Лежа ночью в постели, наслаждаясь теплом тел друг друга, они понимали друг друга без слов, хотя и разговаривали.
— Язык зажимает тебя, — говорил Шоэль. — Чему надо научиться — это умению читать свои собственные реакции. Иногда ты сможешь найти слова для их описания, иногда… нет.
— Никаких слов? Даже для того, чтобы задать вопрос?
— Так ты хочешь слов, да? Как это? Веры. Упования. Истины. Честности.
— Это действительно хорошие слова, Шоэль.
— Но в них нет зацепки. Нельзя от них зависеть.
— Но от чего можно зависеть?
— От своей внутренней реакции. Я читаю себя, но не личность, которая стоит передо мной. Я всегда почувствую ложь, потому что мне хочется повернуться спиной к лжецу.
— Вот как ты это делаешь! — От избытка чувств она хлопнула его по обнаженной руке.
— Некоторые делают по-другому. Одна женщина, говорят, узнавала лжеца по тому, что ей хотелось взять его под руку и прогуляться с ним, доставив ему этим удовольствие. Ты можешь считать это вздором, но и это срабатывает.
— Думаю, что это очень мудро, Шоэль, — сказала она, хотя на самом деле это говорила любовь. В тот момент она едва ли понимала, что он имеет в виду.
— Моя драгоценная любовь, — сказал он, лаская на своей руке ее голову. — Вещатели Истины говорят, что чувство истины никогда не покидает того, кто хоть раз его ощутил. Пожалуйста, не говори мне о моей мудрости, ибо это говорит твоя слепая любовь.
— Прости меня, Шоэль. — Она обожала запах его рук и зарылась лицом в ее изгиб, щекоча его волосами. — Но я хочу знать все, что знаешь ты.
Он повернулся, чтобы ей было удобнее лежать.
— Знаешь, что говорил мне инструктор третьей ступени: «Не надо ничего знать! Учитесь быть совершенно наивными!»
Она была поражена до глубины души.
— Как? Совсем ничего?
— Ты подходишь ко всему с чистой грифельной доской. Ни в тебе, ни на тебе нет ничего постороннего. Все, что ты узнаешь, пишется на этой доске начисто.
Она начала понимать.
— Ничто тебе не мешает.
— Правильно. Ты ведешь себя, как первобытный, невежественный дикарь, ты настолько неискушен в сложностях, что в какой-то момент начинаешь прозревать все их хитросплетения. Можно сказать, что ты находишь решения, хотя и не ищешь их специально.
— Вот это действительно мудро, Шоэль. Я уверена, что ты лучший студент из всех, кто когда-либо учился у них, самый смекалистый, самый…
—
— Нет, это не так! Ты так не думал.
— Так было и я так думал до того момента, когда во мне произошел легкий, едва заметный сдвиг. Это не было движение мышц или что-то такое, что мог бы заметить сторонний наблюдатель. Это был… просто толчок.
— Где ты его почувствовал?
— Я не могу это описать. Но к этому ощущению меня подготовил мой инструктор Четвертой Ступени: «Очень осторожно прикоснись к этому явлению. Очень деликатно». Один из наших студентов подумал, что преподаватель имеет в виду прикосновение руками. Как же мы смеялись над его наивностью!
— Это было жестоко. — Она прикоснулась к его щеке и провела пальцами по темной щетине. Было уже поздно, но ей совсем не хотелось спать.
— Полагаю, что это действительно было жестоко с нашей стороны. Но когда толчок произошел, я понял, что это. Я никогда прежде не испытывал такого ощущения, был крайне удивлен, потому что в конце концов узнал его, поняв, что это чувство было во мне всегда, с самого рождения. Оно было мне знакомо. Это пульсировало мое Ощущение Истины.
Она подумала, что и сама чувствует в себе Ощущение Истины. Чувство чуда в его голосе задело в ней мощные струны.
— Это было мое чувство, а я принадлежал ему. Мы стали неразделимым целым, и больше не могли быть разведены.
— Как это, должно быть, чудесно. — В ее голосе слышались благоговение и зависть.
— Нет, иногда я ненавижу эту способность. Некоторые люди предстают передо мной словно с распоротыми животами. Я отчетливо вижу их безобразное нутро.
— Это отвратительно!
— Но есть и вознаграждение, любовь моя. Иногда встречаешь людей, которые похожи на цветок, который протягивает тебе невинный ребенок. Невинность. Моя невинность отвечает такому человеку, и мое Ощущение Истины многократно укрепляется. Именно это сделала со мной ты, моя любовь.
Корабль-невидимка Досточтимых Матрон прибыл на Гамму, и они пересадили Ребекку на грязный мусоровоз, доставивший старуху на поверхность планеты. Лихтер изверг ее на Гамму вместе с экскрементами, но она не обратила на это никакого внимания.
Однако Раввин не разделял ее восторгов.
Они снова сидели в его кабинете, но теперь Ребекка уже освоилась с Чужой Памятью и вела себя более уверенно. Раввин не мог этого не заметить.
— Сейчас ты еще больше похожа на них! Это нечистота.
— Равви, у нас у всех есть нечистые предки. Мне посчастливилось познакомиться с некоторыми из них.
— Что такое? О чем ты говоришь?
— Все мы происходим от людей, которым так или иначе приходилось делать в жизни отвратительные вещи, Равви. Мы не любим вспоминать о варварах — наших предках, но они у нас были.
— Как ты заговорила!
— Преподобные Матери могут назвать их всех, Равви. Помните, побеждает тот, кто скрещивается. Вы понимаете меня?
— Я никогда не слышал от тебя таких вызывающих речей. Что с тобой случилось, дочь моя?
— Я осталась в живых только потому, что поняла: победа достается порой ценой некоторых моральных издержек.
— Что такое? Это слова Зла.
— Зла? Варварство недостаточно сильное слово для обозначения некоторых злодейств, которые учиняли наши предки. Предки любого из нас, Равви.
Она видела, что причиняет ему страдания, и чувствовала жестокость своих слов, но не могла остановиться. Как он может уклоняться от истинности того, что она говорит? Ведь он всеми уважаемый человек.
Она смягчила тон, но от этого ее слова ранили его еще глубже.
— Равви, если бы вы смогли разделить со мной всю глубину Чужой Памяти и увидели то, что заставили увидеть меня те давно умершие люди, то вы снова принялось бы за поиски того, что есть Зло. Нет таких слов, которыми можно было бы описать гнусность многих поступков, совершенных нашими с вами предками. __
— Ребекка… Ребекка… Я понимаю трудности, с которыми ты…
— Не надо извинять меня трудными временами! Ты — Раввин, и все прекрасно понимаешь. Когда мы теряем чувство нравственности? Когда перестаем слушать и слышать.
Он закрыл лицо руками и принялся раскачиваться взад и вперед. От этого движения старое кресло жалобно заскрипело.
— Равви, я всегда любила и уважала вас. Ради вас я прошла через Испытание Пряностью. Ради вас я разделила память с людьми Лампадас. Не отриньте то, что я узнала от них.
