— Кровавое, — мрачно ответила женщина. — Знак Дикого Зверя[3] был на нем, хоть и ходил он в одеждах агнца. И ночью 31 октября[4] 1789 года Филипп Бун исчез… И, совершенно очевидно, что это связано с проклятой деревней.
Она могла бы еще кое-что порассказать, и действительно, казалось, что она знает намного больше. Но она только повторяла свои просьбы, настаивая на том, чтобы я покинул Чапслвэйт. В ее бормотании слышалось что-то похожее на «…Зов крови…», «…Те, кто смотрят и те, кто сторожат…» Приближались сумерки, и это на нее очень действовало. Она стала волноваться еще сильнее, и, чтобы успокоить ее, я пообещал, что приму во внимание все ее пожелания.
Я возвращался домой, окруженный длинными, колеблющимися тенями. Мое хорошее настроение совершенно растаяло, голова была полна неразрешенных вопросов, которые раздражали меня. Кел встретил меня новостью о том, что шумы в стенах стали громче, и я прямо сейчас могу убедиться в этом. Я попытался сказать ему, что слышу только шуршание крыс, но потом вспомнил ужас, написанный на лице миссис Клорис. Луна поднялась над водой — круглая, полная, цвета крови, окрашивая океан в зловещие тона. Мои мысли вернулись вновь к той церкви и…
(здесь строки перечеркнуты) Но ты не прочтешь этого, Бонн. Это какое-то безумие. Временами, думаю, я засыпал и грезил. Свой рассказ направляю тебе с уважением, Чарльз.
(Следующие записи из карманной записной книжечки Келвина МакКена).
Позволил себе этим утром взломать замок, на который закрывалась одна из старинных книг. Сделки это до того как встал мистер Бун. Не помогло: все записи в книге зашифрованы. Надеюсь, шифр простой. Вероятно, смогу расшифровать его так же легко, как сломал замок. В дневнике (уверен, что это дневник) записи сделаны почерком необычайно похожим на почерк мистера Буна. Эта книга стояла на полке в самом мрачном углу библиотеки и оказалась заперта. Почему? Она выглядит древней, но насколько?
Тяжелый дух исходит от ее страниц. Позже, если будет время, мы с мистером Буном заглянем в подвал. Боюсь, что прогулка по подвалам скажется на его здоровье. Я должен попытаться убедить его… Но вот идет мистер Бун…
Бони, я не могу писать. Я не могу писать об этом!!! Меня тошнит…
(Из записной книжечки Келвина МакКена).
Как я опасаюсь, что его здоровью снова грозит опасность. Боже, Наш Отец, который правит на небесах. Невозможно перенести мысли об этом; я никак не могу отделаться от воспоминаний о случившемся, картины проявляются у меня в голове, как дагерротипы.
Этот ужас в подвале!.. Я сейчас один. Время полдевятого. В доме тихо, но… Я нашел мистера Буна в беспамятстве, за письменным столом. Потом он уснул. Конечно, там, в подвале, он вел себя как герой, пока стоял парализованный страхом!
Его кожа восковая, холодная. Жара, слава Богу, больше нет! Я не отважусь перенести его или оставить, чтобы сходить в деревню. Если бы я и ушел, то кто бы из деревни пришел помочь ему? Кто придет в этот проклятый дом? О, подвал! Твари в подвале, именно они бродят в стенах дома!
Дорогой Бони, я снова пришел в себя, хотя слаб, так как пролежал без сознания тридцать шесть часов. Снова пришел в себя… Какая зловещая и мрачная шутка! Я никогда больше не стану таким как прежде, никогда. Я лицом к лицу столкнулся с безумным и отвратительным, стоящим по другую сторону человеческого восприятия. И это еще не все.
Если бы не Кел, верю, в эту минуту, я был бы уже мертв. Он — единственный остров здравомыслия в этом океане безумия. Теперь ты узнаешь обо всем.
Для исследования нашего подвала мы взяли свечи, и их света оказалось вполне достаточно… Более чем достаточно! Келвин пытался отговорить меня, ссылаясь на мою недавнюю болезнь, говоря, что, вероятно, для начала было бы неплохо использовать отраву для крыс.
Но я оставался тверд, на что Келвин вздохнул и ответил:
— Тогда поступайте как вам угодно, мистер Бун. Вход в подвал был в полу на кухне (Кел, как он уверял меня, крепко его заколотил), и теперь мы расчистили вход с большими усилиями.
Зловонный запах, переносить который было выше человеческих сил, дохнул на нас из темноты, но запах, не похожий на тот, который мы почувствовали в покинутом городке на берегу Королевской реки. Свеча, которую я держал, осветила уходящую вниз лестницу, ведущую в темноту. Ступени были в ужасном состоянии и нуждались в ремонте; в одном месте ход сворачивал… И легко было представить, как несчастная Марселла нашла здесь свою смерть.
— Будьте осторожны, мистер Бун! — предупредил Кел. Я сказал ему, что ничего опасного тут не вижу; и мы продолжали спускаться.
Пол подвала оказался земляным, а стены из заплесневелого гранита.
Подвал не выглядел крысиным раем. Нигде не было видно крысиных гнезд: ни в старых коробках, ни в рассохшейся мебели, ни в остальном мусоре. Мы опустили свечи, очертив маленький световой круг, но все равно могли видеть очень немного. Пол полого опускаются, и ход вел дальше под нашу гостиную, под столовую и т. д., вел на запад. Туда мы и пошли. Стояла абсолютная тишина. Зловонье становилось все сильнее, и темнота вокруг нас сгущалась; словно она ревновала нас к свету, который временно сверг ее после столь многих лет неоспоримой власти.
В дальнем конце подвала гранитную стену сменило полированное дерево, которое казалось совсем черным и не отражало бликов. Здесь подвал заканчивался альковом. Мы оказались в углу и теперь нужно было куда-то повернуть, чтобы продолжать осмотр подвала. Мы так и поступили.
Казалось, словно мы постепенно погружались в зловещее прошлое, встающее перед нами.
В алькове стоял стул, а над ним, прикрепленная к балке наверху, покачивалась сгнившая веревка — кусок пеньки.
— Здесь он повесился, — прошептал Кел. — Боже! — Да… И труп его дочери лежал у его ног… Точнее, на ступенях, ведущих в подвал.
Кел замолчал и я увидел, как его глаза расширились, уставившись на что-то у меня за спиной. Потом он завопил.
Как, Бони, я могу описать зрелище, открывшееся нашим глазам? Как могу я описать тебе отвратительных обитателей наших стен?
У дальней стены что-то зашевелилось, и из темноты показалось злобное лицо — лицо с глазами из эбонита; лицо, оскалившееся в агонии. Беззубо зиял рот. Желтая, разлагающаяся рука потянулась к нам! Чудовище издало громкий, мяукающий звук и, покачиваясь, шагнуло вперед. Свет свечи коснулся его… И я увидел полуистлевшую веревку у него на шее! А у него за спиной двигался еще кто-то. Я буду видеть это во сне до самых своих последних дней: девушка с бледным, покрытым плесенью лицом красавица с трупным оскалом; девушка, чья голова вывернулась в поклоне на недопустимый для человеческой анатомии угол.
