Иоавовы, и Хелефеи и Фелефеи, и все храбрые пошли из Иерусалима преследовать Савея, сына Биусри. И когда они были близ большого камня, что у Гаваона, то встретился с ними Амессаи. Иоав был одет в воинское одеяние свое и препоясан мечом, который висел при бедре в ножнах и который легко выходил из них и входил. И сказал Иоав Амессаю: здоров ли ты, брат мой? И взял Иоав правою рукою Амессая за бороду, чтобы поцеловать его: Амессаи же не остерегся меча, бывшего в руке Иоава, и тот поразил его им в живот, так что выпали внутренности его на землю, и не повторил ему удара, и он умер (2 Цар. XX, 7- 10).
Приблизительно то же рассказывается в Книге Судей о подвиге Аода, убившего Еглона, царя Моавитского, покорителя Израильтян, которому они служили восемнадцать лет (Суд. III, 12-30).
В этих случаях мы также видим примеры коварства и лицемерия, но здесь оно оправдывается целью национального освобождения. У Иуды нет этого оправдания: он предает не врага, но Учителя, относившегося К нему всегда с глубокой любовью и заботливостью, не делавшего никакого различия между Своим предателем и другими учениками, наравне со всеми давшего ему дар и силу чудотворений и всегда призывавшего его только к добру, к свету, к правде.
Вот почему нас возмущает предательство Иуды; вот почему его поступок в песнопениях церковных называется 'ножом, намазанным медом'; и вот почему в христианской иконографии он помещается в аду на коленях у сатаны, который и сам 'ложь есть и отец лжи' и которому души лживые потому наиболее родственны.
Да, мы возмущаемся, и злодеяние Иуды нам кажется беспримерным, но, если вдуматься глубже, - в том мире, который называется христианским, немало таких примеров предательства то явного, то прикровенного, то враждебно-решительного, то лицемерно-замаскированного.
Вот перед нами французский писатель Ренан и его нашумевшая в свое время книга 'Жизнь Иисуса Христа'. Он как будто сочувствует Христу и рисует Его облик мягкими тонами, которые могут показаться иногда задушевными, но что он делает из Его Евангелия! Вместо книги, полной потрясающего величия и духовной силы, перед нами слащавая, пошлая пастораль, не только не способная возродить человека, но годная лишь на то, чтоб услаждать досуги послеобеденного отдыха богатого парижского буржуа. Недаром эту книгу называют 'евангелием мещан'. Ренан представляет Здесь Христа как наивного мечтателя, как милого идеалиста, вообразившего в простоте Своей галилейской души, что Он, может спасти человечество. Он как бы снисходительно треплет своего героя по плечу и, представляя Его читателю, просит любить и жаловать и… великодушно извинить Его увлечения и крайности. О Божестве Спасителя, о Его чудесах, о великом подвиге искупления человечества нет и речи. Разве это не 'поцелуй Иуды'?! Он говорит Ему: 'Равви! Равви!', целует и… предает в жертву современному неверию и безбожию.
Вот наш русский Ренан, граф Л.Н.Толстой, который все время говорит о Боге, как будто глубоко в Него верует, и вместе с тем вместо подлинного Евангелия подсовывает читателю свое евангелие, грубое, мелкое, лживое. Опять-таки, как это напоминает 'поцелуй Иуды'!
Да и мы сами разве не предаем часто Христа?!
Чем? - вы спросите. Каждый раз, когда, нося имя христианина, мы поступаем не по-христиански; каждый раз, когда, исповедуя устами учение Христа, мы жизнью и делами нарушаем Его заповеди; каждый раз, когда наружно преклоняясь перед Христом и оказывая Ему внешнее богопочтение, мы своим недостойным поведением даем неверующим повод указывать на нас пальцами и говорить: 'Смотрите, каковы эти христиане! Хуже язычников и безбожников! Чему научил их Христос? Их религия - сплошное лицемерие'; каждый раз, когда ради нас, как написано, имя Божие хулится у язычников (Рим. II, 24), - мы, строго говоря, совершаем грех Иуды, грех предательства, быть может, не в такой явно враждебной форме, но несомненно обнаруживая то же лицемерие и внутреннюю лживость души. Мы предаем Христа на позор и укоризну внешним.
'Был некий человек, грешник, - повествует одно старое христианское сказание, - который каждый день, отправляясь на греховные дела свой, становился пред иконой Божией Матери и читал Ей акафист: 'Радуйся, Невесто Неневестная!' Но вот однажды во время чтения акафиста он с ужасом видит, что на руках и ногах Предвечного Младенца открылись глубокие, зияющие раны, и из них сочится кровь. И в трепете и страхе он воскликнул: 'Матерь Божия! Кто же это сделал?' И слышит тихий голос, полный глубокой укоризны: 'Ты и подобные тебе грешники!'
Не похож ли этот грещник на Иуду, предающего лобзанием Спасителя, или на тех воинов, которые говорили Ему: 'радуйся, Царь Иудейский!' и били Его тростью по голове? И не похожи ли мы сами на этого грешника, когда после молитвы идем на свои греховные дела, забывая и заповеди Божии, и свои молитвенные восторги? Лучше бы нам совсем не знать Бога и не молиться, ибо раб… тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше (Лк. XII, 47-48). Тяжел грех лицемерия и неверности и в то же время слишком свойствен падшему человеку. Недаром Православная Церковь в уста христиан, приступающих к величайшему таинству единения со Христом, к таинству Святого Причащения, влагает слова, полные горького сознания своей немощи и двоедушия, и учит молиться Богу об искренности и цельности нашей веры и любви: '…ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем!'
Предательство Иуды можно назвать неверностью активною. На это способны лишь очень порочные люди, захваченные притом какою-либо страстью: корыстолюбия, властолюбия, честолюбия и т.п. Они приходят к Богу с корыстными целями, принимая религию, лишь как средство устроить свое земное благополучие. Не получив желаемого и обманувшись в своих расчетах, они со злобой отходят от религии и становятся самыми злыми ее врагами. Вот почему, приступая к служению Христу, надо чаще проверять себя: не связываем ли мы с этим служением корыстных видов на земное благополучение, и с этой язвой души необходимо бороться всеми силами, иначе разочарование и связанное с ним отступничество, если не прямое предательство, почти неизбежно.
Но кроме этой неверности, названной нами активной, есть еще неверность пассивная.
Оставив Его, все бежали (ст. 50).
Вместо того, чтобы защищать своего Учителя и, если нужно, умереть с Ним, как обещали они еще так недавно (Мк. XIV, 31), ученики все в страхе разбежались. Господь остался один во власти воинов и первосвященнических служителей.
Были ли ученики равнодушны к судьбе Спасителя? Конечно, нет. Но их любовь к Нему была еще не настолько сильна, чтобы устоять против страха ареста и смерти. Кроме того, и защита Учителя при данных условиях была почти невозможна. Слабые, перепуганные, безоружные (если не считать двух мечей), что они могли сделать против отряда вооруженных воинов? Вот почему Господь и не осуждает их слишком строго, когда с грустью предупреждает об этой измене: вы рассеетесь каждый в свою сторону и Меня оставите одного (Ин. XVI, 32).
Но очень часто люди отказываются защищать религиозную истину и правду Божию не потому, что не могут, а потому, что совершенно равнодушны к Богу и к религии, и в этом случае они уже не имеют извинения. Знаю твои дела, -говорит Господь, - ты ни холоден, ни горяч; о, если, бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих (Откр. III, 15-16). Мы носим имя христиан и часто равнодушно смотрим, как около нас торжествует зло, страдает угнетенная невинность, попираются заветы веры, разгорается ненависть между людьми и вражда против Бога. А мы остаемся безучастными зрителями, не делая ровно ничего для того, чтобы остановить зло. Мы забывам, что отвечаем пред Богом не только за себя, но и за грехи братьев своих, ибо вместе с ними составляем единое тело Церкви Христовой, и грех одного из нас неизбежно распространяется на всю Церковь, заражая других и подвергая их наказанию вместе с согрешившими. Страдает ли один член, - говорит апостол, - страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены. И вы - тело Христово, а порознь - члены (1 Кор. XII, 26-27).
В книге Иисуса Навина, в истории завоевания Ханаана евреями рассказывается такой случай: один из сынов Израилевых, некто Ахан из колена Иудина, совершил тяжелое преступление пред Господом, присвоив себе прекрасную Сеннаарскую одежду, двести сиклей серебра и слиток золота из добычи, отнятой у неприятеля, вопреки прямому запрещению Божию. И гнев Господень возгорелся на сынов-Израиля. Отступил от них Господь, и первый раз в земле Ханаанской евреи потерпели поражение от жителей Гая. Когда Иисус Навин с молитвою воззвал о сем к Богу, то Господь сказал Иисусу: встань, для чего ты пал на
