ли, хочет поджечь?..
— Да иди ты! — испуганно сказал Петро и вмиг очутился рядом.
Инопланетянин с небольшой охапкой тонких чурочек шел на голенастых ножках к сараю. Свалил дрова под дверь и обернулся, просияв капельками глаз.
— Не отдашь?
— Запалит ведь! — ахнул Петро. — Как пить дать запалит!
Он метнулся в угол, где стояла чудовищная рукоять черпака. Схватил, кинулся к двери, но на пути у него встал Леха.
— Ты чего? Сам же говорил: видимость!..
— А вдруг, нет? — рявкнул Петро. — Дрова-то — настоящие!
Тут со двора послышался треск пламени, быстро перешедший в рев. В хате затанцевали алые отсветы.
— Запалил… — с грохотом роняя рукоятку, выдохнул Петро. — Неужто взаправду, а? У меня ж там аппарат в сарае! И снасти, и все!..
Леха припал к стеклу.
— Черт его знает… — с сомнением молвил он. — Больно дружно взялось… Бензином вроде не поливал…
Часто дыша, Петро опустился на табуретку.
В пылающем сарае что-то оглушительно ахнуло. Крыша вспучилась. Лазоревый столб жара, насыщенный золотыми искрами, выбросило чуть ли не до луны.
— Фляга… — горестно тряся щетинами, пробормотал Петро. — Может, вправду отдать?..
Леха вздрогнул и медленно повернулся к нему.
— Что?.. — еще не смея верить, спросил он. — Так это все-таки ты?..
Петро подскочил на табуретке.
— А пускай курятник не растопыривает! — злобно закричал он. — Иду — стоит! Прямо на краю поля стоит! Дверца открыта — и никого! А у меня сумка с инструментом! Так что ж я — дурее паровоза!? Подпер сбоку чуркой, чтоб не падала, ну и…
— Погоди! — ошеломленно перебил Леха. — А как же ты… В газетах же пишут: к ним подойти невозможно, к тарелкам этим! Страх на людей нападает!
— А думаешь, нет? — наливаясь кровью, заорал Петро. — Да я чуть не помер, пока отвинчивал!..
— Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. — с тупым упорством завывал инопланетянин.
— Отдаст! — торопливо крикнул Леха. — Ты погоди, ты не делай пока ничего… Отдаст он!
— А чего это ты чужим добром швыряешься? — ощетинившись, спросил Петро.
— Ты что, совсем уже чокнулся? — в свою очередь заорал на него Леха. — Он же от тебя не отстанет! Тебя ж отсюда в дурдом отвезут!..
— И запросто… — всхлипнув, согласился Петро.
— Ну так отдай ты ему!..
Петро закряхтел, щетинистое лицо его страдальчески перекривилось.
— Жалко… Что ж я, зазря столько мук принял?..
Леха онемел.
— А я? — страшным шепотом начал он, надвигаясь на попятившегося Петра. — Я их за что принимаю, гад ты ползучий?!
— Ты чего? Ты чего? — отступая, вскрикивал Петро. — Я тебя что, силком сюда тащил?
— Показывай! — неистово выговорил Леха.
— Чего показывай? Чего показывай?
— Ногу показывай!
То и дело оглядываясь, Петро протопал к разгромленной двуспальной кровати в углу и, заворотив перину у стены, извлек из-под нее матовую полутораметровую трубу с вихляющимся полированным набалдашником.
— Только, слышь, в руки не дам, — предупредил он, глядя исподлобья. — Смотреть — смотри, а руками не лапай!
— Ну на кой она тебе?
— Да ты что? — Петро даже обиделся. — Она ж раздвижная. Гля!
С изрядной ловкостью он насадил набалдашник поплотнее и, провернув его в три щелчка, раздвинул трубу вдвое. Потом — вчетверо. Теперь посадочная нога перегораживала всю хату — от кровати до печки.
— На двенадцать метров вытягивается! — взахлеб объяснял Петро. — И главное — легкая, зараза! И не гнется! Приклепать черпак полтора на полтора — это ж сколько мотыля намыть можно? А он сейчас уже рупь стоит!..
Леха оглянулся: в окне суетился и мельтешил инопланетянин: подскакивал, вытягивал шеёнку, елозил по стеклу лягушачьими лапками.
— Какой мотыль? — закричал Леха. — Какой тебе мотыль? Да он тебя за неделю в гроб вколотит!
Увидев инопланетянина, Петро подхватился и, вжав голову в плечи, принялся торопливо приводить ногу в исходное состояние.
— Слушай, — сказал Леха. — А если так: ты ему отдаешь эту хреновину… Да нет, ты погоди, ты дослушай!.. А я тебе на заводе склепаю такую же! Из дюраля! Ну?
Петро замер, держа трубу, как младенца. Его раздирали сомнения.
— Гнуться будет, — выдавил он наконец.
— Конечно, будет! — рявкнул Леха. — Зато тебя на голову никто ставить не будет, дурья твоя башка!
Петро медленно опустился на край кровати. Лицо отчаянное, труба — на коленях.
— До белой горячки ведь допьешься! — сказал Леха. Петро замычал, раскачиваясь.
— Пропадешь! Один ведь остался! Баба — ушла! Урван — на что уж скотина тупая! — и тот…
Петро поднял искаженное мукой лицо.
— А не врешь?
— Это насчет чего? — опешил Леха.
— Ну, что склепаешь… из дюраля… такую же…
— Да вот чтоб мне провалиться!
Петро встал, хрустнув суставами, и тут же снова сел. Плечи его опали.
— Сейчас пойду дверь открою! — пригрозил Леха. — Будешь тогда не со мной, будешь тогда с ним разговаривать!
Петро зарычал, сорвался с места и, тяжело бухая ногами, Устремился к двери. Открыл пинком и исчез в сенях. Громыхнул засов, скрипнули петли, и что-то с хрустом упало в ломкий подмерзший снег.
— На, подавись! Крохобор!
Снова лязгнул засов, и Петро с безумными глазам возник на пороге. Пошатываясь, подошел к табуретке Сел. Потом застонал и с маху треснул кулаком по столешнице. Банки, свечка, стаканчики — все подпрыгнуло. Скрипнув зубами, уронил голову на кулак.
Леха лихорадочно протирал стекло. В светлом от луны дворе маленький инопланетянин поднял посадочную ног бережно обтерев ее лягушачьими лапками, понес мимо невредимого сарая — к калитке. Открыв, обернулся. Луна просияла напоследок в похожих на мыльные пузыри глазах.
Калитка закрылась, брякнув ржавой щеколдой. Петро за столом оторвал тяжелый лоб от кулака, приподнял голову.
— Слышь… — с болью в голосе позвал он. — Только ты это… Смотри не обмани. Обещал склепать — склепай… И чтобы раздвигалась… Чтобы на двенадцать метров…
