– Ну, а ты?
– А я сказала ему, – тут нянька строго посмотрела на Черную, – я сказала, что у нас злата-серебра не меньше, чем в Киеве, а княжна наша так дорога, что цены ей нет и не будет.
– Ах, нянюшка, – огорченно воскликнула княжна, – зачем же ты так!
– Ладно, ладно, девонька, – нянька погрозилась пальцем, – не учи старуху! Тут уж я лучше тебя знаю, что делать. Не пристало девице сразу соглашаться. Пусть побегает твой князь, пусть погарцует.
– Но ведь…
– Ничего не «ведь»! – оборвала ее нянька. – Что легко дается, то легко и забывается. А долгожеланная девица становится еще милей. Никуда не убежит от тебя киевский князь. Хочешь, кликну сейчас – и будет тут как тут!
– Ой, няня!
Старуха сделала движение к дверям.
– Да подожди же! – испуганно закричала Черная. – Разве не видишь, я не одета!
Княжна засуетилась, не зная, во что бы нарядиться. Ее охватило волнение, руки дрожали как в лихорадке. Она попыталась заплести косы, да вдруг раздумала, стала выбирать одежду, но, не закончив одеваться, снова принялась заплетать косы.
– А может, оставим их так, нянюшка? Или нехороша я буду с неубранными волосами?
– Да что ты, дитя мое! – возразила нянька. – Так хороша, что и сказать трудно. Погляди-ка в зеркало!
Княжна стала всматриваться в поднесенное ей нянькой зеркало, увидела в нем широко раскрытые печальные глаза, бледное лицо… Потом обняла старуху и прижалась к ее груди:
– Страшно мне, нянюшка… Сама не знаю, почему так страшно…
Просияла нянька на радостях: вот и заговорило девичье сердце! А она-то, старая, по глупости думала, что княжна никого уже не полюбит. Все со своим Соколом, да все на охоте…
– Не бойся, девонька, – успокаивала она Черную, – то хороший страх. От ожидания счастья и радости он…
– А может, мне лучше одеться, нянюшка, и за столом встретить князя?
– Нет, моя голубка, не надо. Тебе еще нельзя вставать. – Можно, няня! Поверь, я чувствую в себе сейчас такую силу, не только сесть за стол, а и в седло могу вскочить. Подай мне лучший мой наряд. Сейчас же встану и оденусь!
Она хотела встать с постели, но нянька удержала ее и просьбами и попреками:
– Послушайся меня, ведь ты больна! Тебе и лежа можно беседовать с князем.
Прошло совсем немного времени. Тихо и легко ступая, Олег вошел в опочивальню Черной.
– Не разбудил ли я тебя, княжна? – Он почтительно остановился у двери. – Княжна, кажется…
– Нет, нет, я не спала, – поспешила ответить она. – Входи, княже, будь гостем.
Улыбка и взгляд ее так искренни, а обрамленное черными кудрями лицо так прекрасно, что Олег забыл на миг, зачем пришел сюда, в девичьи покои. Он стоял посреди опочивальни, не зная и не думая о том, как повести себя, о чем должно говорить с княжной…
Еще в лесу, при свете костра, поразила его красота девушки. Но в то время измученная, бледная, она не улыбалась, глаза не светились теплом и приветом. Тогда не разглядел он ее роскошные черные волосы, белые, нежные руки. Теперь ослепила его прелесть девичьей красоты.
– Садись, княже, – промолвила Черная, указывая ему на кресло, поставленное неподалеку от ложа.
– Благодарствую за милость, да спасут тебя боги, – очнулся Олег. – Как чувствует себя пресветлая княжна? Не гневается ли на меня за то, что так неловко остановил ее коня?
– Что ты, княже! – возразила Черная. – Коли б не ты, не твоя храбрость, сила и умение, не миновать бы мне беды. Вот-вот настигли бы волки и растерзали.
– Достоин ли я такой похвалы, княжна, – низко поклонился Олег. – Если бы я знал, что в седле такой всадник, по-иному остановил бы Орла…
– Сокола, – поправила Черная.
– Да, да, Сокола. Надо бы мне поскакать сбоку и снять княжну к себе в седло. Вот и не полетела бы ты наземь. А так, верно, сильно ушиблась и страдаешь от боли?
– Нет, князь, – успокоила его Черная. – Все обошлось хорошо. И болей сейчас не чувствую. Это нянька еще не велит мне вставать, а сама я хоть сейчас в седло готова.
– Правда? – улыбнулся Олег. – Я рад, княжна. Вот только сожалею, что не смогу поехать с тобой на охоту.
– Князь торопится?
– Да… – Ему хотелось признаться, что он готов хоть неделю, хоть две оставаться в Чернигове. Но князь Черный того не хочет. Олег подавил свое желание и сдержанно ответил: – Я вынужден торопиться. Дела княжьи зовут меня в Киев.
Черная удивленно и как-то даже растерянно глядела на князя.
– А как же… а как же я? – смущенно промолвила она. – Тебе ведомо, князь, что хозарский каган прислал ко мне сватов? Я отказала. Но ведь хозары придут сюда с огромной ратью. А батюшка не сможет защитить меня. Нет у нас такой большой дружины, чтобы могли мы выстоять против хозар!
Олег видел ее умоляющий взгляд, понимал, что девушка страшится уготованной ей участи. Значит, уверена, что он может защитить ее от хозарской неволи. Но почему? Что знает она о ратной силе дружины Олега? А может быть, князь Черный говорил с дочерью и придал ей уверенность в помощи киевского князя? Как будто непохоже. Скорее князь Северянщины предпочтет отдать дочь хозарскому кагану, чем согласится на помощь киевлян и на союз с ними. Значит, решено, не с ним, а с княжной нужно договариваться и действовать втайне от Черного.
Олег поднял на девушку твердый, решительный взгляд.
– Если княжна, – веско проговорил он, – действительно позволяет мне взять ее под свою защиту, я не только Киев, всю Славянщину подниму против хозар!
– Мой княже, – просветлела девушка, – не то что позволяю – прошу тебя о том. Поверь, я пуще всего боюсь хозар. У них сила большая, войско несметное. Не устоять против них слабой дружине северянской…
Олег не ждал столь быстрого согласия княжны. Не думал, что так смело пойдет она против воли отца, что так хорошо обернулась задуманная им беседа с княжной. Он помолчал, раздумывая… Быть может, суждено ему одержать две бескровные победы: единение с княжной, а с ее помощью и с князем…
Он встал с кресла, подошел к ложу, опустился на колено и склонил перед девушкой голову:
– Да спасут тебя боги, красавица! За честь такую жизни не пожалею, а врагу обидеть тебя не позволю!
– Значит, ты остаешься здесь? – обрадовалась княжна, и глаза ее радостно блеснули.
– Пресветлая княжна, – ответил Олег, – со мною ведь только небольшая ватага. А дружина в Киеве. Да и не должен я ждать здесь хозар. Я буду следить за ними на кордонах, может, из Ольжича, а ты… – Он немного помолчал, потом, как бы вспомнив что-то, быстро снял с мизинца бриллиантовый перстень. – Возьми, княжна. Это именной мой перстень. И если что случится, немедля присылай его с гонцом надежным в Киев или в Ольжич. То будет знак: «Я в опасности, торопись».
Князь поднялся, взял ее тонкую руку и осторожно надел перстень на палец.
– Береги его, – сказал он тихо, – и себя береги. А я в Чернигове еще побуду недолго.
Он постоял, любуясь девушкой, ее волнением, радуясь согласным с нею мыслям. Потом нагнулся, поцеловал ее бледную щеку и молча быстро вышел из опочивальни.
Княжна не видела, как он закрыл за собой двери, не слышала, как замер звук его шагов. Потрясенная и счастливая, она зажмурилась, прислушиваясь к сладкому трепету сердца. Потом в наступившей тишине раскрыла глаза, блеснувшие слезами, и, тронув пальцами место на щеке, которого коснулись губы князя, спросила, то ли у тишины опочивальни, то ли у самой себя:
– О боги, неужели это и есть она – любовь?..
XX. СТАРЕЙШИНЫ
Высокий светлый гостиный зал мог вместить почти всех начальных дружинников земли Северянской. Однако сегодня князь позвал сюда не всех, а только наиболее видных и прославленных мужей
