потеряла 10 килограммов веса'.
Студентка, 19 лет: 'Когда я зашла в операционную, медсестра закричала: 'Ты куда пришла, на дискотеку? Иди, обстриги свой маникюр'. А я целый час себя морально готовила-. Вышла, как оплеванная, - ножниц
найти не могу, вся в слезах. Кто-то дал мне тупые щипцы, я ими все пальцы в кровь порезала'.
Манекенщица, 23 года: 'Операция прошла без наркоза. В больнице была атмосфера, как в конюшне. С нами, женщинами, обращались, как со шлюхами. Такое впечатление, что сам факт прихода сюда - уже наказание: тебя наказывают за твое поведение, за секс. Невозможно описать мужчине эти переживания - нужно быть женщиной'.
Очень часто аборты делались при первой беременности. По данным Марка Тольца, обследовавшего архивы города Перми (население около 1 млн.), в 1981 г. на каждую 1000 беременностей у ранее не рожавших женщин пришлось 272 аборта, 140 внебрачных рождений (матери - одиночки) и 271 рождение в первые месяцы брака (так называемые браки вдогонку, вынужденные или ускоренные беременностью).[257]
Новые методы контрацепции не только не внедрялись, но всячески дискредитировались. Особенно негативным было отношение к гормональной контрацепции. Споры о достоинствах и недостатках оральной контрацепции начались в СССР уже в 19б0-х гг., однако Министерство здравоохранения в начале 1970-х гг. заняло в этом вопросе жесткую консервативную позицию. Приказом от 1 августа 1971 года применение пилюль было разрешено только в лечебных целях, но не как средство предотвращения беременности, потому что, по мнению авторов этого приказа, долгосрочное применение пилюль имеет сильный побочный канцерогенный эффект. В инструктивном письме Минздрава СССР, выпушенном в 1974 г., нагнетались еще большие страхи: пилюли противопоказаны женщинам, страдающим 10 разными заболеваниями, а с учетом косвенных противопоказаний, их не следовало рекомендовать по крайней мере 8-9 женщинам из 10! Эти выводы широко пропагандировались среди практических врачей и в массовой печати, породив у населения крайне враждебное отношение к гормональной контрацепции. Искусственный аборт по сравнению с пилюлями казался безобидным.
Почему советская медицина заняла в этом вопросе такую реакционную позицию?
Первая очевидная причина - невежество и беспринципность медиков, пользовавшихся устаревшими сведениями и охотно принимавших любые 'антизападные' установки, особенно когда это затрагивало корыстные ведомственные и личные интересы. Советская медицина, как и вся советская жизнь, была крайне инерционна, отказываться от налаженной абортной службы и создавать нечто новое чиновникам не хотелось, абортные клиники давали Минздраву немалые деньги, да и сами врачи извлекали из них 'левые' доходы.
Были и причины более общего порядка. Власти боялись, что распространение пилюль может привести к значительному снижению рождаемости в стране. Кроме того переход от абортной стратегии к контрацептивной означал существенное расширение прав личности, ослабление государственного контроля за репродуктивным поведением и замену его сознательным самоконтролем. Врач в этом случае остается только консультантом, решение же принимает сама женщина. Это противоречило главным политическим установкам советской власти и всему ее историческому опыту. Тоталитарное государство не могло отказаться от контроля за репродуктивным поведением своих подданных, обязанных поставлять ему дешевую рабочую силу и пушечное мясо.
Против этой реакционной стратегии резко выступали отдельные гинекологи, например, Арчил Хомасуридзе,[258] и демографы (М. С. Бедный, М. С. Тольц, Л. И. Ременник, А.А. Попов и другие). Лариса Ременник, работавшая во Всесоюзном онкологическом центре, опираясь на мировые данные, показала полную несостоятельность мифа о канцерогенности пилюль и подчеркивала, что 'из всего арсенала доступных средств ограничения деторождения оптимальными, как с позиций репродуктивных интересов семьи и общества, так и с точки зрения минимизации онкологического риска, вероятно, являются оральные контрацептивные препараты, применяемые короткими сериями (1-2 года) попеременно с другими эффективными средствами, например ВМС (внутриматочные средства). Сравнивая степень риска, всегда сопряженную с любым вмешательством в физиологию репродуктивной и сексуальной функции человека, наибольшим злом все же следует признать аборт'.[259]
Однако официальная медицина не обращала на эту критику внимания, а до широкой публики она не доходила, поскольку демографы печатали свои статьи в малотиражных научных изданиях. Да и с какой стати люди стали бы верить социологам и демографам, если специалисты-врачи, гинекологи и эндокринологи, уверяли их в обратном?!
Когда в интервью 'Аргументам и фактам' я сказал, что у нас очень низкая контрацептивная культура и что нужно изменить отношение к гормональной контрацепции, пришло много негодующих писем, в частности, от врачей. Вот как иронизировал по поводу моего осторожного высказывания, что, может быть, следует знакомить старшеклассников с основами контрацепции, кандидат медицинских наук А. Сухарев:
Профессор исходит из 'объективной реальности', т.е. из того, что 'многие (интересно, какой, извините, процент?) подростки начинают интимную жизнь, не спрашивая родительского согласия' и призывает добродетельную общественность помочь бедным детишкам с презервативами. (Гормональные средства все же вредны, уважаемый ученый). Зачем же, почтенный профессор, возводить аномалии в ранг закономерности?
Психологическим поворотным пунктом в изменении общественного мнения в этом вопросе послужила, как это ни парадоксально, передача известного американского тележурналиста Фила Донахью. Донахью приехал в Советский Союз в первый период перестройки, на рубеже 1986 и 1987 г., буквально в канун провозглашения гласности и одна из его передач была посвящена встрече с семьями. Центральное телевидение пригласило меня на эту встречу в качестве эксперта: 'Что там будет - мы сами не знаем, но вдруг вам захочется что-то сказать?'. Я приехал на телестудию с твердым решением ничего не говорить, а только смотреть и слушать, чтобы лишний раз убедиться, как американцев (и нас вместе с ними) обманывают: не может быть, чтобы люди на ТВ говорили правду, а потом ее показывали всему свету!
Вначале люди действительно говорили в основном официальные, казенные слова, но постепенно расшевелились, оттаяли, стали говорить более откровенно. Но как только Донахью задал вопрос об абортах и контрацепции, наступило долгое мертвое молчание. Когда же одна женщина, наконец, подняла руку и обрадованный Донахью подошел к ней, она раздраженно заявила ему: 'Почему вы задаете такие мелкие и незначительные вопросы?! Давайте лучше говорить о моральных идеалах и воспитании наших детей!' (Эта реплика в передачу не вошла). Донахью был явно озадачен, а я подумал: 'Может быть советское телевидение пригласило меня для того, чтобы я сказал, что мы на самом деле - отсталая страна, но начинаем это понимать?'
Так я и сделал. Я сказал, что у нас не принято публично говорить на эти тему, что население контрацептивно невежественно и потому предпочитает аборты пилюлям, что сами контрацептивы в стране дефицитны и т.д. Одна из советских участниц передачи, работавшая в аптеке, тут же поспешила меня опровергнуть: все противозачаточные средства в аптеках есть, спрос на них полностью удовлетворяется! Разумеется, я мог бы сказать гораздо больше: у меня в памяти были только что опубликованные цифры о внебольничных абортах, и я знал, что американское телевидение - лучший канал для информирования советского правительства. Но я боялся 'перебрать' - ведь гласность только-только начиналась...
Сразу же после записи передачи, в холле телестудии Останкино, меня обступила толпа встревоженных москвичек с расширенными от удивления и ужаса глазами: 'Как, вы полагаете, что пилюли лучше абортов? Но ведь вы не врач, а все знают, что от пилюль бывает рак и прочие неприятности?' Без американской телекамеры я, разумеется, сказал этим бедным женщинам, что я думаю о невежественных врачах и о Минздраве, а сам приготовился к неприятностям: это ведь действительно не моя область... Когда передача Донахью была показана по первой программе центрального телевидения, ее смотрели буквально все. В первые дни до меня доходили в основном неблагоприятные отзывы: 'И чего этот Кон лезет не в свое дело? Что он понимает в контрацепции?'
Но прогрессивные демографы также перешли в наступление. В начале 1987 г. проблеме абортов и контрацепции был посвящен круглый стол в массовом женском журнале 'Работница'. Консервативные
