глубоких и таинственных проблемах, недоступных пониманию кишевших у его ног людишек-насекомых. Как и прежде, в разуме вглядывавшегося в Черного Человека Терлога открылись врата, ведущие во внутреннее пространство, и он почувствовал ветер, дующий со звезд. Ждет… он ждет… кого же он ждет? Быть может взгляд его каменных глаз пронзает стены домов, снежную пелену, устремляется за мыс… А оттуда, навстречу ему по темной тихой воде быстро скользят пять длинных узких лодок. Но Терлог ничего не знает ни о лодках, ни о людях, сидящих в них за веслами — невысоких темноволосых мужчин с очень смуглой кожей.
— Эй, друзья! — прорезался сквозь пьяный гомон голос Торфеля.
Все замолчали, глядя на него. Юный вождь встал.
— Сегодня ночью, — крикнул он, — я прощаюсь с холостяцкой жизнью!
Вопль одобрения поколебал почерневший от дыма потолок комнаты. Терлог беззвучно выругался в бессильной ярости.
Торфель схватил Мойру и с неуклюжей галантностью посадил ее на стол.
— Разве она не годится в жены викингу? — воскликнул он. — Стыдлива, правда, чересчур, но это ведь пройдет, не так ли?
— Все ирландцы — трусливые собаки! — завопил спьяну Освик.
— Клонтарф и шрамы на твоей роже тому свидетели, — сказал Ательстейн и дружески хлопнул Освика по плечу так, что тот присел. Зал взорвался хохотом.
— Ты присматривай за ней, Торфель, — крикнул сидевший поодаль юный Джуно. — У ирландских девиц кошачьи когти!
Торфель рассмеялся с уверенностью человека, убежденного в своем превосходстве над другими.
— Пусть только попробует, отучу быстро. Ладно, хватит. Поздно уже. Эй, ты, священник, принимайся за дело!
— Дочь моя, — неуверенно начал священник, поднимаясь с места. Эти язычники силой привели меня сюда, чтобы я совершил христианский обряд бракосочетания в этом безбожном доме. Хочешь ли ты по доброй воле и без всякого принуждения стать женой этого человека?
— Нет! Нет! О Боже, нет! — с отчаянием крикнула Мойра. На лбу Терлога выступили капельки пота. — О Господи, спаси и сохрани меня, избавь от такой судьбы. Они похитили меня из дому, чуть не убили брата, который хотел меня защитить! Этот человек тащил меня на спине, как мешок, как лишенное души животное!
— Замолчи! — рявкнул Торфель и ударил ее в лицо — легко, но с силой, достаточной, чтобы на нежных губах девушки показалась кровь. — Клянусь Тором, ты начинаешь меня выводить из себя. Я решил жениться и девичьим писком меня не удержишь. Смотри, неблагодарная, я притащил священника только из-за твоих дурацких предрассудков. Мне плевать на них и если ты не хочешь быть моей женой, станешь наложницей.
— Дочь моя, — дрожащим голосом сказал священник, боясь больше за девушку, чем за себя, — подумай. Этот человек дает тебе больше, чем дали бы многие другие на его месте. Он, по крайней мере, предлагает тебе супружество.
— Это правда, — проворчал Ательстейн. — Соглашайся на брак и пользуйся этим в свое удовольствие. Поверь, немало южанок спят сейчас в супружеских ложах северян.
“Что же делать?” — лихорадочно спрашивал сам себя Терлог и вопрос этот раздирал ему сердце. Лишь одно приходило на ум: дождаться конца церемонии, прокрасться следом за новобрачными и похитить девушку. Потом… он даже не пытался планировать то, что сделает потом. Сделает все возможное. Он может рассчитывать лишь на себя самого. У человека без клана нет друзей даже среди таких, как он, изгнанников.
Как сообщить Мойре о том, что он рядом? Ей придется пережить всю церемонию, лишившись даже тени надежды на спасение, надежды, которая появилась бы, узнай она о нем. Терлог машинально скользнул взглядом по стоявшему в стороне Черному Человеку. У его ног новое боролось со старым, но кельт даже в эту минуту чувствовал, что для этой статуи и старое и новое одинаково юны.
Слышали ли каменные уши статуи характерный скрежет трущихся о прибрежный песок лодочных носов? А тихий свист ножа, летящего во тьме, хрип, вырывающийся из рассеченного горла? Викинги, пирующие в зале, слышали только самих себя, а те, что сидели у костра, продолжали петь, понятия не имея о том, что на их шеях уже затягивается петля неумолимой смерти.
— Хватит! — крикнул Торфель. — Считай свои бусы, старик, и говори то, что должен! А ты, женщина, становись рядом и внимательно слушай.
Он сдернул девушку со стула и поставил ее рядом с собой. Она вырвала руку. Ее глаза пылали, в ней бурлила горячая кельтская кровь.
— Ах ты, рыжая свинья! — воскликнула она. — Ты думаешь, что принцесса Клэр, в которой течет кровь Бриана Бора, по своей воле ляжет в постель норманна и станет рожать пирату и убийце таких же рыжих, как он сам, сыновей? Нет! Я никогда не стану твоей женой!
— Станешь наложницей, — проревел тот, хватая ее за плечо.
— Не надейся, свинья! — крикнула Мойра, в предчувствии триумфа забыв о страхе. Она выхватила из-за пояса у викинга кинжал и, прежде, чем тот успел ее удержать, вонзила его узкое лезвие в свою грудь. Священник вскрикнул, как будто это его груди коснулась сталь, подскочил к девушке и подхватил ее на руки.
— Будь ты проклят, Торфель! Именем всеведущего Бога, будь ты проклят! — закричал он. Его голос звуком рога звенел в зале, когда он нес девушку к стоявшей в углу кровати.
Торфель остолбенел. Сгустившуюся в зале тишину разорвал боевой клич клана О’Брайенов: “Лам Лэйдир Абу!”. Атака разъяренного кельта напоминала падение смерча, оставляющего за собой беспорядочно разбросанные тела мертвых и умирающих людей. Переворачивались лавки, вопили женщины, из разбитых бочонков текло пиво. Напор Терлога был ужасен, он рвался к Торфелю, но дорогу к нему преградили два воина с обнаженными мечами — Халфгар и Освик. Викинг с лицом, обезображенным шрамами, пал прежде, чем успел поднять оружие. Кельт отбил щитом выпад Халфгара и молниеносно ударил снова. Острие его топора рассекло кольчугу, ребра и позвоночник викинга и тот безжизненной грудой мяса свалился к ногам мстителя.
В зале царила суматоха. Мужчины хватались за оружие и со всех сторон неслись туда, где тихо и страшно безумствовала смерть. Терлог Дабх О’Брайен был похож в своей неуемной ярости на раненного тигра. Перепрыгнув через окровавленное тело Халфгара, он бросился к Торфелю, растерянно стоявшему посреди зала с обнаженным мечом в руке, но путь снова оказался прегражденным. Возносились и падали вниз мечи, среди них молнией сверкал топор далказианина. Викинги атаковали его справа и слева, в лоб и со спины. С одной стороны напирал, размахивая двуручным мечом, Осрик, со второй надвигался воин с копьем. Терлог уклонился от меча Осрика и одновременно нанес двойной удар направо и назад. Брат Торфеля упал с разрубленным коленом, второй викинг погиб на месте: наконечник рукояти топора пробил ему череп. Выпрямляясь, кельт ударил в лицо атакующему спереди противнику. Торчащее из щита острие превратило лицо несчастного в кровавое месиво. Секундой позже далказианин, поворачиваясь, чтобы отбить нападение сзади, ощутил нависшую над ним тень смерти. Потеряв равновесие, он упал на стол, но краем глаза успел заметить занесенный для удара тяжелый длинный меч в руках Тостига. Он знал, что на этот раз его не спасет даже та сверхчеловеческая быстрота и ловкость, которые были ему свойственны. И вдруг грозно сверкнувший меч задел за стоявшую на столе статую и разлетелся со звоном на тысячи голубых осколков. Тостиг, ошеломленный, покачнулся — он все еще сжимал в руках ставшую бесполезной рукоять меча, когда Терлог ткнул ему в лицо топором: верхний конец лезвия попал викингу в глаз и пробил мозг.
В тот же миг в зале раздался тихий свист и послышались крики боли. Коренастый викинг с высоко поднятым топором неуклюже передвигал ноги, приближаясь к Терлогу. Кельт мощным ударом снес ему полчерепа и лишь затем заметил, что из горла противника торчит стрела с кремневым наконечником. В воздухе сверкали гудящие словно пчелы смертоносные молнии. Терлог рискнул и скосил глаза в сторону главного входа. Через него вовнутрь вливалась орда невысоких смуглых мужчин с горящими на неподвижных лицах глазами. Стреляя из луков во все стороны, практически наобум, они десятками валили
