Разве такой наследник спасет Залесье от Чурилы? Никогда. Потык потерял главное — гордость. Забывший побеждать да погибнет. Нет-нет. Твой брат не сможет побороть тороканское заклятие. Ляжет в женину могилу и сгниет заживо.
Уже совершенно успокоилась. Ее голос звучит размеренно и четко. Иногда Даньке кажется: слова поблескивают в воздухе. Колючие звуки позванивают в Данькиной голове, как скачущие сюрекены. И все- таки… милая Псанечка… ты не права!
— Потык мой брат. Я освобожу его. У меня есть… Богатырка внезапно смолкла, предчувствуя недоброе…
— У меня есть Имперские Стати.
Пошатнулась! Оскользнулась на бисерной россыпи — всплеснула рукой, с лету сшибла какие-то горшки, хлестко размазала кашу по скатерти… Нет, не упала: уцепилась побелевшими пальцами за подоконник и болезненно стонет:
— Где?! Где они?! Скорее — УНИЧТОЖЬ!!!
Данька замер. Что это — актерская импровизация? Неужели греческие Стати способны повергнуть в ужас отважную богатырку? льдинку-блондинку Псанечку, дочь Желтого Пса?
— Стати — греческая западня. Они убьют тебя!
Красивая, когда волнуется. Глаза и губы темнеют, а дыхание становится почти теплым.
— Муж говорил о замысле хитроумных греков. Греки прислали могучие Стати на Русь, чтобы уничтожить наше древнее чародейство! Наших божков и весь поднебесный Вырий! Это ловушка, княжич! Опомнись!
Восхитительная гиперборейская злоба в глазах молодой женщины заставила Даньку содрогнуться. Уфф… мурашки по хребту. Сколько солнечной ярости в холодном теле, сколько яда на кончике бледного языка! Чудесный генофонд… Что она кричит? Данила почти не слушал слова, он думал о другом. У такой самки будут великолепные детеныши — бестрепетные убийцы и гениальные философы. Просто протянуть руку. Мягко взять рукой за горло и овладеть. Прямо здесь, на дощатом полу, чтобы просыпанный бисер хрустел под ними и вдавливался в мускулистую белую спину…
К счастью, он не успел протянуть руку.
— Не смей прикасаться, — тихо сказала Псаня.
Данька отшатнулся. Бррр.
— Не смей прикасаться к Статям. Они убьют в тебе гордость. Убьют нарождающегося богатыря. Помни: именно ты, а вовсе не старший брат Потык должен унаследовать трон! Только ты спасешь русичей от Чурилы и других иноземцев…
Данила устало вздохнул. Протянув руку к самому лицу богатырки, слегка придавил указательным пальцем кончик ровного арийского носика:
— Красивый носик. И очень красивые слова, Псаня. Вы все умеете красиво говорить. А я не умею. Я молчу. У каждого свое дело: вы — уговариваете, я — молчу и упрямлюсь… Ха. Вот сейчас уговариваешь ты. А прежде этим занимался мой вещий друг, князь Алеша…
— Вещий Лисей будет биться с Кумбал-ханом сегодня ночью, — быстро перебила поляница. — Обе армии погибнут. Ты должен прийти и забрать славу победителя. Славяне назовут тебя главным защитником! Ты нужен народу, княжич!
Данила поморщился.
— Я не знаю, что такое народ, — сухо сказал он. — Я с ним не знаком. Проблема в том, что я помогаю только знакомым. В первую очередь — братьям. Поэтому еду в Калин.
— Ты делаешь ошибку, княжич. — Ее голос шелестит, как коса в пыльной траве. — Спасаешь Потыка, теряешь себя. Отдаешь ферзя за пешку!
— Повтори, — спокойно и строго сказал Данька. — Повтори последнюю фразу.
— Ты… меняешь ладью на лапоть, вот что я сказала! — озлобленно выдохнула Псаня. — Губишь будущего исполина Зверку ради ничтожного Потыка…
— Все, замолчи. — Данила вдруг устал. — Я уже принял решение.
Хлопнула дверь. Взбешенная поляница выскочила из комнаты. Невежливая барышня, усмехнулся Данила. Разве можно так вести себя с высокородной особой княжеской крови? После неприятного разговора гудит в голове. Впрочем… гул доносится снаружи; там по-прежнему буйствуют мои головорезы. Мои милые бандиты, воры и ярыги. Господи, как я одинок.
— Братец? — Дверь приоткрылась, робко просунулась рыжая головка. — Она ушла? Ты велишь мне зайти?
Княжна проскочила в узенькую щель, подбежала к лавке и присела — ровная спинка, — сжатые коленки. Свежая сорочка, пламенные косички рассыпались по плечам. С виноватой улыбкой помахала Даньке костяным гребешком:
— Миленький братец… Ты такой грустный! Ложись сюда. Хочешь, расчешу твои волосы?
Второй раз за день мягко закружилась голова. Данила понял: больше всего на свете. Ему хотелось бы сейчас. Лечь на эту лавку. И положить голову Руте на колени.
Поспешно выходя из комнаты, успел заметить проклятые ржавые железки в рыжих косичках сестры. Она вплела их в волосы. Эти корявые толстые кольца из Алешкиной кольчуги.
Неужели она любит его?
Очень сильно толкнув дверь избушки, княжич Зверко вышел на площадь. Толпа вскипела; взметнулось и опало черное облако степняцких шапок, десятки волосатых лап потянулись за княжеским рукопожатием — Зверку мигом окружили телохранители… «На Чурилу! На Кумбала!» — горланила площадь, от переливчатого свиста поднялся ветер. «Надо говорить с народом, княжич! — зашептал подбежавший Стыря. — Они хотят плыть до Глыбозера и бить полканов… Скажи свою волю…»
Я скажу, кивнул Данька. Его провели через площадь к старому полусгнившему ветряку, распялившему недвижные лопасти над вишневыми зарослями. Перед мельницей возвышалась груда старых жерновов — Даньку подхватили на руки, подсадили наверх — чтобы всем видать нашего княжича, нашу надежу… «Слава наследнику!» — буйно обрадовалась толпа; Данила стащил с головы шапку и поклонился.
Говорить невозможно — на площади почти полтыщи заправских крикунов, многоголосый рев поднимается к притихшим звездам: кажется, что деревья мелко вибрируют, густо роняя листву. «Лю-Бо! Лю-Бо!» — скандируют первые ряды. «Сла-Ва Звер-Ке!» — накатывает сбоку. И сзади, как ровный рокот прибоя: «бей… по… гань!.. бей… по… гань!»
Данька поднял руку и — сразу оглох от внезапной тишины. Затихли! Остался ровный шумовой фон — утробное гудение сотен желудков да шорох пламени в факелах; нервное потрескивание веток под ногами да скрип ремней. Лиц не видно, только глаза мигают во мраке — будто ночное море светится. Вооруженная толпа — вовсе не самое уродливое чудовище на свете, внезапно подумал Данька.
— БРАТЦЫ!
Ух! Колыхнулось, опять закипело — будто круги по воде побежали! Шум снова разрастается, надо спешить. Данька вдохнул глубже, и…
— НАДО БИТЬ КУМБАЛА!
Пока все. Рев и визг на десять минут… Терпеливо выждав, можно улучить момент для очередной фразы:
— ВЫРУЧИМ КНЯЗЯ ЛИСЕЯ! ВПЕРЕД, НА ГЛЫБОЗЕРО!
Теперь в толпе блестят не только глаза — зубы, лезвия и клыки-амулеты, задиристо вскинутые в кулаке над головой. Уши попросту болят, в голове стучит болезненный колокол. Надо заканчивать выступление. Осталось немного.
— ИДИТЕ НА ГЛЫБОЗЕРО, БРАТЦЫ!
«Веди нас, княжич! Слава наследнику!» — заходится лаем полупьяная орава. Он снова поднимает руку — нет, шум не стихает — надо орать. Зачем-то глянул вверх, на звездное небо — ничего не увидел, судорожно вдохнул — как перед прыжком в холодное озеро… И даже прикрыл глаза, выкрикивая тщательно, по слогам:
— НО ЗНАЙТЕ… Я НЕ ПОЙДУ С ВАМИ.
