воинов. Даже те из них, кто по долгу службы и не находился, строго говоря, в строю, взяли в руки оружие. В своем донесении Неверовский впоследствии отмечал этих людей. Так, шталмейстер Харьковского драгунского полка Карасинский, заметив, что штандарт оного в опасности, поспешно собрал полсотни казаков и обратил гусар в бегство. За этот подвиг Карасинский был представлен к «переименованию в строевые с произвождением в подпоручики».
Аудитор же Егерского полка Марков, оказавшийся волею судьбы в адъютантах, «исполнял поручения с храбростью и в точности отдавал приказания, как положено».
Пять часов, отбиваясь пулями и штыками, шел отряд Неверовского по Смоленской дороге. Позади уже было двенадцать верст. Вот он уже приблизился к речушке, где их ждал Назымов с полком егерей и двумя пушками. Егеря, увидевшие неравный бой своих товарищей, пошли на выручку. Пушки открыли огонь. И случилось непредвиденное. Полагая, что здесь дивизию Неверовского ждут большие силы, французы остановились!
Неверовский благополучно переправил свой отряд через реку, где продержался до вечера. Дав войскам отдохнуть и разобраться по полкам, он вечером отошел к Смоленску. Потери отряда были большие — 1200 рядовых и 20 офицеров. Погиб адъютант генерала подпоручик Евсюков.
Сражение небольшого отряда Неверовского, сумевшего отбиться от огромной армии Мюрата у Красного, произвело на всех огромное впечатление. В русской армии оно вызвало восхищение и уважение к боевым качествам дивизии.
Неожиданное для Наполеона сопротивление дивизии Неверовского сорвало замысел Бонапарта внезапно выйти к Смоленску, овладеть им, а затем ударить по русским армиям с тыла. Отряд Неверовского задержал продвижение захватчиков на целые сутки. Князь Багратион, которому и самому неоднократно приходилось воевать в подобных условиях, писал в донесении Александру I:
«Нельзя довольно похвалить храбрости и твердости, с какою дивизия, совершенно новая, дралась против чрезмерных сил неприятельских. Можно даже сказать, что примера такой храбрости ни в какой армии показать нельзя».
Естественно, реакция французов была совсем иной. Наполеон был очень недоволен действиями своих отрядов под Красным. «Я ожидал всей дивизии русских, а не семи отбитых у них орудий», — сказал он Мюрату. Французы объясняли свою неудачу тем, что местность помешала им использовать артиллерию. Ошибочными были приказы и действия Мюрата, который посылал свои полки в атаку не все вместе, а по мере их подхода. Но враги не могли не признать отличных действий Неверовского. Французы так писали о ситуации под Красным: «…красненское дело являет достопамятный пример превосходства хорошо выученной пехоты над конницею». Секретарь Наполеона занес в свой дневник: «Самая блистательная храбрость наших солдат истощается; ударяя в густую колонну, они рубят ее, но не могут сломить». Еще один французский офицер в восхищении писал: «Неверовский отступал как лев!»
Но не стоит переоценивать благородство французов, их способность воздать должное достойному противнику. Ибо уже в 13-м бюллетене армии Наполеона сообщалось, что 27-я дивизия русских в составе 5 тысяч пехоты и 2 тысяч кавалерии при 12 орудиях «была атакована и рассеяна в одну минуту», потеряв при этом половину своего состава.
Да что там французы. В Петербурге подвиг Неверовского и его отряда тоже не нашел достойной оценки. Например, ордена за красненское дело пришли в дивизию лишь в 1813 и 1814 годах, когда многих, включая самого Неверовского, уже не было в живых.
Как подвиг сохранилось в памяти русского народа героическое отступление отряда под руководством Неверовского, сумевшего сдержать наступательный порыв французов и сохранить основные свои силы. Многие годы спустя после завершения войны 1812 года и изгнания французов с русской земли в русском обществе жила память о подвиге этого отряда и о том, насколько не оцененным остался этот подвиг со стороны официальных властей. Даже спустя 99 лет после окончания войны с Наполеоном, в 1911 году, в дискуссии, развернувшейся на страницах газеты «Русский инвалид», с горечью было констатировано:
«Мы удивительно робки там, где не следует…»
Лишь в 1912 году именем прославленного генерала был назван Симбирский пехотный полк, который входил в 27-ю дивизию.
Отступая к Смоленску, отряд Неверовского встретил войска из корпуса генерал-лейтенанта Раевского. Раевский долго и с удивлением смотрел на Дмитрия Петровича, а потом заключил его в объятия.
— А Беннигсен сообщил мне, что вы погибли, — сказал он, искренне радуясь возвращению Неверовского…
Дивизия генерала Неверовского заняла оборону на левом фланге в предместье Рачевка.
4 августа в семь часов утра загремел бой. Французы начали артиллерийский обстрел русских позиций. От ядер и гранат загорались деревянные постройки предместья. Обороняющиеся несли большие потери, не успев даже открыть ответный огонь. Но вот неприятель пошел вперед. 27-ю дивизию атаковали войска Понятовского. Поляки, со времен Лжедимитрия считавшие город неотъемлемой частью Речи Посполитой, дрались с невероятным упорством. Среди горящих домов вспыхнула рукопашная схватка, в которой русские, в центре которых по своему обыкновению находился Неверовский с адъютантами, дрались с не меньшим ожесточением. Командир дивизии хладнокровно отдавал распоряжения.
Но вот напор поляков усилился, их фигуры замелькали на улицах предместья, неприятельская артиллерия усилила свой огонь. В какой-то миг виленцы не выдержали жестокого нападения и подались назад. Но Неверовский вовремя подкрепил их двумя ротами под командой майора Безобразова, который тут же повел солдат в штыки. Неожиданно под ногами офицера взорвалась граната. Осколки перебили ему руку. Стоявший рядом подпоручик Ярославов тоже был ранен. Казалось, что атака неминуемо захлебнется. Но Безобразов и Ярославов ни на минуту не остановились, и раненые продолжали вести виленцев в штыки. Поляки вновь откатились.
Дивизия, прошедшая закалку под Красным, умело и уверенно оборонялась.
К вечеру французы снова пошли вперед. Их удар был очень силен. В Рачевском предместье, как и вокруг города, снова закипел бой. Неверовский лично повел батальоны в штыки.
В ночь с 4 на 5 августа корпус Раевского был заменен корпусом Дохтурова. Но 27-я дивизия продолжала оставаться на прежнем месте. С рассветом бой возобновился.
В три часа дня началась генеральная атака армии Наполеона. Используя огромное преимущество в артиллерии и пехоте, он опять овладел предместьем.
У Никольских ворот батальоны 27-й дивизии дрогнули. Прибывший сюда граф А. И. Кутайсов и Неверовский стали останавливать попятившихся пехотинцев. Неверовский гневными словами укора остановил дрогнувших бойцов. Вот как впоследствии описывали эту ситуацию историки: «Лицо и вся фигура его дышали отвагой, взор кипел могучим негодованием, его героическая наружность производила неотразимое впечатление. Он был одет как на праздник. Новые эполеты, из-под расстегнутого мундира… виднелась тонкая белая рубаха со сборками, блестящая и готовая сталь в сильной руке. Он был красив и действовал могущественно на дух солдата. Заметив графа Кутайсова, он громко спросил: „Кто здесь мешается не в свое дело?“ Кутайсов назвал себя и спросил: „Вы кто?“ — „Я — Неверовский“, — последовал ответ. Этот славный вождь вдохнул отвагу в свои отступавшие полки, остановил их, обратил на врага, послал на смерть или победу».
…Бой гремел по всей линии обороны Смоленска. Рвущихся в город поляков отбивали огнем артиллерии и ружей, штыками. Используя разрушительное действие своих пушек, поляки через проломы в стенах проникли в город. Положение становилось критическим. Неверовский приказал адъютанту штаб- капитану Гавриленкову направить к месту прорыва обороны ближайшие подразделения. Не успев проскакать и нескольких метров, Гавриленков был ранен в плечо. Двигаться на лошади он дальше не мог. Зажимая рукой кровоточащую рану, он разыскал подполковника Рындяна и через него передал слова генерала. Вскоре три роты симбирцев, поддерживаемые двумя пушками, уничтожили прорвавшегося неприятеля.
Наполеон вводил в бой все новые и новые войска. В Рачинском предместье, а именно прорывом на
