втравил, тебе и расплачиваться! Сейчас я тебя — чик!!!
Честно признаться, я растерялся. И исключительно поэтому спросил:
— Как это — чик?
— А так, — тут же объяснил мне атаман. — Хоть копьем, хоть палицей, хоть томагавком — всё равно — чик!
И пополз ко мне. Так как обе руки у него были заняты, топор он держал в зубах. Лезвие брякало о каменный пол, цеплялось за отдельные булыжники и трещинки — в общем, здорово тормозило движение, работая как корабельный якорь. Пахом-Чик быстро умаялся и выпустил оружие.
— Голыми руками придушу! — пообещал он. — Это тоже считается — чик!
Я привалился спиной к стене и демонстративно выставил копыта.
— Буду лягаться, — объявил я. — Между прочим, удар бесовского копыта не менее ста килограммов!
— А это много?
— Попробуй — узнаешь.
Пахом приостановился. Минуту в нем боролись кровожадность с осторожностью. Потом атаман принял поистине соломоново решение. Он сменил направление и пополз к Гавриле, очевидно рассудив, что тот, находясь без сознания, сопротивляться не будет.
Ну что тут поделаешь? Даже в тюремных застенках нет покоя!.. Ползти на выручку Гавриле я не мог. Сил хватило только на то, чтобы заложить в рот два пальца и свистнуть.
— Га! — гаркнул детина, приподнимаясь. — Что случилось?
— Во-первых, — объявил я, — мы вернулись на родину. В смысле, к тебе на родину…
— Ура! — обрадовался Гаврила. — Наконец-то! Значит, у меня получилось! А я-то уж думал, что никогда не увижу ни батюшки своего, ни любезной моему сердцу Оксанушки…
Лучше бы ему было перейти на родной язык, но привычка — страшная шутка…
— Опять Оксанушка! — прозвучала в тесной камере гортанная индейская речь. — Будь проклята скво, о которой я не первый раз уже слышу! Уж не забыл ли Большой Дух о том, что он является мужем Прибрежной Гальки?
Детина застонал. Очнувшаяся девушка попыталась подняться на ноги, но обессиленно опустилась обратно на солому.
— Словно кровь выкачали из вен моих, — пожаловалась она. — Я слаба, как пещерная мышь…
— И мне как-то не по себе, — признался Гаврила. — Слабость ужасная… Будто мы не под землей летели, а весь путь до родины пешком прошли.
— Во-вторых… — поспешил предупредить я, но Прибрежная Галька меня перебила.
— Хо! — воскликнула она. — Видим, видим… Бледнолицый убийца ползет к нам. Пускай ползет, мы его сейчас с мужем… на тысячу кусков разорвем!
Пахом снова остановился. Уселся на пол и почесал затылок.
— Сговорились, что ли? — проворчал он. — А как мне быть — вы об этом подумали? Я же злость в себе ощущаю необыкновенную! Великий разбойник Ахмет Медный Лоб всегда убивал кого-нибудь, когда был зол. А я поклялся во всем Ахмету подражать, чтобы стать таким же великим разбойником!
— Зачем же ты меня хотел убить, если я по договору должен Ахмета для тебя освободить? Кто, кроме меня, освободит его, а? Чем ты, спрашивается, думаешь? — поинтересовался я.
Пахом пожал плечами.
— Ахмет сначала убивал, а потом думал, — сказал он. — И я так же.
— Ты на меня работаешь, Адик, а не на этого душегуба! — насупился Гаврила. — Ты сначала мое задание выполни, а потому уже… И как тебя угораздило ему пообещать?
— А ты бы на моем месте что сделал? — огрызнулся я. — Он грозился меня на куски порубить и в чане со святой водой сварить!
— Ну и что? Всё равно я первый тебя вызвал! Присуши ко мне Оксанушку, а тогда…
— Что-о?! — вскинулась снова Прибрежная Галька. — По какому такому праву ты, Большой Дух Гаврила, женатый человек, о посторонних скво мечтаешь?
— Оксана — не посторонняя! — ответил ей Гаврила, отползая немного в сторону, внешний вид взъерошенной дикарки ничего хорошего ему не сулил, того и гляди — вцепится в волосы. — Оксана — моя невеста! Я тебе о ней рассказывал… Кажется… Наверное… Не помню… И вообще, что ты ко мне привязалась? Не лежит к тебе мое сердце!.. И вовсе я не женатый! А наш брак был… этим… самым… таким…
— Фиктивным, — подсказал я.
— Во-во! Точно.
— Я тебя спасла! Если бы не я, мой дедушка Небесная Чаша тебя бы казнил!
— Ничего бы не казнил! Адика он тоже казнить собирался, а Адик — вон! Живой и здоровый! Только очень слабый, почти дохлый… Я тебя, между прочим, тоже спас! Пожалел на свою голову! Вытащил из свалки!.. Ведь затоптали бы тебя твои родственнички!
— Не затоптали бы!
— Я тебя пожалел, понятно? А на жалости любовь не может вырасти!
— Может!
— Не может!
— Может! Может!
Душегуб Пахом-Чик уже не предпринимал попыток кого-либо убить. Он, облизываясь, смотрел на Гаврилу и Прибрежную Гальку. Раскрасневшаяся дикарка, сцепив кулаки, порывалась броситься в драку — проломить неверному возлюбленному голову или по крайней мере выцарапать глаза… Не способный в данный момент кого-либо укокошить, одноглазый атаман, наверное, удовлетворил бы свою страсть к убийству, хотя бы наблюдая кровопролитие.
Я попробовал урезонить парочку:
— Уважаемая Галина, уважаемый Гаврила Иванович… Дорогие молодожены! Не хочется вас отрывать от выяснения отношений, но обратите лучше свое внимание на то положение, в котором оказались мы сейчас…
— Оксана — злая, злая! — вопила Прибрежная Галька. — Нехорошая! Хау!
— Не злая! — защищался детина. — Хорошая!
— Злая!
— Да с чего ты взяла, что она злая?!
— Я знаю с чего… Я вообще много чего такого знаю, чего вы не знаете! — ответила Прибрежная Галька и внезапно замолчала, пришлепнув рот ладошкой.
Это мне не понравилось… И так кругом полный кавардак, а тут еще новые тайны… Хватит, надоело!
— Так, — проговорил я как можно строже, — колись, дочь Монтесумы! Проговорилась — давай до конца договаривай!
— Меня дедушка накажет, — прошептала Прибрежная Галька. — Он не разрешает мне тайны выдавать.
— Дедушку твоего, — захихикал мерзко Пахом-Чик, — наверное, моя бабка уже прикончила. Сварила и съела! Как и всех пиу-пиу!
— Врешь ты всё! Пиу-пиу — великие воины! Они твоих койотов в бизоний рог согнут! Вместе с бабкой поганой!
— Девочки, мальчики, не ссорьтесь! — снова встрял я. — Кстати, наш душегуб прав: Небесная Чаша довольно далеко отсюда и обидеть ему тебя здесь, следовательно, крайне затруднительно… Что за тайна?
— Дедушка говорил, что на Большом Духе печать зла лежит! — немного помявшись, проговорила Прибрежная Галька. — Мол, оттого, что он в злое создание влюбился… Околдовала она его. Хотя, возможно, и сама не хотела этого… Так дедушка сказал. Хау! Он зло чует. Зло на людях всегда отпечаток оставляет, зримый только избранным. Вот я Большого Духа и пожалела. Он ведь хороший!.. И нечаянно влюбилась.
