встать! Ах, даже при исполнении гимна — нет? Не встаёшь? Увы… Извини, милая…
Резник заулыбался, хотя, на его взгляд, анекдот был весьма пошловат и нехорошо попахивал. Следовало переключиться на другую тему.
— Знаешь, я в какой-то мере даже рад, что ты попал в больницу, — вдруг произнёс он. — По крайней мере, ты смог понять свою жизнь, проанализировать её и прийти к определённому выводу. Ведь ты пришёл к выводу, не так ли?
Ковалёв кивнул. Он был ещё слаб, лежал на высоких подушках, но глаза его горели.
— Если бы не этот твой инфаркт, мы бы никогда не стали разговаривать так, как сейчас, — продолжил Резник. — Я тоже хочу выложить тебе то, что было у меня на душе, и есть сейчас.
— Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец, — улыбнулся Ковалёв.
— Режу, режу, — поднял руки кверху Резник. — Я никогда не собирался становиться промышленным магнатом или олигархом. Ты же помнишь, я хотел быть художником!
Ковалёв кивнул, и тут же устыдился. На самом деле он абсолютно не помнил, кем хотел стать Резник. И что он когда — то рисовал неплохие картины, тоже забыл.
— И только когда Галка вышла за тебя замуж, а потом наша дружба как-то свернулась, и отношения перешли в разряд приятельских, а не дружеских, я понял, что хочу опередить тебя — во всём. Чтобы Галина пожалела, что потеряла меня. И чтобы ты завидовал мне. Да-да, не удивляйся, я хотел, чтобы ты мне завидовал, чтобы я стал богаче тебя, чтобы я чего-то добился. Но художники, как правило, добиваются известности после смерти, или в старости, в лучшем случае. Поэтому я сцепил зубы и забросил мольберт и краски, поступил в институт нефти и газа, и… стал яростно работать, стал тем, кем стал. А совсем недавно, после какого-то заседания, я вдруг понял, что мне это всё уже неинтересно. Что я с гораздо большим усердием и удовольствием рисовал бы свои картины где-нибудь на чердаке, и был бы счастлив. Ты понимаешь, Вовка, о чём я?
— Что ты несчастлив? — поразился Ковалёв.
— Да нет, — отмахнулся Резник, — я не про это. Хотя… В общем, я хочу сказать, что я прожил другую жизнь, не свою.
— Так брось всё и стань художником, — удивлённо предложил Ковалёв.
— В том-то и дело, что не могу, — вздохнул Резник. — Я не могу бросить всё, потому что теперь от меня зависят тысячи людей, от меня ждут поступков и событий, и я не могу не оправдать доверие акционеров и служащих. Да и экономика России, если честно, тоже зиждется на множестве элементов, один из которых — это я. Я уже обязан, понимаешь? И не только своей семье.
И вообще, к чему это я говорю: к тому, что, если бы не Галина и не наша дружба, обе жизни — и твоя и моя, были бы иными, прошли бы по-другому. Галка оказалась роковой женщиной, а мы с тобой — обычными дураками. Мы жили не так, как хотели, перечёркивали свои желания, чтобы угодить кому-то или насолить. И, самое обидное, что теперь, когда я это понял, то всё равно не могу изменить свою жизнь, бросить всё к чертям собачьим, и свалить в тёплую страну. У меня появились проблемы — пока что не очень крупные, но уже ощутимые. И мне не дадут всё бросить. Но ты можешь изменить свою судьбу, и зажить по-другому. Именно это я тебе и предлагаю.
— Что именно ты мне предлагаешь? — не сообразил Ковалёв.
— Политическую карьеру, дурачок, — незлобиво покачал головой Резник. — Ты, видимо, не читаешь газет, иначе знал бы, что мне требуется помощь в политических кругах. В противном случае меня скоро сожрёт наше правительство!
Жанна и Павел сидели в маленьком ресторанчике на краю Москвы. В целях конспирации они выбирали тихие и уютные места подальше от любопытных глаз. К тому же они оба скрывались от собственных телохранителей, а надо было заботиться и о собственной безопасности.
— Я хочу, чтобы ты познакомилась с моими родителями, — Павел нежно положил ладонь на руку Жанны. — Ты не против?
Она пожала плечами. Ей тоже хотелось бы познакомиться с семьёй Павлика, к тому же что он отзывался с такой любовью и теплотой о своей семье, с юмором рассказывал о гостях с Украины, но о работе отца упоминал вскользь. Жанна уже знала, что отец у Павла — крупная шишка, а мать занята в благотворительном фонде, который специально для неё организовал её муж. Но только сейчас Жанна позволила себе спросить:
— Помнишь, когда мы прилетели в Москву, тебя встречала какая-то девушка?
— А, Мила, — протянул Павел. — Да, это подруга детства. Наши родители дружат.
— А вы? — задала провокационный вопрос Жанна.
Павел немного подумал, потом обезоруживающе улыбнулся, и отставил креманку с мороженым.
— Не хочу тебя обманывать. Несколько лет назад, когда я был молод и глуп, то сделал ей предложение. Она отказала.
— Ты переживал? — Жанне нужно было знать, как сильно Павел привязан к этой девице.
— Ну… не очень сильно, но самолюбие было задето, — засмеялся он, и на щеках его снова показались ямочки.
Жанна почувствовала, как заныло её сердце. Она так любила Павла, что, казалось, сердце сейчас не выдержит и разорвётся на тысячу осколков. Конечно, Жанна предполагала, что Малик будет не в восторге от её выбора, но в конечном счёте согласится на брак с «неверным». Потому что ещё ни разу не было случая, чтобы Жанна не получала желаемого. А сейчас она желала Павла, и только его. Потому что он был из другой жизни, из другой сферы, воспитанный, утончённый, интеллигентный, мягкий, уступчивый… Жанна была очарована им до такой степени, что собиралась ослушаться отца. Впрочем, когда Малик познакомится с Павлом, то, наверное, не будет возражать против их связи. Павел не может не понравиться отцу, к тому же он не босяк, родители у него очень, очень обеспеченные, это будет неплохая партия…
— Знаешь, я тоже хочу познакомить тебя с отцом, — вырвалось у девушки.
Внезапно она почувствовала взгляд и резко повернулась в ту сторону. В окне напротив маячила чья-то физиономия. Жанна вздрогнула.
— Ты что? — удивился Павел.
— Мне показалось, что там Мальчик…
— Твой телохранитель? — понимающе кивнул Резник — младший.
Он уже знал, что тот красавчик, который встречал Жанну в столичном аэропорту — её телохранитель. Иначе Павел бы безумно ревновал. Но он знал, что такая девушка, как Жанна, никогда не станет лицемерить и встречаться сразу с двумя мужчинами. Она поразила его своей прямотой, в этом и была её своеобразная прелесть. Жанна не стала бы врать даже ради сохранения отношений с каким-либо человеком, она спокойно признавалась в своих поступках и с шокирующей откровенностью отвечала на любые вопросы. Она поступала так всегда — до встречи с Павлом. Только на его вопросы ей приходилось отвечать, моментально придумывая или ретушируя ответы. Только с ним она была мягкой и пушистой — насколько могла. Потому что она не собиралась отпугивать Павла правдой о своей жизни. Как он себя поведёт, если узнает, что с помощью хитроумной паутины, которую умело плела Жанна, добрая сотня конкурентов или врагов была отправлена в мир иной? Что он скажет, когда узнает, что Жанна взламывает закрытые любопытному взору сайты и базы данных и пользуется полученной информацией в своих целях? Что он скажет, если узнает, что именно она помогла отцу добиться того влияния, которое он имел в последние годы — с помощью женской хитрости? Самое интересное, что до встречи с Павликом девушка выполняла подобные действия, как обычную работу, и никогда не задумывалась над этической и моральной стороной этого вопроса.
Жанна многое могла бы рассказать о себе и деятельности отца, только в этом случае Павел враз бы расхотел встречаться с ней и знакомить её с родителями. И вообще, услышав даже маленькую толику её деяний, он бы исчез из её жизни навсегда, сорвался с места прямо сейчас и — всё!
И сейчас, когда всё на мази, можно сказать, она не станет портить отношения. Вот когда она выйдет за него замуж, тогда можно будет посвятить мужа в свою работу, и то совсем немного. К тому же когда он узнает, будет поздно: Жанна будет его женой, и он смирится с родом ее деятельности. И вообще, когда она выйдет за него замуж, она уйдёт из Семьи в другую семью — семью Резников. Туда, где тепло на сердце и светло на душе и все члены семьи окружены любовью и доверием.
Жанна снова взглянула на окно. Теперь там никого не было. Неужели ей показалось? Но острое чутьё
