выступает позитивизм (Огюст Конт, 1798-1857), ограничивающий познание 'позитивным' научным опытом. Конт различает теологический, метафизический и позитивный века. Если некогда мировые события мифологически-религиозно объяснялись посредством божественных сил, то метафизическое мышление апеллирует ко всеобщим и необходимым законам бытия. Истина, напротив, находится исключительно лишь в 'позитивно' данном и эмпирически научно исследуемом.
При таких воззрениях усмотрение разумом не имеет самостоятельной, выходящей за пределы чувственного познания функции. Метафизика, требующая производить высказывания о целокупной действительности и, мысля, достигать абсолютного бытия, становится несостоятельной и бессмысленной. Однако уже Юму становится ясным, что редукция нашего познания к чувственным впечатлениям и соответствующая реконструкция цельного мира познания, базирующаяся исключительно на чувственных данных, должна потерпеть неудачу. Реальное бытие растворяется в связке [Bundel] чувственных качеств, в мире видимости чувственных феноменов. Но это не есть мир, в котором мы живем. Против Юма свидетельствует то, что мы никогда не живем в одном лишь чувственно воспринимаемом, но всегда в духовно пронизанном и понимаемом мире. И все же такие воззрения решающим образом воздействовали не только на Канта, но и на других, вплоть до неопозитивизма XX столетия.
1.1.3.3. Иммануил Кант (1724-1804) вышел из рационалистической школьной философии своего времени (Лейбниц, Вольф), но благодаря эмпиризму Юма пробудился от 'догматической спячки'. 'Критика чистого разума' (1781) ставит вопрос о возможности метафизики как науки. При этом Кант предполагает понятие метафизики в духе своего времени – не как знание о бытии, а как чистую, основанную на разуме науку о сферах специальной метафизики (согласно Вольфу): душа, мир и Бог. Таким же образом он исходит из понимания науки согласно норме точного математически-естественнонаучного познания: как знания о всеобщих и необходимых законах. Чтобы решить вопрос о возможности метафизики, он восходит к предшествующим (априорным) условиям возможности познания. В этом состоит трансцендентальный поворот его мышления: от предмета (объекта) к его 'a priori' (до всякого опыта) данным условиям (в субъекте). Последние суть, согласно Канту, априорные формы чувственного созерцания (пространство и время), чистые рассудочные понятия (категории) и идеи чистого разума. Однако познание вынуждено ограничиться 'синтезом' чувственного созерцания и мышления рассудка. Поэтому для Канта оно ограничено 'возможным опытом' и (в рамках его сферы) 'голым явлением'. 'Вещь сама по себе' предположена, но остается непознаваемой.
Идеи чистого разума (душа, мир и Бог) даны нам a priori благодаря сущности разума, мы должны их 'мыслить' сообразно разуму, но не можем их 'познавать' как действительные, ибо для этого недостает чувственного созерцания. Нет места познанию как синтезу созерцания и мышления. Метафизика как наука невозможна.
Тем не менее метафизика остается для Канта не только 'природной склонностью' человека, согласно которой мы обязаны мыслить 'Бога, свободу и бессмертие', но не познавать что-либо действительное. В 'Критике практического разума' (1788) метафизика вновь возникает в форме 'постулатов практического разума' как содержаний 'веры', т. е. практически-нравственной веры разума, но не строгого 'знания', как его понимает Кант согласно норме точного естествознания своего времени.
1.1.3.4. Кантовская критика метафизики имела далеко идущие последствия. С одной стороны, из кантовского 'трансцендентального' мышления исходит немецкий идеализм (Фихте, 1762-1814; Шеллинг, 1775-1854; Гегель, 1770-1831), который сконструировал обширные системы спекулятивного мышления, поскольку возродил метафизическое устремление, однако в значительной мере предался пантеистическому влечению (особенно Гегель).
С другой стороны, после упадка идеализма (после смерти Гегеля в 1831) прогрессировало анти- метафизическое позитивистское, а также материалистически-атеистическое мышление, отчасти опирающееся на Канта. Тезис о том, что метафизика невозможна, казался окончательно доказанным; он превратился в догму. Кант был понят (или ложно понят) как разрушитель всякой метафизики, поэтому ее представители (особенно в схоластике) боролись с ним как с заклятым врагом. Лишь много позже (особенно начиная с Жозефа Марешаля, 1878-1944) 'трансцендентальное' мышление в Кантовом смысле было позитивно воспринято и оценено, чтобы 'преодолеть Канта благодаря Канту' и произвести новое основоположение метафизики.
1.1.3.5. В совершенно ином смысле критикует метафизику Мартин Хайдеггер (1889-1976). Хотя он ставит вопрос о 'смысле бытия' ('Бытие и время', 1927), но вся традиционная метафизика осуждается им как 'забвение бытия', ибо она вопрошала лишь о 'сущем' (о его сущности и сущностных законах), но не вопрошала о 'бытии', благодаря которому 'есть' сущее. Метафизика, по сути, есть 'нигилизм', ибо 'не имеет ничего общего с бытием'. Настойчиво ставившийся Хайдеггером вопрос о бытии оказал длительное влияние на метафизическое мышление (Жильсон, Зиверт, Лотц и др.) и вызвал новое осмысление бытия (от actus essendi вплоть до ipsum esse у Фомы). Хайдеггер подчеркивал 'онтологическое различие' между сущим и бытием. Однако он понимает бытие как время и историю бытия, т. е. как темпорально-историческое событие, которое наделяет нас соответствующей судьбой, а также исторически обусловленным пониманием бытия. Оно соответствует раннегреческой власти судьбы (moira) и образует предельный горизонт мышления. Отсюда вряд ли есть путь к метафизическому мышлению бытия, которое Хайдеггер решительно отвергает (особенно 'Статьи', 1989). Метафизика 'преодолена'. Это воззрение, связанное с влиянием нигилизма Ницше, в настоящее время оказывает заметное влияние, примером тому – 'постмодерн'.
1.1.3.6. Совершенно по-иному к метафизике подходит аналитическая философия, которая развивалась частично в Англии (из эмпиристской традиции), частично в Вене ('Венский кружок' 30-х годов). Она поначалу представляла преимущественно 'неопозитивистское' воззрение. Так, в Вене (М. Шлик, Р. Карнап и др.) критерием смысла стали считать 'верифицируемость'. Предложение (высказывание) может лишь тогда считаться объективно 'осмысленным', когда оно принципиально верифицируемо, т. е. удостоверяемо данными опыта, следовательно, интерсубъективно перепроверяемо. Высказывание, превышающее эти пределы и этому критерию не соответствующее, ни истинно ни ложно, а просто 'бессмысленно', ибо беспредметно. Метафизическое высказывание, поскольку оно эмпирически не верифицируемо, есть пустая 'поэзия понятий', лишенная объективной познавательной ценности.
Это воззрение исповедовала уже ранняя критика, в особенности К. Поппер, а также Л. Витгенштейн, которые никогда не принадлежали к кружку, но оказали на него влияние. Между тем аксиома смысла сама есть высказывание, которое эмпирически не верифицируемо, однако претендует быть не только осмысленным, но и нормативно значимым. Так как сверх того всеобщее высказывание вообще эмпирически адекватно не верифицируемо, то верифицируемость заменяется (уже К. Поппером) 'фальсифицируемостью': даже отдельный факт может опровергнуть значимость всеобщего предложения. Хотя позитивизм этим смягчен, но не преодолен.
Однако узко позитивистская установка задается почти повсюду в дальнейшем развитии аналитической философии. Между тем философы, принадлежащие к этому направлению мысли, особенно в англосаксонском мире (Англия, США), занимаясь сегодня, например, философией религии (Philosophy of Religion), пытаются объяснить отношение тела и души (Philosophy of Mind) и обращаются преимущественно к проблемам, традиционно считавшимся 'метафизическими' (сущностные отношения и т. п.). Таким образом, аналитическая философия, если она позитивистски не сужена, оказывается критически- коррективным, позитивно интегрируемым элементом метафизического мышления, но не его основополагающим методом.
Уже Кант установил, что 'аналитическое суждение' (рационализм) не является достаточным для обоснования научного, тем более метафизического, познания, ибо оно есть 'поясняющее суждение', а не 'расширяющее суждение'. Аналитически можно эксплицировать лишь то, что мы уже (имплицитно) знаем и высказываем, но отсюда не происходит прогресс познания. Это точно так же в значительной мере касается и аналитической философии, поскольку она остается чисто 'аналитической'. В таком случае она может анализировать и корректировать суждения критикой языка, однако не ведет к дальнейшим уразумениям [Einsichten], тем более в сфере метафизики. Последняя предполагает методически иное обоснование, которое Кант формирует в 'синтетических суждениях a priori'; к этому мы еще вернемся в вопросе о методе (ср. 1.2.5).
