намек в первом отрывке. Кроме того, римляне позаимствовали у этрусков и обычай посылать рабов в масках этрусского бога смерти вытаскивать с поля мертвых гладиаторов. В любом случае этрусское происхождение гладиаторских игр можно считать установленным. Садистские побуждения, так глубоко укоренившиеся в римских сердцах, способствовали росту популярности этого зрелища. Первое представление с участием гладиаторов, упоминающееся историками, относится к 264 году до н. э. Ливий (xxiii, 30; xxxi, 50; xxxix, 46; xli, 28) сообщает, что в Риме постепенно распространился обычай в память о выдающихся покойниках тратить все большие суммы на погребальные игры. Например, в 174 году до н. э. в память об умершем отце Тит Фламиний устроил зрелище с участием 74 гладиаторов, сражавшихся три дня.

К концу эпохи республики практика гладиаторских представлений распространилась столь широко, что (хотя до тех пор эти представления устраивали лишь частные лица) государство обратило на них внимание и занялось их законодательным регулированием. Светоний говорит («Юлий», 10), что Цезарь, пока был эдилом, «устроил и гладиаторский бой, но вывел меньше сражающихся пар, чем собирался: собранная им отовсюду толпа бойцов привела его противников в такой страх, что особым указом было запрещено кому бы то ни было держать в Риме больше определенного количества гладиаторов». Однако Плутарх утверждает, что Цезарь выставил 320 пар бойцов («Цезарь», 5). Цезарь и другие амбициозные люди пользовались ростом популярности этих игр, чтобы завоевать расположение народа. Человек, раздававший плебсу хлеб и устраивающий для него зрелища, мог рассчитывать на его благодарность. Плутарх говорит в том же месте про Цезаря: «Будучи эдилом, [он] выставил триста двадцать пар гладиаторов, а пышными издержками на театры, церемонии и обеды затмил всех своих предшественников. Но и народ, со своей стороны, стал настолько расположен к нему, что каждый выискивал новые должности и почести, которыми можно было вознаградить Цезаря»[49].

К этому времени дорогостоящие частные представления и зрелища, организуемые самим государством, уже существовали бок о бок. Император Август издал постановления, регулирующие публичные игры, а Тиберий сделал то же самое в отношении игр, устраиваемых частными лицами. Но по многочисленным описаниям мы можем судить, насколько слабо соблюдались эти постановления. Все свидетельства процитировать невозможно; достаточно сослаться на один отрывок из Тацита («История», ii, 95): «День рождения Вителлия, прежде никем не отмечавшийся, Цецина и Валент отпраздновали с редким великолепием, устроив гладиаторские бои в каждом квартале Рима».

В течение последующих столетий эти игры размножились до такой степени, что едва ли в каком провинциальном городке не было своего амфитеатра. Судя по надписям, аналогичным тем, что найдены в Помпеях, эти игры часто устраивались богатыми частными лицами. Марциал так шутит на этот счет (iii, 59):

Кердон, сапожник, давал в изящной Бононии игры,В Мутине дал сукновал. Где же трактирщик их даст?

С другой стороны, чиновники колониальных городов и местечек по закону были обязаны устраивать такие игры, как мы узнаем из устава города Урсо (Испания), относящегося примерно к 44 году до н. э. (ср.: Фридлендер. История морали. Т. 2. С. 427). Но игры в Риме далеко превосходили размахом все прочие. Со времен династии Флавиев они проводились в гигантском амфитеатре Флавиев, арену которого заполняли толпы бойцов. В 107 году н. э. на играх, устроенных Траяном после завоевания Дакии, 10 тысяч гладиаторов сражались четыре месяца (Кассий Дион. Римская история, 68, 15).

Естественно задаться вопросом, откуда организаторы этих колоссальных игр брали бойцов. Судя по свидетельствам, источники были самые разные. В гладиаторы попадали пленники, преступники (после 100 года н. э.) – либо приговоренные к смерти на арене, либо выведенные на нее по указу императора. Последнее часто происходило при таких императорах, как садист Калигула и его преемник Клавдий (Дион, 69, 10; Светоний. Калигула, 35; Клавдий, 14). Кроме того, в гладиаторы отдавали рабов: друг Цицерона Аттик приобрел группу таких бойцов. Наконец, многие по той или иной причине добровольно записывались в гладиаторы. Поэт времен Тиберия говорит, что эти люди продавались, чтобы погибнуть на арене, и, даже если не было войны, сами становились своими врагами.

Только сильнейшие побудительные мотивы могли заставить человека по своей воле избрать такой образ жизни. Поступавшие в гладиаторы давали клятву «позволять сечь себя розгами, жечь огнем, убивать железом». Гладиаторы жили в специальных казармах, подобных тем, что раскопаны в Помпеях. Старейшие казармы, о которых нам известно, построены в конце II века до н. э., казармы в Капуе относятся к 63 году до н. э., а самыми крупными из них были те, что пристроены к амфитеатру Флавиев в Риме. Жизнь в этих казармах была такая же, как смерть, поджидавшая впереди – тяжелая, грубая и жестокая. Дисциплина поддерживалась розгами, раскаленными клеймами и кандалами. Успешные побеги были редки; поэтому не следует удивляться распространенности самоубийств среди не совсем очерствелых людей, принужденных к такой жизни. Иногда раба, попавшего в немилость, скажем, если он пытался бежать и был пойман, продавали тренеру гладиаторов (ланисте) или в гладиаторскую школу. Курьезный случай такого рода упоминается у Светония («Вителлий», 12). Вителлий влюбился в раба по имени Азиатик, которого «опозорил взаимным развратом». Однако со временем Азиатику это надоело (возможно, потому, что им двигали иные сексуальные побуждения), и он сбежал от своего любовника. Вителлий поймал его «и снова взял в любимчики; потом, измучась его строптивостью и вороватостью, продал его бродячим гладиаторам». Но затем он похитил у них Азиатика и дал ему вольную, «а в первый же день своего правления за ужином пожаловал ему золотые перстни».

Живое описание гладиаторских игр мы находим у Сенеки («Письма к Луцилию», 7): «Случайно попал я на полуденное представление, надеясь отдохнуть и ожидая игр и острот – того, на чем взгляд человека успокаивается после вида человеческой крови. Какое там! Все прежнее было не боем, а сплошным милосердием, зато теперь – шутки в сторону – пошла настоящая резня! Прикрываться нечем, все тело подставлено под удар, ни разу ничья рука не поднялась понапрасну. И большинство предпочитает это обычным парам и самым любимым бойцам! А почему бы и нет? Ведь нет ни шлема, ни щита, чтобы отразить меч! Зачем доспехи? Зачем приемы? Все это лишь оттягивает миг смерти. Утром люди отданы на растерзание львам и медведям, в полдень – зрителям. Это они велят убившим идти под удар тех, кто их убьет, а победителей щадят лишь для новой бойни. Для сражающихся нет иного выхода, кроме смерти. В дело пускают огонь и железо, и так покуда не опустеет арена. «Но он занимался разбоем, убил человека». – «Кто убил, сам заслужил того же. Но ты, несчастный, за какую вину должен смотреть на это?» – «Режь, бей, жги! Почему он так робко бежит на клинок? Почему так несмело убивает? Почему так неохотно умирает?» – «Бичи гонят их на меч, чтобы грудью, голой грудью встречали противники удар. В представлении перерыв? Так пусть тем временем убивают людей, лишь бы что-нибудь происходило. Как вы не понимаете, что дурные примеры оборачиваются против тех, кто их подает?»

Яркая картина, нарисованная Сенекой, понятна без дальнейших разъяснений. В ней изображается промежуток между состязаниями тренированных бойцов (которые не всегда заканчивались смертью). Но чем занять этот промежуток? В истинно римском стиле было отправить осужденных преступников сражаться друг с другом без каких-либо доспехов, пока они не перебьют друг друга. В сущности, это был смертельный бой без всяких правил, что, с горечью подчеркивает Сенека, публике нравилось даже больше, чем правильные сражения тренированных гладиаторов.

Зададимся еще одним вопросом. Рим – родина многих людей утонченного и философского духа, таких, как Цицерон, Тацит и Сенека. Неужели никто из них не возвысил голос против этой страсти к садистским усладам? Любой исследователь, разделяющий наше мнение о том, что садизм лежал в основе римского характера, не удивится, обнаружив, что даже лучшие уроженцы этого народа в целом не восставали против гладиаторских игрищ. В имперскую эпоху общество относилось к гладиаторским боям так же, как сейчас мы относимся к боксу или кино. Глубинные причины для получения удовольствия от подобных зрелищ какими были тогда, такими остались и сейчас. Известно, что римские дети играли в гладиаторов; младшее поколение живо интересовалось самыми известными местными бойцами; философ Эпиктет предупреждал своих слушателей не поддаваться досадной привычке сплетничать о гладиаторских играх, а Гораций знал, что это – излюбленная тема для праздного разговора. Широкая публика – и женщины не в последнюю очередь – преклонялась перед знаменитыми гладиаторами, как мы – перед знаменитыми актерами и певцами. На стенах Помпей найдены надписи, в которых гладиатора-фракийца называют suspirium et decus puellarum («надеждой и усладой девушек») или medicus puparum («врачом, исцеляющим девиц»). Даже важные придворные дамы

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×