объединяться не станет! Как бы вече того ни хотело, не пойдет на единение с князем киевским. Олег страшнее, чем хозары. Хозар каждый считает врагами, чужим племенем. Да и далеко они отсюда. А Олег рядом. Поляне близки северянам по роду, по крови. Им нетрудно сойтись воедино. А это значит покориться князю киевскому, лишиться отчего престола. Нет, нет! С Олегом мира быть не может! Во всяком разе до тех пор, пока Любеч, эта северянская с дедов-прадедов твердыня на Днепре, не станет снова северянской. Этого требуют торговые люди и сама жизнь княжества. Так оно и быть должно!
Вдруг до слуха Черного донесся частый перестук копыт, вскоре выскочил из-за поворота дозорный и галопом помчался прямо к князю. Тяжело дыша, он круто осадил коня.
– Говори! – насторожился Черный.
– Хозары, княже!
– Где? Откуда?
– За рощей этой, на первом пастбище. Видно, на ночь останавливались.
– И что делают?
– Коней седлают, похоже в путь собираются. Огнищане окружили князя. Стали совещаться.
– Дозорным посматривать за хозарами из засад, – приказал князь ловчему, – выведать, сколько их, куда держат путь. Остальным немедля ехать назад в Чернигов. Хозар надо встретить при оружии, тогда они будут сговорчивей.
Воротившись в острог[16], князь предупредил тысяцких о возможном нападении, усилил охрану наружных ворот, всю дружину поднял на ноги. Но успокоиться так и не мог.
Тяжелые думы набегали одна за другой, нагоняли временами страх. Что, если каган в самом деле проведал через лазутчиков о намерении князя увеличить дружину? Без столкновений с печенегами, без победы на поле брани трудно будет выгородить себя. Каган не простит ему такой дерзости. Нет, не простит! Киевляне научили его осмотрительности, недоверию, крайней осторожности.
На короткое время дозорные успокоили князя: численность хозар не превышала трех сотен всадников. Но теперь появление их казалось еще более загадочным: если не походом идет каган, то какая нелегкая несет его сюда в недобрый час? Что ему нужно здесь, в лесах Северянщины? Дань собирать еще не время…
Вскоре после обеда от крепостных ворот прискакал гонец и доложил князю, что во главе хозарского отряда прибыл один из высших сановников кагана – чаушиар и просит разрешения въехать в стольный град Чернигов. Князь приказал. распахнуть ворота, не скупиться перед нежданными гостями, оказать им гостеприимство, как подобает славянам.
Встречать хозар выехали лучшие люди Чернигова: стольник – исполнитель дипломатических поручений, окольничий – ведающий помещениями князя, мужи ратные и думные.
Такая встреча, видно, пришлась по душе чаушиару. Держал он себя учтиво, не по летам бодро. Об отдыхе и слушать не хотел, твердил, что честь и обычай велят ему сначала поклониться властителю земли Северянской, другу и брату наместника бога на земле – прославленного кагана.
Черный ожидал чаушиара в гостиной зале, на отчем золотом престоле, в пышном княжеском одеянии. Чаушиар прошел между стоявшими с двух сторон именитыми огнищанами и, приложив в знак особого доброжелательства руку к сердцу, низко и почтительно поклонился князю.
– Слава тебе, повелитель северного края!
– Слава и тебе, доблестный муж, – отозвался князь. – Какими судьбами ты здесь? Долг или злосчастье привели тебя в наши земли?
Чаушиар снова поклонился, теперь уже легко, едва заметно.
– Солнце всходит на земле хозарской, – улыбнулся он Черному, – а заходит на земле Северянской. Птенчик начинает свою жизнь в гнезде, а подрастает – взлетает в небо. Князь, думаю, поверит, что и у меня уже окрепли крылья и мне пора побывать на той земле, где отдыхает солнце.
– Хвалю за мысли молодецкие, – усмехнулся Черный, – дивлюсь только, что державному мужу Итиля захотелось податься с востока на запад, в ту сторону, где заходит солнце. Ведь птица любит встречать солнце на восходе, ее больше влечет рассвет, нежели сумрак.
– Но ведь птица птице рознь, – отшутился чаушиар, и они оба весело рассмеялись.
– Жаль, – продолжал Черный, – я вынужден разочаровать державного мужа Хозарии: солнце не отдыхает на земле Северянской. Оно уходит дальше на запад. Но земля Северянская, – добавил князь, – гостеприимна. Кто приходит к нам с доброй волей, к услугам того и краса ее.
– Большое спасибо тебе, князь, – поклонился чаушиар, – каган не забудет твоего благорасположения к нему.
– Как поживает наш покровитель? Что слышно в каганате?
– Хвала небу, все хорошо. Каган во славе и здоровье. Повелел кланяться тебе и принять из рук моих его скромные дары.
Чаушиар снова поклонился, прижимая руку к сердцу, а Черный смотрел на него, с трудом скрывая свое удивление.
«Мне, подвластному, дары? – думал он. – С чего бы это?» Широко улыбаясь, князь благодарил за милость, за дары.
– Склоняю голову перед щедростью покровителя нашего, – осторожно начал он.
– Но скажи, за что мне честь такая, чем заслужил я высокое благоволение кагана?
– Каган – наместник бога на земле, – так же осторожно ответил чаушиар. – Он знает, кто друг ему, кто недруг.
– Спасибо, – поклонился Черный и, оглядев пристальным взглядом своих людей, стукнул посохом о пол. На пороге появился отрок.
– Огнищного ключника сюда!
– Слушаюсь, княже.
Амбал проскользнул между неподвижно стоявшими придворными к княжьему престолу, низко склонился перед своим властелином. «Клянусь небом, – испуганно думал он, стараясь избегать взгляд хозар, – они поедают меня глазами, они узнают меня!..»
– Объяви всему люду, – громко приказал князь, – в Чернигов прибыл самый близкий друг и сановник славного нашего повелителя кагана. Радость эту князь хочет разделить со всеми поселянами градскими и приглашает их всех на пир. А сейчас, – добавил он тихим и ласковым голосом, – отведи гостей в покои княжеские и позаботься об их отдыхе.
…Давно отзвучали шаги непрошеных гостей, не слышно ржания коней на подворье, улеглась суета домочадцев, а Черный все ходит в своем покое, ломает голову. Что означают эти дары? Что задумал каган, чего хочет он от князя? Поддержки в бранных столкновениях с Олегом? С печенегами? А может быть, готовит западню? Хозары на все способны. А если уж дары присылают, надо быть особо осторожным. Того и гляди, в этой лести словесной укус змеиный запрятан. Знать бы только, откуда ждать его. Да, это главное; откуда ждать, куда ужалит эта коварная змея?
За дверью послышался говор. Князь не успел расслышать, чьи это голоса, в покой вбежала его дочь. – Отец, – крикнула она с порога, – посмотрите, как идет мне этот наряд! На ней белоснежная длинная туника, поверх туники легкий голубой плащ, ласкающий взор, такой красивый, что глаз не отведешь; через плечо золотой лор – широкий шарф, который носят, по дворцовому обычаю, только княгини, в руках лук и стрелы.
Князь взглянул и залюбовался дочерью. До чего же хороша! Словно цветок весенний. Роскошные черные волосы падают на плечи, а глаза, как зори, светят веселым блеском. И лицо пылает.
Повертевшись перед отцом в новом наряде, она подбежала к князю и обняла его. То ли ласка дочери, то ли радость ее растопили лед, отогнали мрачные думы, лицо князя просветлело.
– Откуда у тебя этот восточный наряд? – улыбаясь спросил он. – Нянька добыла у заморских гостей или, может быть…
– Да нет, – засмеялась девушка, – хозары привезли из Итиля. От кагана, говорят.
– Тебе от кагана?
Черный уставился на нее, потом побледнел и тяжело опустился на скамью.
Княжна испугалась внезапной перемены, присела около отца:
