травами и пасущимися на полянах лосями.
Внимание индейца привлек выводок жирных перепелок, поднявшихся в воздух ниже того места, куда они вышли с Хокватом. Птицы напомнили ему о голоде, который чувствовало его тело, когда он позволял ему это. Но сейчас он голода не чувствовал, зная, что тело его уже успело приспособиться к суровой жизни.
Мальчик растянулся на нагретом солнцем камне. Катсуку было интересно, хочет Хокват есть или станет это отрицать. Мальчишка тоже успел приспособиться к суровой жизни. Вот только, каким образом? Или в каждый момент бытия он погружался настолько глубоко, что потребности воздействовали на его органы чувств только лишь в каждом отдельном случае. Подъем наверх утомил мальчика, и он сейчас отдыхал. Это был самый правильный выход. Но что еще изменится в теле Хоквата?
Очень тщательно Катсук стал изучать своего пленника. Пот сделал темными волосы на шее мальчика. На штанинах бурая грязь. На полотняных туфлях сохли комья глины.
Катсук унюхал запах пота мальчика: молодой, мускусный запах напомнил ему закрытые школьные помещения. Он продолжал размышлять:
«Земля, отмечающая нас внешне, оставляет свои следы внутри нас.»
Может прийти такое время, когда мальчик будет настолько крепко связан с этой природой, что уже не сможет расстаться с нею. Если связь эта будет налажена как следует, невинность останется и ней будет столько силы, чтобы бросить вызов любому духу.
НА МНЕ МЕТКА ЕГО МИРА. А ТЕПЕРЬ МОЙ МИР МЕТИТ ЕГО.
Сейчас борьба шла в двух плоскостях – желание не упустить жертву и желание жертвы сбежать, только борьба эта происходила в сфере духов. И знаком этого была происходящая в природе борьба.
Катсук поглядел на другую сторону долины. На дальнем склоне рос старый лес, с окутанными серебристой паутиной мертвыми деревьями.
Мальчик перевернулся на спину, прикрыв глаза рукой.
– Сейчас мы пойдем дальше, – сообщил Катсук.
– Разве нельзя хоть чуточку переждать, – не отнимая руки от глаз спросил Хокват.
– Ты что, представляешь, будто я не знаю, что нам делать дальше?
Мальчик убрал руку, поглядел на индейца.
– Что ты?..
– Ты тянул время, когда мы пересекали поляну, специально застрял в камнях, когда переходили реку вброд, потом ты просил, чтобы я развел костер. Ты думаешь, я не знаю, почему ты жаловался, когда мы сошли с лосиной тропы?
У мальчика покраснели щеки.
– А теперь погляди, где мы сейчас. – Катсук указал в небо. – Мы совершенно открыты для разыскивающих нас дьявольских машин. Или же для людей, которые могут увидеть нас из долины. В бинокль нас можно узнать очень легко.
Мальчик поглядел на него.
– Почему ты называешь вертолеты «дьявольскими машинами»? Ведь ты же знаешь, что это такое.
– Правильно, мне известно, что думаете о них вы. Но различные люди видят различные вещи по- разному.
Дэвид отвернулся. Он чувствовал упрямую решительность продолжить этот момент откровенности. Голод и усталость помогали ему. Да, они истощали его жизненные силы, но подпитывали его ярость и ненависть.
Внезапно Катсук рассмеялся и сел рядом с мальчиком.
– Ладно, Хокват! Я покажу тебе силу Ворона. Пока тепло, будем отдыхать здесь. Если хочешь, можешь следить за небом. Ворон спрячет нас, даже если дьявольские машины будут лететь прямо в нашу сторону.
Дэвид подумал: «Он и вправду верит в это».
Катсук перекатился на бок, изучая своего пленника. Как странно, что Хокват до сих пор ничего не понял про Таманавис. Мальчишка будет ждать, надеяться, молиться. Но Ворон дал свое обещание.
Камень под ним был теплым и гладким. Катсук перекатился на спину, осмотрел окружающее. На освещенной солнцем стороне склона росла осина с дрожащими листьями. Отблески солнечных лучей в листве навели его на мысль о жизни Хоквата:
«Действительно, Хокват очень похож на осиновый лист: трепещет от каждого дуновения, то отблескивая ярко на солнце, то прячась в тени. Он и Невинный, он и злой. Самый подходящий для меня Хокват.»
– Но ведь ты взаправду не веришь во всю эту чушь про воронов, – сказал мальчик.
– Увидишь сам, – мягко отвечал Катсук.
– Один парень из лагеря говорил, что ты ходил в университет. А там тебя должны были учить, что это глупости.
– Да я посещал хокватский университет. Там учили плевать на все это. Но я не выучился плевать, хотя каждый там этому и учился. Возможно, я глуп.
Катсук усмехнулся в небо, его взгляд бесцельно следил за хищной скопой, кружащей высоко над ними.
Дэвид, прикрыв глаза, наблюдал за своим похитителем, думая – как этот человек похож на большого
