следующий день турки предприняли новую попытку отразить русских, но безуспешно.
Позднее Каменский сообщит Кульневу: «Вследствие всеподданнейшего моего представления об отличных подвигах, оказанных вашим превосходительством в сражении 11 и 12 июня при занятии позиции у крепости Шумлы, его императорское величество, вместо испрашиваемой мною аренды, всемилостивейше повелеть соизволил производить в течение двенадцати лет по тысяче рублей ассигнациями ежегодно из Государственного банка, о чем и последовал на имя министра финансов высочайший указ».
Своеобразно распорядился Кульнев этой значительной суммой, «всемилостивейше» пожалованной ему. Все эти деньги он отдал в приданое своей племяннице, которая лишилась матери. А сам продолжал вести «суровый и простой образ жизни». В письме к брату он писал: «Я все живу по-старому, сплю на сене и ношу одну изодранную и прожженную шинель, а где долг службы требует — там весь в серебре. Но что касается до воина, то бедность его венчает, соделывает непобедимыми…»
Бой под Шумлой был не единственным в этой войне для Кульнева. Поражает работоспособность Кульнева. Он целыми сутками не смыкал глаз, приговаривая: «Я не сплю и не отдыхаю для того, чтобы армия спала». А если приходилось прилечь, то «все разоблачение его на ночной сон состояло в снятии с себя сабли, которую он клал у изголовья… При первом известии… о выстреле или о движении неприятеля Кульнев являлся и… на самом месте происшествия и своими глазами он видел, нужно ли поднимать весь авангард или часть его», — вспоминал Денис Давыдов, проделавший вместе с Кульневым почти всю турецкую кампанию.
В ходе боя благодаря успешным действиям отряда Кульнева левое крыло неприятеля было опрокинуто и отрезано от Дуная. Тогда главнокомандующий приказал своему брату атаковать большой лагерь турок с фронта, а Кульневу с тыла. Нападение графа Каменского 1-го было неудачным. А Кульнев отвечал донесением: «По крутости возвышения нет возможности исполнить ему повеление». К Кульневу поскакал адъютант с повторным приказом немедленно атаковать. Кульнев прислал прежний ответ. Тогда разгневанный Каменский лично послал к отряду Кульнева.
— Что у вас такое, генерал? — сердито спросил он у Кульнева, соскочив с коня. — Почему прекращены атаки?
— Бесполезно теряем людей, ваше сиятельство, — ответил Кульнев. — Превосходство неприятельской артиллерии столь очевидно…
Не дав договорить, Каменский сорвался:
— Вздор! Чепуха! Приказываю возобновить!
— Я доложил вашему сиятельству, — стараясь держаться как можно спокойнее, повторил Кульнев, — почему атаки не удаются.
— Потому что начальники, — перебил Каменский, — не подают примера храбрости, а много умничают и рассуждают!
Кульнев побледнел.
— Граф, вы слишком скоро забыли про Куортане и Оровайс.
При этих словах Каменский пришел в ярость, затопал ногами и приказал арестовать Кульнева.
Яков Петрович хладнокровно отстегнул саблю, бросил ее к ногам главнокомандующего и спокойно произнес:
— Вы можете отнять ее у меня, граф, но более от вас я ее не приму… — И уехал с поля сражения.
Этот эпизод лишний раз свидетельствует о прямоте Кульнева, его решимости отстоять свою правоту и подтверждает его «бережливость на солдатскую кровь».
1812 год. Западная граница государства Российского. Каждый русский человек, искренне любящий отечество, чувствовал, что войны с Францией не миновать.
К войне у Кульнева свое отношение. Да, он на поле брани не щадил «ни живота своего», ни жизни противника. И известность свою он приобрел благодаря подвигам, совершенным в шести кампаниях. И тем не менее он писал: «…в самом веществе война самое успешнейшее не что иное есть, как истребление рода человеческого и разорение жителей, на что без содрогания сердца нельзя взирать». А в одном из писем к брату восклицал: «О! война гибельная для роду человеческого: не токмо те страждут, кои участвуют в оной, но и вы несчастные, чувствуете бремя оной…»
Но встретить врага он готов был во всеоружии. «Во имя отечества и во славу отечества» — эти слова часто звучали в его приказах. «Отечеству, коему нет подобных во всей вселенной», — пишет он в одном из своих писем.
Об этом же свидетельствует и такой примечательный факт из его личной жизни. Кульнев не был женат, и вдруг его «на старости лет одолела любовь» к мадемуазель Г. Пул…вой (кто скрывался за этой фамилией, осталось неизвестным, так как Кульнев в письмах к любимой, употребляя самые нежные эпитеты, никогда не называет ее по имени).
Дело дошло до обручения. Одним из требований, на котором твердо настаивала невеста, был уход Кульнева в отставку. Он убеждает, просит отложить свадьбу до лучших времен «буде бог сохранит мою голову», но невеста неумолима. Она пишет Кульневу письмо, ставшее причиной окончательного разрыва.
«Повторяю вам, — отвечает он ей в последнем письме, — еще, что ничто на свете, даже самая любовь, которую к вам питаю, не возможет никогда отвратить меня от сердечных ощущений беспредельной любви к отечеству… и что, поступив иначе, я заслуживал бы более ваше презрение, нежели любовь… Прощайте, любезная и жестокая очаровательница, будьте здоровы и вспоминайте иногда о верном вашем друге».
…Началась война. Русские армии отступали в глубь страны под натиском превосходящего в силах неприятеля. Гродненский гусарский полк[19] входил в состав 1-й армии, которой командовал Барклай-де-Толли. Непосредственным же начальником Кульнева был командир 1-го пехотного корпуса генерал П. X. Витгенштейн. Корпус занимал значительный участок по фронту от Россиен до Кейдан. Авангард войск Витгенштейна, возглавляемый Кульневым, находился у селения Юрбург. Общая численность корпуса Витгенштейна составляла 25 тысяч человек при 108 орудиях.
Фигура командующего графа Витгенштейна и действия его корпуса остались несколько в стороне от всеобщего внимания лишь только потому, что взоры всей России были прикованы к главному направлению, на котором вершилась судьба Русского государства, — к Москве. И это справедливо, но в то же время нельзя забывать, что корпус Витгенштейна являлся фактически единственным препятствием на пути наполеоновских войск к столице.
Но вот выбор «ангела-хранителя», которым, по мнению императора, должен был стать Витгенштейн, оказался явно неудачным. Для выполнения такой ответственной задачи он не соответствовал, так как был полководцем нерешительным и посредственным. К тому же ответственная роль защитника Петербурга его сильно подавляла. И неизвестно, как бы развивались события, если бы не солдаты и офицеры его корпуса, в большинстве своем участники шведской и турецкой кампаний, имевшие богатый боевой опыт. С кем же предстояло Витгенштейну скрестить оружие? Его противниками были маршалы Макдональд и Удино.
В распоряжении Удино было 28 тысяч человек. У Макдональда — 32 тысячи. Оба маршала по военным дарованиям были на голову выше Витгенштейна, но тем не менее действия их не увенчались успехом. А причина одна — героизм и мужество русских солдат и офицеров. «Надо зарубить себе на носу, — не раз повторял М. И. Кутузов, — что солдат русской армии является сокровищем, его нужно беречь».
Корпус Витгенштейна отступал. Замыкал отступление арьергард под командованием Кульнева. Полуденный июньский зной, густо замешанный на пыли, поднятой десятками тысяч ног, копыт, колес, был беспощаден. Грязно-желтый налет покрывал траву, листву, оружие, амуницию, лица я, смешиваясь с потом, превращал их в каменные маски. Кульневу хорошо была известна эта дорога по маневрам. Некогда на нее, заслышав молодецкую песню с присвистом, гурьбой выбегали босоногие ребятишки, сбегались крестьяне, бросив работу в поле, деревенские улицы покрывались пестрым покрывалом девичьих сарафанов и платков, надежно скрывавших любопытство и восхищение. Теперь все было по-иному. Пустынны были поля, на которых начинала колоситься выжженная солнцем рожь, сиротливо выглядели покинутые деревни, безлюдны были улицы и обочины. С лица Кульнева исчезла неповторимая улыбка, о которой говорили, что она к нему любого приважит, даже недруга… Наполеон стремился отрезать корпус от главных сил русской армии и требовал активных и решительных действий. Следуя указаниям императора, 16 июня Удино догнал
