между двух женских юбок… Что же делать?!
Теперь я оценил поступок Филимона, приковавшего меня к топчану в подземелье: там бы я был в безопасности! Ну, может быть, немного присыпало бы камнями и залило огненной лавой, изрыгаемой Тависка. Откопали бы потом и вылечили… А сейчас?! Конец, конец всему!
Всё-таки надо двигаться — подальше от кремлевских стен… Как? Нас так плотно стиснули, что и не понять, в какой стороне Кремль! Видны только приветственно размахивающие руки, лохматые головы и взлетающие к небу шапки.
Прибрежная Галька!
— Галина! — закричал я на ухо дикарке. — Нюхай!
— Чего? Зачем?
— Ну… Как ты определяешь, где зло есть? Сосредоточься и скажи, откуда движется зло! Ты должна почувствовать! Там, наверное, такая концентрация…
Девчонке не надо было объяснять дважды. По моему встревоженному до крайности лицу она и так всё поняла. К тому же не могла она не слышать то, что творилось в подземелье. Прибрежная Галька несколько раз втянула воздух ноздрями и проговорила:
— Много людей… Трудно… Но, кажется… Вон оттуда надвигается! Большое зло! Большое! — Она округлила глаза и крепко схватила за руку Гаврилу. — Я такого никогда не чувствовала! Страшно!
— Отступаем! — приказал я.
Не тут-то было! Людское море внезапно всколыхнулось и пришло в движение. Нас увлекали как раз туда, откуда — по утверждениям дикарки — и надвигалось большое зло. Нас просто тащило туда, и мы ничего не могли сделать — ни я, ни Прибрежная Галька, ни…
Гаврила даже не пытался сопротивляться. С глупой улыбкой на широкой физиономии он отдался на милость толпы. Всё смотрел повыше человеческих голов…
Сейчас, сейчас… Сейчас это сборище восторженных идиотов взорвется потоками крови, бешеными языками пламени!.. Злой дух вознесется над поверхностью земли, которая трясется под моими ногами всё ощутимее и ощутимее… Будто стою на спине гигантского кита, стиснутый со всех сторон глупыми пингвинами, а над головой уже нависает, готовясь раздробить в пыль, океанский вал…
Я взял Прибрежную Гальку за руку, чтобы нас не отнесло друг от друга. Девушку трясло, словно от озноба. Она всё повторяла:
— Зло… Зло… Большое зло…
Толпа, колыхнувшись, остановилась намертво. Крики стали громче. Простолюдины прыгали и орали с таким искренним восторгом, что можно было подумать, будто разыгрывавшееся на площади действо имело к ним непосредственное отношение… Гаврила вдруг вскрикнул и, разгребая толпу здоровенными ручищами, поплыл вперед.
Прибрежная Галька завопила от ужаса.
Детина рванулся, опрокинул нескольких горожан, стоявших ближе всего к изукрашенной цветами и яркими лентами телеге, в которую впряжены были три белоснежных коня. На телеге, как карамельные жених и невеста на свадебном торте, стояли Георгий и Оксана. Улыбались и размахивали руками, принимая поздравления. Впрочем, особого вдохновения на лице Георгия я не заметил. На нем явственно читалось: «Окрутили всё-таки… Что ж, деваться некуда… Когда-нибудь всё равно пришлось бы жениться…»
Оксана… Она казалась совершенно счастливой! Правильно — добилась-таки своего.
«Ох, как она похожа на Гальку! — пронеслась в моей голове мысль. — Похожа… Да ведь они одной расы! Как это я раньше не догадался? Оксана — индианка! Что за бред?!»
— Зло! Зло! Большое зло! — вопила Прибрежная Галька, указывая рукой на Оксану.
Меня взорвало: о каком зле она толкует?! Об Оксане?! Сопернице?!.. Вот баба! Личную свою трагедию перепутала с той страшной бедой, которая поразит сейчас весь этот несчастный город, а вместе с остальными и меня, и ее, и ненаглядного Гаврилу… Земля дрожит под ногами! Из глубоких катакомб рвется наружу дух смерти и разрушения Тависка!..
И почему я не остался в пыточной камере?! Перенес бы, наверное, пытки маньяка Никодима и остался бы жив… Секретная операция преисподней — этим не шутят! Одно дело — погибнуть, овеянным славой и почестями, в борьбе с Воителем, и совсем другое — угодить ненароком под копыта злого духа, сгинуть никому не известной жертвой!.. Еще и смеяться будут бесы, поминая меня: ввязался, дескать, дурак… По собственной глупости… Спасая никому не нужных людишек…
За телегой ковылял десяток нищих, закутанных в вонючие тряпки. Никто их даже и не пытался отогнать — не в традициях праздника. Если бы и попытались — ничего не вышло бы: зомби хоть и медлительны, но очень сильны… Следом текли и текли телеги…
Толпа разразилась новой серией воплей — это навстречу свадебной процессии вылетел на черном жеребце Филимон собственной персоной, окруженный нелюдями в нарядах опричников. Нелюди, освобождая дорогу себе и своему предводителю, распихивали публику без всяких церемоний.
Филимонов жеребец рыл землю копытом и злобно фыркал. Из ноздрей коняги вылетали желтые огненные искры…
Интересно, а под кого замаскирован второй демон смерти?
— Батюшка-царь молодых откушать приглашает! — провозгласил Филимон, поклонившись так низко, что едва удержал собственное тело в седле.
Умильно взревела толпа. Филимон, озвучив приглашение, чего-то замешкался. Жеребец его поднялся на дыбы и застыл, словно окаменев. Люди изумленно примолкли. Филимон вздернул вверх руку, явно собираясь отдать какое-то приказание. Тонкие губы его сжались. Из ноздрей жеребца вылетели целые снопы искр.
Я перевел взгляд на лицо Георгия. Тот с открытым ртом смотрел на беса, пытаясь понять, что, собственно, происходит… Нелюди, уже почти не скрываясь, обнажили сабли. Из ртов их полезли длинные клыки, головы втянулись в шеи, покрываясь поверх волос жесткой собачьей шерстью. Зомби, окружив телегу, распахнули маскировочные лохмотья, выставив на всеобщее обозрение торчавшие из гниющей плоти желтые крепкие кости. Наступила минута «икс».
Полную тишину (кажется, смолкли даже вороны над головами собравшихся) прорезал девичий вопль:
— Зло! Зло! Страшное зло! Гаврила… Не-э-эт!!!
И я увидел Гаврилу!.. Этот дурак, зажмурив глаза, видимо, от страха перед неминуемым наказанием, пер на телегу, вытянув губы трубочкой, как для поцелуя. Наверное, узрев предмет вожделения, забыл обо всем на свете, мечтая лишь о прощальном лобзании…
Я посмотрел на Оксану. Она не обращала никакого внимания на Гаврилу, уставившись на Филимона. Странное что-то творилось с ее лицом. Его черты — черты чарующей красоты — подергивались, словно отражение в глубоком колодце. Сквозь смуглую кожу пока еще неясно проглядывали пугающие очертания…
— Зло! Зло! — кричала Прибрежная Галька, указывая пальцем на Оксану. — Большое зло! Страшное зло! Вернись!
Филимон сжал вскинутую руку в кулак, и я всё понял! Рискуя сорвать операцию, подпрыгнул что было сил, по головам, по плечам сгрудившихся людей кинулся перехватывать Гаврилу. А тот, боясь открыть глаза, уже влезал на телегу.
— Отрок… — изумленно просипел богатырь Георгий. — Чего тебе надобно?
— Оксанушка… — тихонько простонал Гаврила. Филимон выкрикнул первые фразы заклинания, вызывая духов.
С неба грянул гром, и то, что секунду назад было очаровательной индианкой Оксаной, взметнулось вверх, раскладываясь, словно пружина. Платье разлетелось клочьями. Голова койота на змеиной шее, запрокинувшись, провыла в мгновенно потемневшее небо проклятие на никому не понятном языке. Чудовищное ящероподобное тело скрутилось узлом вокруг ошалевшего богатыря.
— Мой! — прошипел Тависка, поигрывая в пасти раздвоенным языком, и желтые его глаза — глаза койота — вспыхнули.
— Смерть! — взвизгнул Филимон.
* * *
