Размышляя над этими вопросами, я вдруг вспомнил неприкасаемого Е-Ана. Я обещал послать за ним весной, но до сих пор не был уверен, что мне это необходимо. Остались в памяти голодные, страстные взгляды Е-Ана, глаза лодочника и других неприкасаемых.
– Теперь это ваш человек, – сказал Е-Ан о лодочнике. – Как и все мы.
Что если привлечь в мою армию неприкасаемых? Или крестьян, которые ежедневно приходят молиться к могиле Шигеру? Я не сомневался, что в случае необходимости могу рассчитывать на этих людей. Но ведь сражаться – удел воинов. Я ни разу не читал о битвах, в которых участвовали бы земледельцы. Обычно они не вмешивались в распри, они ненавидели в равной степени обе стороны, а после хладнокровно грабили мертвых.
Как всегда, перед глазами всплыло лицо крестьянина, которого я убил на тайном поле за холмами Мацуэ. Я снова услышал отчаянный крик: «Господин Шигеру!» Больше всего хотелось успокоить его дух. Однако он напомнил мне об отваге и решимости людей его сословия, о человеческих ресурсах, которым ныне не найдено применения.
Все земледельцы клана Отори и территорий, доставшихся клану Тогана, включая Ямагату, хранили верность Шигеру. Они уже пытались восстать после его смерти. Я не сомневался, что они поддержат меня, однако боялся, что эта затея подорвет преданность остальных воинов.
Я вновь обратился к теоретической задаче о Ямагате: если удастся устранить временного правителя, которого Араи посадил в замке, то значительно увеличатся шансы, что город сдастся без длительной осады. Мне нужен наемный убийца, которому можно довериться. Племя признало, что я единственный, кто способен проникнуть в замок Ямагата в одиночку, вот только для главнокомандующего это не лучшее занятие.
Мысли путались – сказывалась бессонная ночь. Интересно, сумею ли я обучить юношей и девушек так же, как это делает Племя? Пусть не все обладают врожденными способностями, но ведь многое зависит и от тренировки. Я понимал, какое огромное преимущество дает сеть шпионов. Нет ли в Племени недовольных, которых можно убедить служить мне? Я временно отбросил эту мысль, но к ней еще суждено было вернуться.
Потеплело, и время потекло медленнее. У ширм жужжали мухи, пробужденные от зимнего сна. Из леса доносилось чириканье первой певчей птицы, в воздухе парили ласточки, щелкали клювами, ловя насекомых. Вокруг гудели звуки храма: шаги, шелест платьев, то громкое, то тихое пение монахов, неожиданный бой колокола.
С юга веял слабый ветерок, напоенный ароматом весны. На этой неделе мы с Каэдэ поженимся.
Жизнь расцветала вокруг, захватывая своей пламенной энергией, а я продолжал осваивать военную тактику.
Мы встретились с Каэдэ вечером, и разговор зашел не о любви, не о предстоящей свадьбе, а о стратегии. Нам незачем было обсуждать чувства, мы понимали друг друга без слов. Счастье предстояло еще завоевать и для этого следовало, объединив наши усилия, действовать предельно быстро.
Когда Макото впервые сообщил мне, что Каэдэ собирает армию, я сразу понял, что приобрел превосходного союзника. Она предложила безотлагательно отправиться в Маруяму, рассказала о своей встрече с Сугитой Харуки прошлой осенью. Сугита ждал вестей, и мы решили послать к нему людей, чтобы сообщить о наших намерениях. Выбор пал на младшего из братьев Миеси – Гембу. Направлять гонца в Инуяму не стали: чем меньше Араи знает о наших планах, тем лучше.
– Шизука сказала, что Араи придет в ярость, если мы поженимся, – предупредила Каэдэ.
Я знал, что, скорее всего, так и будет. Нужно было спокойно все обдумать. Следовало проявить терпение. Возможно, если бы мы обратились к Араи через надежного посредника, например, тетю Кахеи, Мацуду или Сугиту, то он бы перешел на нашу сторону. Однако нас с Каэдэ захватило отчаянное чувство неотложности дела, осознание мимолетности жизни. Поэтому мы поженились уже через несколько дней, в тени деревьев, окружающих могилу Шигеру, в соответствии с его волей, но вопреки обычаям нашего сословия.
В оправдание могу сказать, что мы не получили правильного воспитания. Каэдэ и я избежали по разным причинам строгого послушания, в каком растят детей воинов. Мы были свободны поступать, как нам вздумается, и старейшинам оставалось только подчиниться.
Погода стояла теплая благодаря южным ветрам. В день свадьбы полностью открылись цветки вишни, все вокруг стало розово-белым. Люди Каэдэ присоединились к церемонии, и воин самого высокого чина среди них, Амано Тензо, говорил от имени клана Ширакава.
Служительница обители вывела Каэдэ в красно-белом платье, которое где-то нашла для нее Майами. Невеста выглядела безупречно, словно божественное создание. Я назвался Отори Такео, сказал, что мои предки – Шигеру и клан Отори. Мы обменялись ритуальными чашами вина, трижды по три раза, и когда принесли священные ветви, резкое дуновение ветра сорвало лепестки и окутало нас весенним снегопадом.
Это можно было принять за дурной знак, но ночью после празднества, оставшись наедине, мы забыли о всяких предзнаменованиях. В Инуяме мы занимались любовью в слепом отчаянии, ожидая неминуемой смерти. А теперь, в надежных стенах Тераямы, у нас было достаточно времени исследовать тела, давать и брать удовольствие медленно, к тому же Юки неплохо обучила меня искусству любви.
Мы говорили о том, как жили в разлуке, вспоминали о нашем ребенке. Мы помолились о его душе, вовлеченной в бесконечный цикл рождений и смерти. Я рассказал Каэдэ о посещении Хаги и о побеге через заснеженные горы. Я умолчал о Юки, но и у Каэдэ остались секреты от меня: она лишь вскользь упомянула господина Фудзивару и не стала вдаваться в подробности соглашения, которое они заключили. Фудзивара поставлял ей провизию и вручал крупные суммы денег. Меня это немало беспокоило, поскольку я понимал, что его виды на свадьбу были достаточно определенными. От дурного предчувствия по коже бегали мурашки, но я отбросил всякие мысли, чтобы не омрачать выпавшей мне радости.
Я пробудился на рассвете и увидел ее спящей в моих объятиях. Белоснежная кожа, одновременно теплая и прохладная, напоминала драгоценный шелк. Длинные волосы, благоухающие жасмином, покрывали нас словно шалью. Я всегда сравнивал Каэдэ с недосягаемым цветком высоко в горах, а теперь она была рядом, была моей. Когда я осознал это, мир замер в ночи. Глаза защипало от нахлынувших слез. Небеса смилостивились. Боги простили меня. Они подарили мне Каэдэ.
Несколько дней Небеса продолжали улыбаться нам, даруя солнечную весеннюю погоду. Все в храме радовались: Майами, сияя от восторга, принесла нам чай утром после первой брачной ночи, настоятель продолжал давать мне уроки и безжалостно дразнил, когда я начинал зевать. Десятки людей поднимались в
