остальные важные лица и присутствующая аристократия следовали его примеру, а их жены, стоя на коленях перед мужьями, разбивали комья земли. Однако аристократы вскоре прекращали работу в той же последовательности, в которой начинали, и усаживались праздновать и пировать, тогда как курака пачака работал чуть дольше, а затем оставался надзирать за простолюдинами, которые продолжали выполнять задачу.
Общинники и их старшины трудились весь день на участках, разделенных линиями, за которые отвечали индивидуально. Каждый глава семейства приводил на этот участок свою семью: тот, у кого было больше всего помощников, заканчивал работу первым и считался состоятельным человеком. Как только работа на культовых землях завершалась, все снова собирались, и та же церемония в том же порядке повторялась на землях императора. Засевая земли, посвященные культам, работники пели соответствующие ритмические песни в честь богов, а когда обрабатывали земли императора – в его честь.
В последнюю очередь обрабатывались общественные земли. Это, разумеется, были земли императора, но предназначенные, по сути, для общественного пользования. В каждой общине земли было вполне достаточно, чтобы прокормить ее членов. Кураки ежегодно разделяли ее между главами семейств пропорционально размеру их семей – для каждого ребенка выделялся дополнительный надел. Некоторое количество земли оставлялось под паром – предположительно именно для того, чтобы осуществить необходимую ротацию культур, и проводился ежегодный передел земли. Если налогоплательщик по уважительной причине отсутствовал, другие члены общины обрабатывали его поля, получая за это всего лишь дневной продовольственный рацион. После обработки земель отсутствующего они продолжали трудиться на собственных наделах.
Кураки отвечали за организацию распределения воды, необходимой для орошения земель. Любой, кто открывал ворота шлюза и «воровал» воду, которая предназначалась для полива участков, или брал ее не в очередь, подлежал наказанию.
После сбора урожая все выращенное на императорских и культовых землях отправлялось в кладовые и зернохранилища. Хранилища императора были более многочисленными, из чего понятно, что его земли были также более обширными, чем культовые. В конце года некоторая часть этих запасов (в зависимости от количества урожая) передавалась затем в Куско для праздника Капак Райми. Культовый урожай переправлялся в Куско на ламах культовой принадлежности, в сопровождении мужчин, которые питались за счет культа. Точно так же и продукция, принадлежащая императору, переправлялась на спинах его вьючных животных, и он обеспечивал питанием тех, кто сопровождал груз. Не везде имелись большие стада лам, и из таких регионов, как, например, Эквадор, где они были особенно редки, запасы переправлялись на спинах носильщиков, которые фактически могли переносить более тяжелые грузы, чем ламы. В таких случаях мужчин кормили за счет собственника грузов.
В провинциях часть продовольственных запасов из хранилищ императора, если они не требовались где-либо в другом месте, распределялись среди всех жителей, особенно в кризисные периоды, а в обычное время – среди бедняков. Обмены товарами между регионами также производились в порядке перераспределения этой продукции, которую правительство перемещало туда, где возникала необходимость. Смотрители и учетчики чрезвычайно эффективно организовывали движение по дорогам и перемещение товаров, так что склады нигде не пустовали, и в дорожных приютах и тамбо всегда было вдоволь припасов для путешественников.
Сельскохозяйственные ритуалы
В хрониках церемониальный календарный цикл инков описывается как связанный в основном с сельским хозяйством, особенно с выращиванием маиса, но недавние исследования дают основания предполагать, что существовали также церемонии для защиты и умножения урожая картофеля. Во время возделывания как маиса, так и корнеплодов (но особенно маиса) проводилось множество ритуалов, в том числе посты и жертвоприношения, дабы умолить силы природы создать наилучшие условия для успешного сбора урожая.
Значение, которое инки придавали маису, хорошо проиллюстрировано в мифе о его происхождении, который ссылается на некое «пещерное семя» (имеется в виду пещера, из которой произошли люди) и на то, что маис в регион Куско принесли их предки. Маис был окрашен в цвет солнечных лучей и занимал привилегированное положение в саду храма Кориканча – Интипампа (поле Солнца). Каждый год жрецы выполняли ритуал вопрошания богов, спрашивая их, сеять ли маис: конечно же они всегда получали утвердительный ответ. Затем они наблюдали за перемещениями тени на своего рода солнечных часах, расположенных неподалеку от Куско, – на самом деле это были башни, сооруженные, чтобы узнавать срок наступления равноденствия. По этим башням жрецы могли высчитать нужное время для начала вспашки, орошения и посева, чтобы уведомить о нем крестьян по всей империи и таким образом гарантировать получение хорошего урожая. Сами крестьяне произносили сопровождаемые жертвоприношениями молитвы: «О источник воды, который столько лет увлажняет мое поле, по чьему благословению я собираю мою пищу, сделай то же и в этот год, и даже дай больше воды, чтобы урожай стал более обильным».
Андские жители внимательно относились к предзнаменованием, которые могли помочь им оценить величину будущего урожая. Ежегодный сбор урожая, как и посев, начинался с официальной церемонии в Куско, в которой принимали участие кандидаты в уарачико – они собирали урожай на террасе, посвященной Мама Уако (сестра-жена Манко Капака), покровительнице маиса. Уборка сопровождалась жертвоприношениями и благодарственными пожертвованиями, а также бесконечными танцами, пирами и поглощением чичи. В каждом доме устраивалось святилище «матери маиса» – наилучшие початки заворачивались в самую красивую ткань, какая только могла найтись в семье.
Сельскохозяйственный цикл инков, как его изображает Пома, показан на рис. 34, 35, 36. В горной местности первым месяцем календаря считался лунный месяц, соответствующий части августа и части сентября, когда открытие сельскохозяйственного года отмечалось ритуалом посева маиса. Ранний картофель и маис сажали вместе с поздно созревающими сортами. Ко дню сентябрьского равноденствия начинали появляться молодые ростки маиса. Мальчики с пращами отгоняли от полей птиц и других животных, которые угрожали посевам. Другой опасностью были заморозки и засуха. К ноябрю маисовым посевам требовалось орошение, тогда прокапывались неглубокие канавы, чтобы распределить воду из основных источников и резервуаров равномерно по всему полю. В декабре сажали коку, которой не требовался полив. В январе, самом дождливом месяце, проросшие растения пропалывали и окучивали. Хотя ранний картофель могли собирать уже в январе, большую часть корнеплодов выкапывали в феврале и в марте. В это время посевы маиса уже вырастали высоко, и их круглосуточно охраняли молодые люди. Маис начинал зреть в апреле, и нужно было, как говорит Пома, охранять его как от воров, так и от птиц, лис, оленей и скунсов. Наконец, в мае (месяц аморай) урожай маиса был уже готов к уборке. Маис для хранения сушили, лущили и отправляли в хранилища, причем наилучшие зерна шли на питание, а похуже – на чичу. В июне выкапывали крупный картофель, а ранний высаживали, чтобы получить третий урожай. В июле картофель и зерновые отправляли на хранение, и ирригационные канавы заравнивали.
Еще одной иллюстрацией значения маиса служит его роль в семейной жизни, даже в тех деревнях, где его не выращивали: маис и ламы обязательно присутствовали среди даров, приносимых на ритуалы рутучико и уарачико, а также на свадьбу. Кроме того, маисовая мука использовалась во многих «исцеляющих» и очистительных ритуалах, ее же рассыпали вокруг умершего.
Хотя ритуалов, связанных с возделыванием картофеля, ранними хронистами было записано немного, один из них, Сиеса, описал очень подробно. Отчет о нем получен в 1547 г. от испанского священника, в чьей епархии Лампа-Лампа в районе озера Титикака все и происходило:
«Я, Маркос Отасо из Вальядолида, будучи в деревне Лампас наставником индейцев в нашей христианской вере, в год 1547-й, в мае месяце, при полной луне, явились ко мне все касики (кураки) и вожди, и горячо умоляли меня, чтоб дал им позволение сделать то, что у них в обычае делать в эту пору
