ветрам из пустыни, качающим выгоревшие на солнце цветные паруса лодок ловцов омаров в заливе.

Наступил полдень. Они были в воздухе почти шесть часов, но самый длинный перегон – 625 километров, отделяющие Порт-Этьенн от Сен-Луи-дю-Сенегаль, – был все еще впереди. Путь лежал через залив далее на юг по побережью мимо острова Аргин, известного морским крушением Джерикольта, увековеченным в «Крушении «Медузы». Проклятие моряков, этот риф из белого песка стал благом для Гийоме, совершившего вынужденную посадку на этот клочок суши незадолго до Рождества. Теперь они летели на юг – мимо мыса Тафари, островов Тидни и оконечности мыса Тимирис, последнего видимого ориентира на все оставшиеся почти 300 миль. В поисках холодного воздуха Ригель поднялся на 8 тысяч футов, от этого гребни волн на воде стали напоминать слабую рябь на синем спокойном пространстве. Гийоме слева держался побережья, поскольку Ригель предпочитал избегать высокой температуры и зон турбулентности на границе с пустыней, они летели теперь на несколько миль в глубь моря. Сент-Экзюпери

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату