заняться гончары из Сеттсу, Ямасиро, Исэ, Тамбы, Тадзимы и Инабы – из провинций, принадлежавших Кинки и соседних с ними. Это не что иное, как список центров производства; по другим источникам, Суэ изготавливали также в Бидзене, Хариме и Оваре на побережье Внутреннего Японского моря и на юге Токая. Возможно, в Кинки она появилась во второй половине IV или V веков; на VI век пришелся ее расцвет, и она продолжала существовать еще долгое время после того, как началась эпоха буддизма: сейчас доказано, что некоторые печи для обжига использовались при изготовлении как сосудов для захоронений, так и черепицы для крыш храмов.
Несмотря на то, что Хэйдзи классифицируется как керамика исключительно для повседневного использования, а Суэ – как церемониальная, наверное, будет точнее сказать, что первая была предназначена для простого народа, а вторая – для высшего сословия. Возможно, исключением в этом смысле был юг Японии, где керамических изделий Суэ было так много, что ею едва ли пользовалась только верхушка общества. Именно захоронения стали своеобразным водоразделом между сословиями, что подтверждается и различиями в находящейся в них керамике. Остатки керамики Суэ иногда встречаются в мусорных кучах поселений; на равнине Канто она попадается в ямах от жилищ, значительно чаще ее можно найти в Кансае, где уровень жизни был более высоким. Кроме того, как уже отмечалось выше, временами керамика Хэйдзи использовалась в церемониальных целях. Таким образом, рассмотрение этой керамики позволяет предположить, что различия между сословиями не были столь сильными, как хотелось бы думать археологам.
Существуют различные разновидности керамики Суэ, она делится на группы в зависимости от места и времени изготовления. Однако все то огромное количество изделий Суэ, которое дошло до наших дней, поразительно однородно – это объясняется единообразием подготовки гончаров и тщательным контролем за процессом ее изготовления. Согласно общепринятой терминологии, это серая керамика, ее цветовая гамма варьируется от коричневого до почти черного, включая серо-голубой. Средний слой изделия часто светлее, чем его поверхность. Эта керамика тонкая, легкая, довольно хрупкая; судя по всему, она обжигалась при высокой температуре. В отдельных случаях поверхность покрывает глазуроподобный слой выступивших солей – это результат обжига при очень высокой температуре; специально нанесенное покрытие из глазури появляется примерно к VII веку. Поскольку Суэ делали на высокооборотном гончарном круге, и на изделиях образовывались тонкие кольцеобразные полоски. Их не старались как-то замаскировать, и временами они играют роль единственного украшения поверхности. Когда сосуды все же декорировали, то обычно это были чередующиеся ряды полос, образованных тонкими линиями или зигзагами. Изредка встречаются шнуровой и штампованный, сделанный при помощи специальной лопатки, орнаменты.
Определить, насколько активно высшие слои общества пользовались керамикой Суэ в повседневной жизни, не представляется возможным. Тем не менее понятно, что постоянно пользовались спросом кухонные очаги, состоящие из трех частей (рис. 61). Несколько таких изделий было найдено в гробницах в Кинки. Самый верхний сосуд с ручками представляет собой дуршлаг с пятью или более отверстиями в дне, однако часто отверстия намного превышают размеры рисового зерна – это говорит о том, что для изделий, предназначенных в качестве погребального инвентаря, функциональность была не важна. Некоторые очаги состояли из четырех частей; четвертый предмет имел цилиндрическую форму и использовался в качестве подставки под дуршлаг, когда последний снимали с огня.
Весьма многочисленны высокие и низкие чаши на ножках; чаши маленького размера имеют крышки (рис. 62). Перфорация на ножках больших сосудов для возлияний выполнена в виде треугольников, прямоугольников и иногда – кругов; то же самое можно наблюдать и у некоторых корейских предшественников этих сосудов. Шея и горловина других сосудов с округлой средней частью обычно сделаны в форме раструба. Несколько довольно неожиданных форм нарушают однообразие сосудов, но в целом их производство, в соответствии с принципами выпуска массовой продукции, продолжалось с монотонной регулярностью.
На более крупных кубках, которые обычно делали на высоких ножках и в комплекте с несколькими чашками с плечиками, иногда имеются фантастические орнаменты в виде фигур людей животных и – сравнительно редко – в виде других предметов. Все это вполне в духе Силлы. Недостаточная четкость лепки мешает правильно идентифицировать многие изображения, однако поскольку эти сосуды для возлияний – часть погребальной утвари, то в целом они должны иметь отношение к церемонии захоронения, в том числе к организации погребальных мероприятий, принесению в жертву животных и перемещению души умершего. В регионе Внутреннего Японского моря и примыкающего к нему Кинки были найдены наиболее интересные экземпляры. На одном из самых больших, обнаруженных в префектуре Окаяма, изображены: двое борцов, человек, которого в наши дни мы бы назвали рефери, лошадь и конный всадник. Хуже сохранился сосуд, вероятно, из того же региона, на котором сделана лодка с четырьмя гребцами: трое налегли на весла, четвертый с широким веслом находится на корме. На обратной стороне изделия, которая не представлена на фотографии, изображены животные: олень с двумя оленихами, еще одно сильно поврежденное животное – возможно, четвертый олень – и еще два зверя, предположительно, кабан и собака. Хотя такие изображения представляют безусловный интерес, нет сомнения, что их авторы утратили мастерство, продемонстрированное своими предшественниками из Силлы, и не достигли уровня мастеров Хэйдзи, изготавливавших ханива для захоронений.
Скульптура могильных курганов
Чтобы не использовать для характеристики скульптур, которые устанавливали на склонах могильного кургана, очень громоздкие описания, я выбрал японское слово ханива. Буквально оно означает «глиняный круг», а в зависимости от ситуации может толковаться и как «глиняный цилиндр». Однако, учитывая то, что в разные времена эти скульптуры располагали по кругу, возможно, между данным термином и порядком размещения предметов все же существует какая-то связь. О происхождении этого термина рассказывается в «Нихон Секи» в связи с историей, имеющей целью поведать о том, как появилась практика изготовления таких фигурок.
Дело было в период правления императора Суинина – вероятно, в III веке нашей эры. Когда умер дядя императора, «были созваны все его ближайшие слуги и затем погребены заживо стоящими в пределах его мисасаги. Они не умирали в течение нескольких дней, день и ночь были слышны их крики и стоны. В конце концов они умерли и тела их начали разлагаться. Собравшиеся стаи собак и ворон съели их». Пришедший в ужас от случившегося – так, как будто бы он впервые столкнулся с этим малопривлекательным обычаем, – император приказал советникам придумать, как положить конец этой практике. В «Кодзики» говорится, что данный случай погребения заживо был первым, однако, судя по приводящемуся в «Нихон Секи» более полному варианту рассказа о событии, эта традиция была достаточно древней. Возможность изменить традицию представилась примерно пять лет спустя, когда умерла императрица. Знаменитый борец Номи- но-сукунэ предложил вместо живых людей, лошадей и реальных предметов устанавливать на могильном кургане их глиняные изображения. Он посоветовал выбрать в Идзумо из гильдии гончаров сотню мастеров и приказать им изготовить из глины такие фигурки. Это было исполнено; получившие название
Археологам еще предстоит найти подтверждения того, что этот зафиксированный хрониками рассказ о происхождении скульптуры действительно имеет под собой какие-то основания. Доказано, что обычай
