сазана свою саблю. Утром, взволнованный, он просил бога о помощи, вспоминал родные места, жену, детей. Вспомнил Матвей Иванович и семейное предание о своем рождении, ставшее впоследствии народным.
Оно гласило, будто отец его, Иван Федорович, в день его рождения вышел из дому посмотреть на свое судно. Пролетавшая в это время птица уронила к его ногам кусочек хлеба. Он поднял хлеб и двинулся дальше, а когда подошел к реке, то вдруг большой сазан выпрыгнул к его ногам. Входит в дом, а ему говорят, что у него сын…
Суд при петербургском «ордонанс-гаузе» оправдал Платова, но военный суд, хотя и пришел к заключению о его невиновности, все же постановил: «За удержание сумм чрез немалое время у себя по точной силе воинского сухопутного устава 66 артикула, чину его без абщиду лишить».
На этом приговоре 9 декабря 1797 года Павел написал: «За все значащееся по сему делу… исключить из службы и Платова отправить к Орлову на Дон, дабы держать его под присмотром в Черкасске безотлучно».
Через несколько дней после суда Матвею Ивановичу принесли саблю. Он схватил ее, обнажил и радостно воскликнул:
— Вот она! Она меня оправдает!
13 декабря 1797 года Платов выехал на Дон. Однако в Москве его догнал фельдъегерь с письмом от князя Куракина, в котором сообщалось «высочайшее повеление Платову ехать в Кострому и жить там безвыездно». Одновременно Куракин отправил секретное письмо костромскому гражданскому губернатору Островскому. В нем указывалось: «…О не выездном его в Костроме пребывании и за образом его жизни прошу меня уведомлять».
Из Москвы на Дон войсковому атаману В. П. Орлову было отправлено известие об аресте Платова.
24 декабря 1797 года Матвей Иванович прибыл в Кострому. Здесь он явился к Б. П. Островскому и в тот же день отослал письмо Куракину с оправданием по всем пунктам своего обвинения. Потянулись томительные дни ссылки.
Платов, унылый, бродил по Костроме, посещал дом губернатора, часто встречался с А. П. Ермоловым, также сосланным в этот город.
Они быстро сошлись с Алексеем Петровичем.
Платов очень тосковал по Дону и часто рассказывал Ермолову о его славной истории, своей многочисленной семье.
После смерти первой супруги Матвей Иванович женился на вдове полковника Кирсанова Марии Дмитриевне, урожденной Мартыновой. От первого брака у него был двадцатилетний сын Иван. А на Дону его ожидали одиннадцатилетняя Марфа, девятилетняя Анна, восьмилетняя Мария, шестилетний Александр, четырехлетний Матвей и двухлетний Иван.
Однажды гуляя по городу, Платов даже предложил Ермолову после освобождения из ссылки жениться на одной из дочерей и обещал под его начало казачий полк.
В июне 1799 года Платов обратился к генерал-прокурору с письмом, в котором просил вернуть его на службу или отправить на Дон к семье.
Получив письмо от Платова, генерал-прокурор наложил на нем резолюцию: «Оставить без ответа, как дело, в которое я вмешиваться не смею».
Вскоре, 9 октября 1800 года, Платова отправили в Петербург и заключили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Платов не мог понять, что опять случилось.
Только в январе 1801 года, на суде, он узнал о причине своей очередной опалы, Еще в сентябре 1800 года войсковой атаман В. П. Орлов, видевший в Платове своего главного соперника на атаманский пост, в рапорте Павлу I обвинил Платова в том, что он якобы принимал чужих крестьян, а в дальнейшем, чтобы запутать возможное следствие, подменил «ревизские сказки». На основании этого рапорта 1 октября 1800 года генерал-прокурор сделал императору доклад, в котором сообщалось о необходимости «посажения Платова по привозе в равелин».
С 14 октября 1800 года Платов находился в заключении в тесном каземате Петропавловской крепости. Тяжело пришлось лихому казаку вдали от родных степей, любимого Дона, милого семейства.
Вспоминая тяжелые дни заточения, сам Матвей Иванович говорил: «Летом в этом каменном мешке была холодная, пронизывающая сырость, от которой узник хворал жестокою горячкою, а зимой от печей несло таким чадом, от которого глаза ело как от хрена».
11 января 1801 года Платова судил сенатский суд. Он вынес решение: «…Не находя таких дел, по коим бы генерал-майор Платов подлежал суду, о сем обстоятельстве всеподданнейше донести на благоусмотрение Вашего величества».
На сенатском рапорте была наложена резолюция: «Высочайше повелено освободить и из равелина выпустить, об известной же экспедиции объявить».
Павел I, раздраженный провокационным поведением своих союзников Англии и Австрии, порвал с ними отношения и почти одновременно оформил союз с Наполеоном I. Одним из условий этого союза являлось немедленное нанесение удара по Индии — богатейшей колонии Англии.
Первыми в Индию должны были вступить донские казаки. Для этого похода требовался храбрый предводитель. Советники государя предложили Платова. Император немедленно потребовал его к себе.
Когда комендант крепости сообщил Матвею Ивановичу об этом, тот не поверил и даже подумал, что его хотят казнить.
Перед выходом из крепости цирюльник побрил, постриг атамана, повел в баню и принес ему новую генеральскую форму. Интересно, что этот мундир принадлежал одному из преследователей Платова, который потом и сам был арестован.
Матвея Ивановича в сопровождении фельдъегеря доставили к императору.
— Здравствуй, Матвей Иванович. Очень рад тебя видеть, — сказал государь, подводя Платова к карте, где изображался путь от Оренбурга до Индии. — Видишь эту дорогу, знаешь ты ее, она тебе знакома?
— Да, знакома, — растерянно ответил Платов, не зная ее совершенно.
— Пойдешь с казаками по этой дороге в Индию, Матвей Иванович?
— Пойду, ваше величество, — ответил тот.
Павел I, видимо пытаясь примириться с опальным казачьим атаманом, возложил на него командорский крест ордена святого Иоанна Иерусалимского и разрешил трехдневное свободное пребывание в Петербурге.
