его даче, в беседке… Тогда обе семьи отмечали день рождения кого-то из детей, то ли Милы, то Павла, и он уединился с женой друга…
Он искренне удивился тому случаю. Отчего ему, словно шовинисту, казалось, то, что произошло с ним и Галиной — не измена?
Получается, что он вовсе не безгрешен?! Так, может быть, это его бог наказал?
Повинуясь внезапному порыву, Резник схватил трубку телефона, набрал домашний номер и долго ждал. Уже когда он собрался повесить трубку, телефон взяла жена. Он почувствовал облегчение: она дома, а не с тем мальчишкой!
И без всякого приветствия он выпалил:
— Ты теперь уйдёшь от меня, да?
Мила придирчиво осматривала вещи в бутике « Патиколь». Она выбрала несколько свитеров из кашемира, и пару строгих брюк.
Теперь, когда она стала женой Павла, ей частенько приходилось сопровождать его на различные мероприятия, и она не могла показаться на них в своих любимых розовых платьях с ужасающими вырезами до пупка, или в мини — юбках. Коллеги Павлика были сплошь людьми солидными, их жёны одевались очень строго, и были в основном преклонного возраста. Мила терпеть не могла подобные чванливые сборища снобов. Куда больше по душе ей были актёрские тусовки и вечеринки, но деваться было некуда. Она ходила, терпела этих зануд, и мечтала о том, как было бы здорово шокировать их всех: заявиться как-нибудь в ярком, кричащем наряде, увешанной кучей драгоценностей. Как бы они все тогда выпучились на неё!
Мила хохотнула, представив себе эту сцену: мужчины облизываются, глядя на столь лакомый кусочек, а их жёны хватают ртом воздух, отчаянно завидуя молодости и красоте.
Мила отчего — то забывала, что на тех вечерах было довольно много женщин и её возраста, просто они тоже старались соответствовать образу своих мужей, и одевались согласно протоколу.
Наконец, она выбрала брючный костюм вишнёвого цвета с изящным кожаным пояском, кашемировую водолазку в тон ему, прихватила отобранные ранее брюки и свитера, и направилась в примерочную.
Все вещи сидели на ней отлично, но, подумав, Мила решила ограничиться водолазкой, костюмом, свитером от Гленфилд, и брюками от Кавалли. Она вышла из примерочной, весело напевая себе под нос свою же новую песню, и натолкнулась на какую-то женщину.
— Смотреть надо, куда идёшь, — грубо сказала она, поднимая взгляд на неуклюжую недотёпу.
— Ой, — проговорили обе женщины в унисон, — это вы?
Мила, не стесняясь, разглядывала женщину. Надо же, как она изменилась! А одета как — совсем иначе, чем в прошлые разы, когда они виделись.
Красивое кожаное пальто, подбитое мехом чернобурки, очень шло темноглазой Ирине. Она покрасила волосы в медный цвет и изменила форму причёски. Всё это ей шло. И взгляд Ирины стал совсем другим — не робким и безразличным, а уверенным, цепким. А ведь прошло всего… Мила прикинула в уме…и четырёх месяцев не прошло с момента их последней встречи!
— Потрясающе смотритесь, — оценила Ирина яркую шубу Милы из розовой шиншиллы. — Как семья, муж?
— Всё отлично, если свекровь дарит невестке такую шубу, — улыбнулась Мила, прикидывая, стоит ли ей продолжать знакомство с этой женщиной, или лучше всего сразу же повернуться и уйти, сославшись на важные дела.
Но эта дама интриговала её и интересовала, и, при этом, она всё-же довольно популярна в своём деле. Мила решила не торопиться, и посмотреть, как будут развиваться события.
— Вы теперь в Москве? — спросила она, и, получив положительный ответ, снова заулыбалась. — Правильно, что вам там делать, в этой глухомани? А здесь и клиенты денежные, и их не в пример больше.
Она инстинктивно спрятала руку с кольцом за спину, но вовремя опомнилась. Всё равно эта Ирина рано или поздно заметит, что вместо предложенного ею лунного камня в кольце Милы — бриллианты, рубины и изумруды.
Ещё не хватало засовывать в обручальное кольцо, призванное быть талисманом, а, значит, в вечном распоряжении безымянного пальца, какой-то там лунный камень, дешёвку. Это не в принципах Милы. К тому же никто из общества не поймёт, что делает якобы таинственный, блёклый лунный камень на руке женщины из семейства Резников.
Ирина и впрямь бросила быстрый взгляд на кольцо, но не стала ничего спрашивать. Милу это вполне устроило и даже порадовало: не надо ничего врать и притворяться. Ага, значит, Ирина — деликатный человек, и с ней можно не беспокоиться за бестактность формулировок. К тому же можно будет заказать у неё и другие талисманы. Например, на молодость и сексуальную привлекательность.
Она, повинуясь внезапному порыву, схватила женщину под руку.
— Знаете, Ирочка, я так рада нашей встрече, — проворковала Мила, — давайте зайдём в кафе, здесь, неподалёку. Я угощаю!
Шахид, лёжа с открытыми глазами, вспоминал своё пребывание в швейцарской клинике. Лечение далось ему тяжело. Было очень страшно с перевязанными глазами поначалу, в полной темноте.
Чужая речь, чужая атмосфера, климат. И ещё эта вечная боль, к которой он даже привык.
Но всё изменилось, когда появилась Тамара. Ему уже сняли повязку с глаз на тот момент, и он, по крайней мере, смог видеть это прекрасное лицо и чудесный взгляд волшебных глаз. Она сразу же покорила его сердце, потому что была похожа на его первую возлюбленную, ставшую женой брата, Малика. И имена у них тоже были похожи. И смотрели они одинаково, с восхитительной наивностью на окружающий мир, и так радостно, что всем окружающим передавалась эта радость.
После выздоровления Шахида Тамара обещала приехать к нему. Она жила в Швейцарии, но недавно овдовела, и в деньгах не нуждалась. В клинике она чуть подкорректировала собственное лицо, по её собственному признанию. Впрочем, даже если бы она и нуждалась в средствах, Шахид оплатил бы её пребывание в Москве в лучшей гостинице, билеты на дорогу, её содержание — да всё, что угодно! Как никогда сильно, он хотел, чтобы эта женщина осталась с ним навсегда. Шахид забыл, что у него есть жена и двое сыновей. Но дети уже взрослые, а жену можно отправить в Азербайджан, он будет отсылать ей алименты на её содержание. К тому же эта тихая, бессловесная женщина и сопротивляться не будет.
Он понял, что не в силах больше думать о Тамаре, его сердце сжимается всякий раз при воспоминаниях, и переключился на Жанну.
Эта девчонка слишком много себе позволяет. Она внезапно ожила, перешла из мира духов в мир живых, и вернулась в Семью — самым нахальным, но, он не мог не признать этого — естественным способом. А куда же ей было возвращаться, если не в дом своего отца? Дом, который был для неё родным. Дом, который оставил для неё отец…
Так же, как и другую недвижимость, и деньги, и драгоценности… Правда, с деньгами вышла заминка — их практически не было. Зато были договора на дома и квартиры, в том числе за границей, и золотые украшения. И, конечно, теперь всё это по праву принадлежит ей. Но вот незадача — Шахид рассчитывал на состояние своего брата. И теперь было обидно осознавать, что всё это богатство уплывает у него из под — носа. И всё потому, что Жанне вздумалось ожить.
Дела и так неважные, а теперь ещё и придётся вернуть девчонке всё, что он уже получил в наследство. Проклятье! Он выругался по — азербайджански, удивляясь, как ещё не разучился ругаться на родном языке. Потому что все живущие в Москве представители азербайджанской диаспоры предпочитают ругаться по- русски. Слишком много в русском языке крепких словечек и целых выражений, а вот азербайджанский язык никак не может похвалиться большим количеством изощрённых ругательств. К тому же азербайджанцы очень осторожно относятся к ненормативной лексике, каждое ругательство означает, что ты или презираешь или ненавидишь этого человека, на которого ругаешься. Просто так восточные люди не ругаются.
А вот русские матерятся на каждом шагу и по любому поводу, даже женщины. Для них неважно, кому и что именно они говорят, они вообще неразборчивы и в связях, и в поступках, и в словах. Поэтому кажется, что, если ругаешься по —русски, значит, это не совсем ругательство, а, как говорят русские, вставки для связки слов.
