Так мы и стояли. Вверху прокричала цапля, летя в гнездо. Бесконечно бурлила вода, быстро билось сердце Каэдэ. Мы стояли под покровом пещеры, и я не заметил, как пошел снег.
Обернувшись на землю, мы увидели, как все белеет под первым зимним снегом.
На берегу реки изумленно фыркали жеребята. Когда снег растает и придет весна, их шерсть станет серой, как у Раку.
Я помолился, чтобы весна принесла исцеление нашим ранам, нашему браку, нашей земле. И тогда хо-о, священная птица из легенды, снова вернется в Три Страны.
Послесловие
Вот уже почти пятнадцать лет, как в Трех Странах царит мир и процветание. Торговля с континентом и варварами сделала нас богатыми. В Инуяме, Ямагате и Хаги возведены дворцы и замки, равных которым нет на всех Восьми Островах. Говорят, двор Отори не уступает по своему великолепию императорскому.
Не скажу, что благоденствию наших земель ничто не угрожает: могущественные люди внутри государства, типа Араи Зенко, полководцы за пределами Трех Стран, варвары – всем хочется ухватить кусок нашего богатства, даже сам император и его двор, напуганные соперничеством, не прочь приструнить нас, – однако пока, на тридцать втором году моей жизни, на четырнадцатом году моего правления, нам удавалось совладать с ними силой и дипломатией.
Кикуты, во главе с Акио, никогда не прекращали своей кампании, и мое тело хранит следы покушений. Наша борьба продолжается, мне вряд ли удастся полностью искоренить врагов. Шпионы Кенжи и Таку держат все под контролем.
Таку и Зенко женаты и имеют детей. Я выдал Зенко за Хану, сестру Каэдэ – попытался скрепить наш союз. Однако между нами лежит смерть Араи, и знаю, Зенко свергнет меня, если сможет.
Хироши жил с нами до двадцати, а затем вернулся в Маруяму, где временно управляет доменом вместо моей старшей дочери, которая унаследует владение от матери.
У нас с Каэдэ три дочери: старшей сейчас тринадцать, а близняшкам – одиннадцать. Наш первый ребенок – копия матери, без малейшей печати Племени. Близняшки похожи во всем друг на друга, даже в кикутских линиях на ладонях. Люди их боятся, и не напрасно.
Десять лет назад Кенжи выяснил, где живет мой сын. Тогда мальчику было пять. С тех пор мы за ним приглядываем, и я никому не позволю причинить ему вреда. Я много думал о пророчестве и пришел к выводу, что если такова моя судьба, то ее все равно не избежать, а если нет – ведь пророчества, как и молитвы, исполняются неожиданным способом, – тогда лучшее решение – ничего не делать. Вспоминая, как я даровал смерть приемному отцу Шигеру, быструю и достойную смерть воина, как смыл оскорбление и унижение, нанесенные Йодой Садаму, я все больше склонен считать, что сын принесет мне избавление от физической боли, и я буду рад уходу в мир иной с его помощью.
Однако моя смерть – это уже другое сказание об Отори, и рассказывать о ней не мне.
