стражи во время переездов; некоторые бюро труда подвергались нападениям безработных и их семей. Связь человека с данной местностью игнорировалась. Жителей Рейна, уроженцев германского Запада, везли в Восточную Пруссию, в суровые провинции за Эльбу, немцев-южан с юга отправляли в Померанию. Зачастую пришельцы занимали в этих районах места извечных польских «сезонных рабочих» — эмигрантов, которых германские юнкера нанимали из поколения в поколение вследствие беспримерной дешевизны их труда и полнейшей беззащитности. По уровню своих материальных потребностей и по отсутствию классового самосознания польские «сезонные рабочие» напоминали чуть ли не китайских кули.
И вот подручные монтеров и ученики парикмахеров из Берлина, продавщицы универмагов и секретарши из Гамбурга и Кельна стали получать у землевладельцев по пять пфенигов в час (до 14 марок в месяц) за работу под палящим солнцем с половины седьмого утра до пяти часов пополудни. Их кормили картофельной похлебкой и предоставляли им на ночь плохо освещенные и плохо вентилируемые, напоминающие конюшни, бараки прежних польских батраков. Общие расходы, включая содержание и зарплату, составляли, по расчетам германского министерства труда, 1,71 марки в день на безработного юношу или девушку, в то время как расходы на одного заключенного составляют в Германии 1,85 марок.
Было ли это эксплоатацией? Нет, это было истребление, плановое низведение до нищенского уровня и физическое и социальное уничтожение той группы безработных, которая должна была быть устранена, так как она считалась избыточной. Это был тот же процесс, но лишь в более открытой и в более резкой форме, которому в большей или меньшей степени подвергались все группы мелкой буржуазии, сопровождавшийся такой блистательной «победой» над демократией и пролетариатом.
Но кто такие были безработные с социальной точки зрения? Помимо чисто пролетарских элементов, это были сыновья и дочери всех упомянутых выше групп мелких буржуа — мелких торговцев, кустарей, крестьян. Среди них находилась также очень влиятельная и многочисленная группа служащих и детей работников свободных профессий. Это была четвертая крупная категория мелкой буржуазии, которую никак нельзя было не принимать в расчет, — группа, которая с необычайным рвением, подлинным фанатизмом и готовностью на все шла за «спасителем» Гитлером.
Служащие, студенты, офицеры, инженеры, техники и прочие отпрыски интеллигентных или полуинтеллигентных семей составили самый «просвещенный» элемент, слой, который с самого начала оплодотворял и «пробуждал» самосознание других групп мелкой буржуазии, заражая их ядом своей страстной ненависти и отчаяния. Они составляли первые отряды национал-социалистской партии, из их среды вышло подавляющее большинство командиров СА, это они должны были получить самое большее из «богатств», доставшихся в наследство от республики. Ведь они рассчитывали сделаться политической бюрократией фашистского государства, составить его чиновничий и офицерский корпус. Такова была мечта и символ веры молодых конторщиков и счетоводов из Берлина, пропитавшая их таким презрением к демократии и рабочим. Теперь сами они пополняли ряды предназначенной к истреблению армии безработных.
Только очень ограниченная, избранная часть, связанная, как правило, благодаря своему социальному положению или лично с капиталистическими кругами или с кликой Гитлера, была допущена в новую привилегированную правящую касту, которая и здесь, в области государственного управления, была образована национал-социалистскими лидерами. Это номера «1—500000» по списку членов национал- социалистской партии («Старые бойцы»), в момент всеобщей высылки безработных получившие монопольное право на работу. Применение их труда частными фирмами или государственными учреждениями было сделано по правительственному декрету обязательным.
Эти «старые бойцы» заполнили в особенности ряды «П. О.» (политическая организация) — замкнутую корпорацию руководителей низших и средних национал-социалистских организаций, в руках которых находилось фактически управление государством. Все остальные оказались лишними, и для избавления от них все средства были хороши.
Неудивительно, после всего этого, что «непобедимая» двухмиллионная армия коричневых неожиданно оказалась в плохом положении. Эта группа была вооружена. Но это не играло роли. Тугосоображающие недоросли, надменные «солдаты», никогда в действительности не дравшиеся, но считающие себя величайшей силой в государстве, а может быть и в мире, силой, призванной гордо стоять на страже собственных интересов и интересов их отцов и вечно вести жизнь бесчинствующих, объедающихся наемников — ибо именно таким представлялся им «фашизм», — эти наемные солдаты видели, что делают с их отцами. Вопрос теперь заключался в том: долго ли им самим придется пробыть в своих казармах? СА не было предоставлено никаких реальных функций или обязанностей. Не они, а привилегированные СС и геринговская полицейская армия составляли новую полицию; у них была отнята и роль «вспомогательной полиции». Не они, а рейхсвер, во главе со старыми генералами, попрежнему занимал положение официальной армии.
Но что же в таком случае оставалось делать коричневой армии? Теперь им не разрешалось даже демонстрировать, а ведь они так любили это занятие, что даже ошибочно считали его политической борьбой. Когда 1 мая 1934 г. штурмовики в Бремене попытались, как в доброе старое время, с криком ринуться на улицы, напав по пути на здание богатого Карштадтского треста универмагов, они были немедленно рассеяны отрядами префекта полиции, их главный штаб был занят, а их лидер смещен (сведения об этих инцидентах ни разу не были опубликованы в печати). Множество родных и друзей членов штурмовых отрядов находилось в лагерях принудительного труда. В казармах царила жестокая муштра, а на оплату отпускалось так мало, что число штурмовиков, регулярно исполнявших свои обязанности, сократилось больше чем на половину.
Уже в первой половине 1934 г. из штурмовых отрядов было исключено 20 тыс. человек; кое-кто из штурмовиков попал в концентрационные лагери и тюрьмы, и уже тогда были случаи тайных казней ко— ричневорубашечников. Это была та самая армия, которая незадолго перед тем наводнила из конца в конец всю Германию, армия, приветствовавшая Гитлера как своего императора, армия, царствование которой было, казалось, нескончаемым и непоколебимым. Армия эта находилась теперь в крайнем смятении. Было ясно, что в ближайшем будущем произойдет официальный роспуск или «реорганизация» СА.
В целом положение вырисовывалось совершенно четко. Положение одной части мелкой буржуазии только отражало положение других ее частей.
Действительный смысл происходящего был все еще неясен только близоруким, запуганным, оглушенным мелким буржуа. Они не понимали, что это не обычный кризис, не случайное или временное положение, а начало гигантского эксперимента, который должен раз и навсегда решить их судьбу. Триумвират Гитлер — Геринг — Геббельс, который уже ударил по рабочему классу и парализовал его, начал методически выталкивать значительную часть мелкой буржуазии из социального организма нации. Таково было содержание действительного процесса.
Это делалось для того, чтобы на месте этих групп установить иерархию узких привилегированных каст и обеспечить их будущее. Только эта иерархия должна остаться в «очищенной» и «освеженной» стране, иерархия, полностью располагающая всеми материальными средствами и ресурсами, иерархия, «потребности» которой будут удовлетворены, иерархия, которая составит единую суб-аристократию, признающую над собой в государстве только одну власть: невидимую власть капиталистических олигархов Тиссена и К0, действительного экономического центра, располагающего огромными средствами производства, и видимую, окутанную таинственностью власть «великого фюрера».
Таков был план фашистского государства, пришедшего на смену старому либерально- демократическому государству. Именно таким представлялся он гитлеровской клике фашистских генералов, агентам Тис сена, решившимся провести его во что бы то ни стало, любой ценой, а если понадобится, то железом и кровью. Для фашизма любой национальности поистине нет иного пути.
Этот план был сам по себе вполне последователен. Он означал, что изгнанная из общества часть мелкой буржуазии и рабочего класса — балласт аристократического государства. — будет так или иначе брошена на произвол своей новой судьбы. Но какой судьбы? Здесь начиналась вторая «органическая» часть эксперимента, быть может идущая еще дальше, чем первая. Очевидно, что эти массы нельзя просто уничтожить физически. Еще менее можно было рассчитывать на то, что «историческим преобразователям» германского народа удастся попросту выбросить за борт эти массы. Оставался единственный путь.
