офицером. «Генрих III» произвел на них впечатление, однако общее мнение склонялось к тому, что пьеса чересчур смела для начинающего автора. Тогда Дюма прочел свое произведение в доме известного журналиста Нестора Рокплана, где была принята очень хорошо. Присутствовавшая там мадемуазель Марс решила, что ей очень подойдет роль Клевской, очень выгодно подчеркивавшей положительные стороны ее игры, и стала горячей сторонницей пьесы. Благодаря ее протекции пьеса была принята «Комеди Франсез» вне очереди, и ее начали готовить к постановке.
В это время на Дюма обрушилось два удара. Сначала его вызвал генеральный директор канцелярии герцога Орлеанского, барон де Броваль, и заявил, что Дюма должен заниматься или службой, или литературой, но не совмещать их. Тот ответил, что, поскольку Его Высочество является признанным покровителем литературы, он не собирается ни увольняться, ни оставлять работу над пьесами. Если же жалованье является слишком тяжелым расходом для герцога, то он готов отказаться от него. Со следующего месяца будущий великий писатель перестал получать деньги на службе.
Впрочем, с этой бедой Александр справился легко: он очень быстро нашел новый источник средств к существованию. Банкир Лафит выдал Дюма 3 тыс. франков (жалованье за 2 года) в обмен на право хранить рукопись «Генриха III» в его банке. После премьеры пьесы это стало такой хорошей рекламой Лафиту, что он быстро вернул эти деньги.
Однако примерно в это время Дюма постиг новый удар: так называемые доброжелатели сообщили его матери о том, как у ее сына обстоят дела на службе. Уже пережив один финансовый кризис перед смертью мужа, женщина очень боялась остаться на улице. Она начала беспокоится о будущем, и вскоре ее хватил удар, что привело к частичному параличу. Впрочем, здраво рассудив, что, предаваясь унынию, он матери ничем не поможет, Дюма не стал откладывать премьеру.
Накануне первого представления он добился аудиенции у герцога Орлеанского. Его Высочество принял Дюма очень радушно, и Дюма просил его почтить своим присутствием премьеру «Генриха III», которая должна была состояться 11 февраля 1829 года. Герцог сначала расстроился, поскольку именно на этот день у него был назначен званый обед, но затем решение проблемы было найдено. Герцог начинал прием на час раньше, а Дюма переносил представление на час позже. Для себя и своих гостей герцог зарезервировал все ложи бенуара.
На первую постановку «Генриха III и его двора» явилось не менее трех десятков высших аристократов Франции с супругами, а также большинство представителей богемы. Партер был не переполнен. Пьесу публика приняла с восторгом.
На следующий день Дюма проснулся знаменитым. Вернее сказать, он лег спать, уже будучи знаменитостью. Дом его утопал в цветах, присланных поклонниками его таланта. Барон де Броваль прислал ему письмо, содержащее следующие слова: «Я не мог лечь в постель, мой дорогой друг, не сказав вам, как меня порадовал ваш успех. Мои товарищи и я счастливы вашим триумфом...»
Однако, несмотря на успех, цензура моментально запретила пьесу к дальнейшему показу. Оказывается, Карл Х усмотрел в Генрихе III и герцоге Гизе, его кузене, сходство с собой и герцогом Орлеанским. Узнав об этом, герцог явился к королю и убедил его снять запрет. «Государь, Вы заблуждаетесь по трем причинам: во- первых, я не бью свою жену; во-вторых, герцогиня не наставляет мне рога, и в-третьих, у Вашего Величества нет подданного более преданного, чем я», – сказал он. Карл Х сменил гнев на милость и дал разрешение показывать пьесу.
«Генрих III» выдержал 38 представлений, и были сделаны отличные сборы. Так в 27 лет Александр Дюма, молодой человек, приехавший из городка Вилле-Коттре, без протекции, без денег, без образования, стал знаменит на всю Францию и был принят в круг молодых и амбициозных авторов, которым вскоре предстояло произвести коренную перестройку всей французской литературы.
В это общество его ввел Нодье. Он делал все, чтобы облагородить вкус Дюма, и даже пытался вылечить его от хвастовства (безуспешно).
Тем временем подошло время и для постановки «Христины». Одноименная пьеса Сулье с треском провалилась, и директор «Одеона» Феликс Арель предложил устроить постановку «Христины» Дюма. Александр посоветовался с Сулье и получил от друга следующий ответ: «Собери обрывки моей „Христины“ – а их, предупреждаю тебя, наберется немало – выкинь все в корзину первого проходящего мусорщика и отдавай твою пьесу». Так Дюма принял предложение Ареля.
Первая постановка закончилась непонятно. Во-первых, стихи Дюма писал посредственно, а когда Христина, которую исполняла ведущая актриса «Одеона», мадемуазель Жорж, продекламировала: «Как ели древние приблизились они», – веселью в зале не было предела. Во-вторых, только что с шумным успехом прошла «Эрнани» Гюго и на ее фоне «Христина» выглядела довольно бледно. И в-третьих, эта пьеса принадлежала к жанру совершенно неопределенному: наполовину драма, наполовину трагедия.
Когда занавес опустился, в зале поднялся такой шум, что никто не мог сказать, успех это или полное фиаско.
Гюго и Виньи, верные друзья, немедленно приступили к переделке наиболее неудачных мест пьесы, и на следующем же представлении «Христину» встретили аплодисментами. За право опубликовать «Христину» Дюма получил 12 тыс. франков.
А тем временем он уже работал над новой, еще более новаторской пьесой «Антони», многие моменты которой позаимствовал из своей личной жизни, а главную героиню списал с Мелани Вальдор, которая к тому времени стала одной из его многочисленных любовниц.
Новаторство пьесы заключалось в том, что впервые за всю историю европейского театра главной героиней стала не простушка-крестьянка, не аристократка былых времен, а современная дама из высшего общества, которая совершила прелюбодеяние. Этот образ впоследствии на добрую сотню лет оккупирует сцены французских театров.
Тем временем в Париже началось брожение умов. В воздухе явственно запахло очередной революцией. Дюма, собиравшийся совершить путешествие в Алжир, распаковал чемоданы и послал своего слугу в магазин за новым ружьем и двумя сотнями патронов к нему. Его поведение во время революции, свидетелем которой он стал и которая продлилась всего несколько дней, как нельзя лучше вскрыло все противоречия его характера. Он показал себя как легко увлекающийся и импульсивный человек, мало заботящийся о своем будущем. Именно эти качества и стали причиной грандиозного банкротства, которое пришлось пережить этому знаменитому на всю Францию писателю.
Когда началась Июльская революция, Дюма отнюдь не остался в стороне. Этот двухметровый здоровяк схватил принесенное слугой оружие и боеприпасы, надел охотничий костюм и выступил на стороне повстанцев. Он организовал строительство баррикад в своем квартале, участвовал в боях и собраниях, писал статьи, воззвания и прокламации.
Тем временем вожди восставших были очень обеспокоены: в городе было мало пороха, и если бы Карл Х двинул на Париж верные части, участь повстанцев была бы предрешена. Тогда Дюма сообщил генералу Лафайету, что сможет достать порох. Генерал позволил ему попытаться осуществить это, и Дюма с несколькими товарищами поскакал в Суассон, где находился армейский склад.
Размахивая револьвером, он ворвался к коменданту, виконту де Линьеру, и потребовал сдачи склада. В этот же момент в комнату влетела и жена коменданта с криком. «Сдавайся, немедленно сдавайся, друг мой! Негры опять взбунтовались!.. Вспомни о моих родителях, погибших в Сан-Доминго!». Так Дюма достал порох. В этой ситуации он проявил такие качества, как мужество и отвага, но ему еще и очень повезло: неизвестно, как отреагировал бы виконт, если бы в его «разговор» с Дюма не вмешалась его жена.
Затем Дюма вызвался отправиться в Вандею, чтобы сформировать там части Национальной гвардии, написав по возвращении отчет на имя короля. Кстати, по крайней мере одно его предложение, о размещении в Вандее лояльно настроенных священников, было принято.
«Три славных дня» закончились, Дюма снял форму национального гвардейца и вновь вернулся в театр. Его постановки пользовались успехом, он много зарабатывал и еще больше тратил: на кутежи, любовниц, безделушки... Он устраивал многочисленные приемы на сотни человек, причем самолично готовил все яства, которыми были уставлены столы. Он успел переболеть холерой и спасся только тем, что совершенно случайно (как он потом говорил) выпил целый стакан неразбавленного спирта.
Для поправки здоровья он отправился в Италию и немедленно ввязался там в борьбу за национальное освобождение, присоединившись к Джузеппе Гарибальди.
Дюма много путешествовал, тратя больше, чем зарабатывал, охотно одалживая последние деньги многочисленным приятелям, оставаясь при этом без единого су в кармане.
Бывал он и в России. Он любовался Петербургом, Москвой, Волгой, пировал у башкирского князя и с большим удовольствием ел шашлык (это оказалось одним из его самых сильных российских впечатлений), а после написал книгу воспоминаний «Из Парижа в Астрахань».
Кредиторы преследовали его по пятам, но он ловко ускользал от них. Даже женился он из-за долгов! Его постоянная, так сказать основная, любовница, актриса Ида Феррье, скупила большинство его векселей и предложила выбор между алтарем и тюрьмой для несостоятельных должников. Впрочем, молодожены не считали необходимым хранить верность друг другу. Феррье нужен был титул маркизы Дави де ля Пайетри (Дюма в зрелые годы все же вернул себе принадлежавшие по праву титул и фамилию), пользуясь которыми она смогла окрутить итальянского князя и уехала к нему во
