Я позвонил. Финбар взял трубку. Судя по голосу, он был слегка навеселе. На заднем плане был слышен гул голосов.
Я изобразил австралийский акцент:
– Привет, это Тоби из «Manssage». Финбар промолчал.
– Финбар?
– Кто это?
– Это Зак. Я вообще-то звоню Саманте.
Мне показалось, я слышу, как у Финбара скрипят мозги, переваривая информацию.
– Ты откуда звонишь?
– Со своей фермы. Неподалеку от Оскалусы. Округ Махаска, штат Айова.
– Это тебя, – объявил Финбар загадочным голосом, передавая трубку Саманте.
Да-да, Саманте!
Я услышал ее голос. Это было неземное блаженство.
– Мам? Пап? Мы только-только закончили ужинать. Перезвоните попозже, ага? Через час.
Я сказал:
– Это Зак.
Голоса на заднем плане сделались тише, а потом смолкли. Видимо, Сэм ушла с телефоном в другую комнату. Я ждал, когда послышится звук закрываемой двери.
Сэм сказала:
– Привет. Я ответил:
– Привет.
Потом возникла неловкая пауза.
– Ты откуда звонишь?
– Со своей фермы. Неподалеку от Оскалусы. Округ Махаска, штат Айова.
– А мы только поужинали.
– И что было на ужин?
– Котлеты по-киевски. Молодой картофель. Салат из одуванчиков.
– А на десерт?
– Яблочный штрудель.
– Я6лочный?!
– Да, я понимаю, о чем ты. Это было божественно.
– А я собирался завтра поехать в город и купить себе яблоко. То есть уже сегодня. Я так соскучился по чему-нибудь твердому. В смысле, чтобы на зубах хрустело.
– Ты бы видел эти яблоки. Мелкие, все какие-то помятые, поклеванные птицами. С виду – как клочья сбившейся шерсти на жэпах овец.
– Это как?
– Как клочья сбившейся шерсти. На жэпах овец.
– На «жэпах» или на «жопах»?
– На жопах, да.
– Ага, понятно. А что сейчас на тебе надето? -Зак!
– А что такого? Мне действительно интересно. Включи камеру на телефоне.
– Нет. Тем более я не знаю, как она тут включается. На телефоне Финбара. А на тебе что надето, Зак?
– Серые спортивные штаны и белая майка, облитая гранатовым соком.
– Гранатовый сок – это вкусно. А еще из него делают гренадин. Я имею в виду, настоящий. Который именно из гранатового сока.
– А гренадин добавляют в коктейль «Шерли Темпл».
– Ага. Кстати, слово «граната» – того же корня. Знаешь, почему ручные гранаты покрыты такими маленькими квадратиками, вроде делений на плитках шоколада?
– Не знаю. Чтобы рука не скользила?
– Нет. Когда граната взрывается, эти квадратики разлетаются в стороны, и получается больше осколков.
– Сэм, ты мне нравишься. Но ты так до сих пор и не сказала, что на тебе надето.
– Да ничего особенного. Платье, туфли. Это вечеринка для яппи.
– А кто этот Финбар?
– Мой новый друг. Мы познакомились в самолете. Когда летели из Штатов.
– А тебя тоже держали на карантине?
– Ага.
– Я чуть не умер со скуки.
– Я тоже. А тебя когда отпустили домой?
– Да уже больше месяца назад. А тебя?
– Вчера.
– И как оно?
– Знаешь, странно. Они вынесли все из моей квартиры. Остались голые стены. Дом родителей осаждают фотографы и религиозные психи. Но мне хотя бы уже не приходится есть это жуткое желеобразное нечто.
– Тебе тоже давали это желе?
– Это было ужасно. По вкусу – как молочный коктейль с говядиной.
В телефоне что-то пискнуло.
– У меня батарея садится, Зак.
– Напиши мне на мыло. Короткие гудки.
Упс.
Я растерянно оглядел кухню, потом пошел в гостиную. Там на диванах и креслах спали мои секретарши – мои говорящие приспособления для секса. Тревожное ощущение, когда тебе кажется, будто ты вышел из своего тела и смотришь на себя как бы со стороны, теперь исчезло. Его сменило гнетущее чувство собственной незавершенности и недостаточности.
САМАНТА
Я не знала, что делать. В конце концов я позвонила Финбару. Мне было проще позвонить ему, чем кому-то из моих так называемых друзей. В жизни каждой незамужней женщины бывают моменты, когда все друзья исчезают и не остается вообще никого. А Финбар, с другой стороны, запланировал три вечеринки и составил мне полный набор средств для комплексного ухода за кожей еще до того, как я закончила излагать свою слезную просьбу о «политическом убежище».
Мы с папой прокрались незамеченными мимо фотографов, расположившихся табором вокруг дома родителей, сели в машину и поехали к Финбару. Его «тойота» стояла на подъездной дорожке, и, проходя мимо, я обратила внимание на наклейку на багажнике. Рыба из серебристой эмали. У меня было чувство, что я попала в закольцованный сон, который вообще никогда не закончится. На этой рыбине номер шесть было написано: «Sole amandine»*. Финбар широко распахнул дверь.
* Sole amandine (фр.) – морской язык с миндалем.
– Проходи, будь как дома. Мне только что сообщили, что в Аваггуни, на ипподроме, продают «гренни-смиты». Я два года не ел пирога с яблоками. Ты принесла мне удачу. Так что будешь моим талисманом.
Он послал мне воздушный поцелуй, сел в машину и умчался в Аваггуни за яблоками. Я вошла в дом – совершенно роскошный дом, как на фотках в глянцевых журналах, – и с содроганием вспомнила свою скромную квартирку и все свои неказистые вещички, которые в данный момент прозябали где-то на складе в Кловерли. Холодильник Финбара был набит дорогой качественной едой, в том числе и продуктами ручного
